3. Через перевал Лаоелин

3. Через перевал Лаоелин

Мы только что вернулись на опорную партизанскую базу после операций в контролируемых врагом районах, как нам снова пришлось покинуть Ванцин с вещмешками на плечах. Чжоу Баочжун, действовавший в Северной Маньчжурии, прислал ко мне связного с просьбой о помощи. Я воспринял его просьбу со всей серьезностью. Чжоу Баочжун был моим близким соратником, который имел с нами тесные связи еще со времен совместной работы в Антияпонском солдатском комитете и боролся вместе с нами за достижение общей цели. Наша с ним дружба еще больше окрепла после боя в Лоцзыгоу, хотя он был старше меня лет на десять. И теперь я считал своим священным интернациональным долгом откликнуться на просьбу Чжоу Баочжуна и поэтому торопился с подготовкой к походу в Северную Маньчжурию.

В третьей декаде октября 1934 года, когда хлопьями падал снег, североманьчжурский экспедиционный отряд, состоящий из трех рот в составе 170 с лишним человек, подобранных в (Ванцине, Хуньчуне и Яньпзи, выступил из Дуйтоулацзы и начал подниматься на перевал Лаоелин.

Природа хранит в себе поистине тайне твеннуюсилу. Горные хребты разделяют то государственные территории, то пределы провинций и уездов. Зачастую барьеры горных хребтов становятся своего рода фактором, определяющим уровень развития политики, экономики и культуры. Перевал Лаоелин, как крутой природный барьер, разделяет Маньчжурию на Восточную, Северную и Южную. Именно он отсекает Северное Цзяньдао от Восточного, а Восточное Цзяньдао от Западного. На юге и на севере от этого барьера наблюдаются резкие контрасты и в рельефе местности. На юге высокие горы теснятся сплошной грядой, тогда как на севере немало обширных равнин, какие можно видеть только в Хонамском районе Кореи. Большинство жителей Восточной Маньчжурии южнее перевала Лаоелин были уроженцами провинции Северный Хамген, в то время как среди людей, поселившихся севернее перевала, было много выходцев из провинций Северный и Южный Кенсан.

Следует отметить, что по уровню сознательности люди Северной Маньчжурии в какой-то мере отставали от жителей Восточной Маньчжурии. Следовательно, у них и революционный энтузиазм был ниже, чем у соседей на востоке. Однажды Чжоу Баочжун искренне признался, что заниматься политическим просвещением среди населения Северной Маньчжурии намного труднее, чем повышать сознательность жителей Восточной Маньчжурии. Естественно, такое положение не могло не тяготить коммунистов Северной Маньчжурии. И если хотя бы немножко помочь им разрешить эти трудные вопросы, то это будет полезным делом для гармоничного развития революции на Северо-Востоке Китая.

Мы планировали в дальнейшем превратить Южную и Северную Маньчжурию, не говоря уже о Восточной Маньчжурии и Корее, в арену деятельности наших крупных партизанских отрядов, Делать все от нас зависящее для сотрудничества и взаимодействия с соседями было нашей неизменной позицией, которой мы придерживались с самого начала. Вот почему мы считали встречу с Ли Хон Гваном и Ли Дон Гваном одной из главных целей нашего выступления в Южную Маньчжурию и прилагали неимоверные усилия для этого.

Помочь Северной Маньчжурии-означало бы и оказывать помощь Ким Чаку, Чвэ Ён Гону, Хо Хен Сику, Ли Хак Ману, Ли Ге Дону и другим корейским коммунистам, развернувшим партизанскую деятельность в этом районе.

В экспедиционном отряде царил огромный душевный подъем с самого начала похода. Знакомство с новой местностью, как правило, вызывает у людей прекрасную, как радуга, мечту. К тому же бойцы экспедиционного отряда были в большинстве своем юношами 18 — 20-летнего возраста, у которых любопытство, стремление к познанию мира сильнее, чем у кого-либо другого. Я вел за собой отряд, переживая такие же волнения, какие были у всех.

Однако с момента выступления нашего экспедиционного отряда из Дуйтоулацзы я то и дело ощущал какое-то непонятное беспокойство, которое всячески тормозило мои действия. Чем дальше отдалялся отряд от партизанского района, тем сильнее охватило меня это беспокойство.

Я направлялся в Северную Маньчжурию в то время, когда опорные партизанские базы в Восточной Маньчжурии все еще не избавились полностью от угрозы окружения и атак со стороны врагов. Специальная долговременная операция оккупантов по «обеспечению безопасности» была в то время главной карательной программой, разработанной японскими империалистами. Разумеется, они бы желали взять реванш за поражение, которое потерпели накануне, натолкнувшись на летнее наступление Корейской Народно-революционной армии. Теперь же они пытались окружить и удушить нашу армию путем затяжной войны.

Основное содержание программы японских карателей состояло в том, чтобы разделить полтора года — время, отведенное на ее претворение в жизнь, с сентября 1934 по март 1936 года-на три этапа, при этом начать операцию в тех местах, где была в какой-то мере обеспечена безопасность, а затем постепенно действовать, вплоть до уничтожения последнего опорного пункта КНРА. Окружение и атаки, сочетаемые с тактикой расширения оккупированных районов «шаг за шагом», а также с тактикой затяжной войны, предполагавшей продолжительное время для боевых действий, могли бы, в конце концов, привести к удушению революции.

Несомненным было то, что походв Северную Маньчжурию, совершенный нами в этот период, позволил нам пробить большую брешь в планах японских агрессивных войск, пытавшихся совершить осадно-наступательную операцию.

Однако в то время судьбе партизанского района угрожала и другая, не менее серьезная опасность, чем запланированная осадно-наступательная операция врага. Я имею в виду борьбу против «Минсэндана», развернувшуюся во всех районах Цзяньдао крайне левацки настроенными элементами. Вопреки первоначальной задаче, поставленной восточноманьчжурской парторганизацией, эта борьба была использована для неблаговидной политической цели некоторых честолюбцев, карьеристов, национал-шовинистов и фракционеров-низкопоклонников, захвативших в то время руководство. Это повлекло за собой серьезные последствия, которые привели к расколу и деградации революционных рядов изнутри и, в конце концов, угрожали существованию опорной партизанской базы.

Страшная дубинка беспощадной ликвидации «реакционеров» ежедневно умертвляла без всякого разбору многих настоящих революционеров, беззаветно преданных своему делу, а также многих патриотически настроенных людей. Абсолютное большинство населения и воинов опорной партизанской базы оказалось под подозрением в причастности к «Минсэндану».

При этом нельзя было не обратить внимания на то, что острие «антиминсэндановской» борьбы было направлено на корейцев, в частности, на руководящее ядро, самые лучшие кадры этой национальности, работавшие на ответственных постах в партии, в армии и в массовых организациях. В ликвидации «реакционеров» мишенью под дулами винтовок становились, как правило, передовые работники, бойцы, активисты, пользовавшиеся доверием и любовью масс. Одним из примеров тому явилось то, что секретарь Ванцинского укома партии Ли Ён Гук был казнен после того, как ему приклеили ярлык «минсэндановца». По-прежнему находился под наблюдением командир Ванцинского батальона Рян Сон Рён, который одно время был заточен в тюрьму для «минсэндановцев» и с трудом выпущен на волю в результате нашего поручительства. Под вывеской ликвидации «реакционеров» некоторые властолюбцы и интриганы района Цзяньдао преследовали таким образом истинных революционеров. Вынуждены были бежать из партизанского района заведующий военным отделом уездного парткома Ким Мен Гюн и секретарь 1-го участкового комитета партии Ли Ун Гор, которых ожидала казнь в связи с подозрением в причастности к «Минсэндану».

К концу октября наманьчжурском материке выпал большой снег, подули сильные ветры. Северяне издревле называют этот ветер сибирским.

И в тот день, когда мы отбыли из Дуйтоулацзы, на перевале Лаоелин преградил нам путь свирепый снежный ветер. Перевал напоминал форму согнутого в дугу лука при стрельбе. Само слово «Лаоелин», если буквально его перевести, означает «перевал старого деда». Так был высок и крут тот перевал. Мы целый день карабкались наверх, пытаясь преодолеть преграду. Ли Сон Рим не раз раздраженно бормотал: «Что это за такое крутое восхождение!»

На всем трудном пути Ко Бо Бэ ободрял и вдохновлял боевых друзей своим особым мастерством. Выше уже говорилось вкратце о том, что после того, как Тун Чанжун был брошен в Лунцзинскую тюрьму. Ко Бо Бэ, получив от нас задание, внедрился в ту же камеру, притворившись карманным вором. Он-то и передал ему наш план. У этого парня была неповторимая ловкость рук, он мог моментально и незаметно очистить карманы у всех собравшихся на большом базаре. Она-то, эта ловкость, позволила бы ему при желании стать богачом не хуже миллионера.

Было весьма странно, да и действительно похвально то, что такой человек ушел в дальние горы и с головой окунулся в трудные будни революции.

Впрочем, ловкость рук была лишь частью того особого мастерства, которым он обладал. Его еще более чудесным ценным искусством явилось умение изображать всевозможные звуки и исполнять клоунские номера. Стоило ему приложить пальцы ко рту, как издавались самые невероятные и таинственные звуки. Выражением лица с играющими глазами, постоянно меняющимися губами он заставлял хохотать даже строгого и невозмутимого командующего 2-го корпуса Ван Дэтая. Никто не мог оставаться равнодушным, когда он прыгал на одной ноге, забросив вторую чуть ли не на шею. Когда Ко Бо Бэ ходил по улицам, взвалив мешок на плечо и распевая песню бродячего певца, он выглядел точь-в-точь придурковатым недорослем, что помогало ему обводить врагов вокруг пальца.

При помощи такого мастерства, умения менять свою внешность он добывал разведывательные данные о положении противника, часто бывая в городах и поселках. Во время своих вылазок он приобрел прозвище Ко Бо Бэ («Бо Бэ» означает «сокровище» — ред.). По-видимому, его стали так звать, потому что действительно ценили этого человека, как сокровище. Среди боевых друзей Ко Бо Бэ почти не было такого, который бы звал его настоящим именем. Я тоже звал его буквально прилипшим к нему прозвищем. Поэтому было малоизвестно его настоящее имя.

Говорили, что он уроженец провинции Северный Хамген или провинции Южный Хамген, а то и провинции Канвон. Сам Ко Бо Бэ точно не помнил, где он родился. Когда спрашивали Ко Бо Бэ, где его родной край, он отвечал, что родился в Корее, где-то на берегу моря. При этом утверждал, что попал в Маньчжурию грудным ребенком, а родители его рано умерли, так что ему неизвестно, где его родной край. С детства он начал заниматься физическим трудом и стал мастером на все руки. Мог работать и кузнецом, и строителем дома, и парикмахером.

Одно время Ко Бо Бэ выполнял обязанности связного, обеспечивающего связь между Восточной и Северной Маньчжурией. Он никому не говорил без надобности, где и кем работает. Иногда кто-нибудь из товарищей спрашивал его: «Бо Бэ, что ты делаешь в последнее время? Ты действительно боец партизанского отряда?» Он отвечал на это твердым «да». А когда его спрашивали, не он ли инспектор, тоже отвечал «да». При этом он всегда улыбался лукаво, чтобы собеседник не мог определить, говорит ли он всерьез или в шутку. Это был своеобразный способ Ко Бо Бэ, который он применял для маскировки своих служебных секретов.

Ко Бо Бэ относился ко мне с глубоким уважением, и я тоже полностью доверился ему и любил этого парня.

Когда мы поднялись на вершину Лаоелина, два японских двукрылых самолета покружились над перевалом на малой высоте и удалились. Наверняка, преследовавший нас карательный отряд противника сообщил своему штабу о направлении движения нашей экспедиции.

В тот день с утра до вечера валил необыкновенно густой снег. Все склоны и ущелья севернее перевала Лаоелин утопали теперь в сугробах, и трудно было ориентироваться. Вдобавок, во второй половине дня поднялась вьюга. Не говоря уже о нас, редко побывавших в Северной Маньчжурии, даже Ко Бо Бэ, который знал рельеф этой местности, как свои пять пальцев, пришлось тыкаться направо и налево, не в силах точно определить то направление, куда нам следует двигаться дальше. И все-таки мы сбились с пути в пункте, расположенном в 32 километрах от Бадаохэцзы. Пришлось приостановить движение. Под зимней стужей, в снежной завесе, бойцы отряда с надеждой смотрели мне в лицо. Хмурый был вид у Ко Бо Бэ, всегда веселого человека. А сейчас он стоял передо мной, понурив голову, будто совершил тяжкое преступление.

— Ежегодно на этом перевале погибали путники в сугробах, сбившисьспути. И в прошлом году здесь замерзли 7 или 8, точно не знаю, солдат китайского антияпонского отряда. Не следует ли нам вернуться в то место, где есть селение, и переночевать там, а затем продолжать поход, когда утихнет ветер, — осторожно предложил Ко Бо Бэ, с тоской посматривая на северные склоны ущелья Лаоелина, покрытые белым ковром.

Я не принял его предложения, ибо понимал, что не только бесполезно, но и вредно в такой момент отступление перед трудностями.

— Нет, этого нельзя делать. Нечего нам бояться. Там ты, Бо Бэ, часто проходил, к тому же еще несколько дней назад. Ведь перевал Лаоелин не мог превратиться в перевалы Хаэрбалин или Муданьлин. Значит, где-нибудь должен быть путь. Кстати, у меня есть компас и можно держать путь прямо на север. Не надо только ничего бояться. Ну, пошли смелее. Товарищи в Северной Маньчжурии ждут нас.

Мои слова ободрили Ко Бо Бэ. Он зашагал вперед, издавая губами гул мотора автомобиля и настойчиво пробиваясь сквозь сугробы. Слыша этот гул, все бойцы так весело хохотались, что как бы потрясало весь Лаоелин.

Мы продолжали поход и следующий день и лишь после этого наткнулись на небольшой китайский поселок. Не успели мы туда войти, как неожиданно напал на нас японский карательный отряд из соседнего поселка. Тут-то и произошел наш первый бой в Северной Маньчжурии, где до этого японский карательный отряд и марионеточные войска Маньчжоу-Го ни разу еще не вступали в бой с Народно-революционной армией. До тех пор они обычно имели дело лишь с разрозненными и бессильными вооруженнымигруппами, такими, например, как шайка местных бандитов и лесной отряд, которые, только завидев каски японских солдат, удирали куда глаза глядят.

Японский карательный отряд, привыкший только преследовать и без труда уничтожать более слабого противника, и в тот денье победными возгласами налетел на нас, приняв, видимо, за группу местных бандитов или лесной отряд. Мы быстро поднялись в горы. Принимая бой с карательным отрядом, я один из взводов направил в обход чтобы нанести противнику ударе тыла. Каратели были ошеломлены, не ожидая от нас столь внезапного и сильного удара. В этом бою противник потерял много солдат убитыми и раненными.

Весть об этом бое широко распространялась по районам Северной Маньчжурии с помощью самих же врагов. «Из Восточной Маньчжурии пришли отряды «лаогаоли» и воюют они на славу. Кто командует ими? Может быть, это отряд Ким Ир Сена, атаковавший уездный центр Дуннин», — так строили догадки. Уже в то время в газетах появились сообщения о нашем отряде. Тогда еще враги пренебрежительно называли партизанский отряд «коммунистической бандой» или же давали неопределенные названия — «коммунистическая» или «антиманьчжоугоская» армия.

Наш экспедиционный отряд хотя и одержал победу в сражении с врагом, но он все же оказался в положении полной изоляции, когда негде было даже приготовить еду. Дело в том, что все жители села укрылись от нас.

Чтобы оставаться в населенном пункте до тех пор, пока не отыщется отряд Чжоу Баочжуна, нужно было все знать о местах расположения противника. Но здесь у нас не было ни разведывательной сети, ни знакомых людей. Так что мы не могли приступить к следующему этапу нашей деятельности. О том, где находится Нинаньский партизанский отряд, не знал толком даже Ко Бо Бэ.

Мы переночевали не в поселке, а в незнакомом горном ущелье. Наследующий день Ко Бо Бэ и О Дэ Сон, отправленные на разведку, нашли шалаш, где размещался Чжоу Баочжун. В этом шалаше я встретился с этим командиром, который вместе с 20–30 бойцами лечился после ранения. У него вскрылась старая рана от мины миномета, которую он получил, сражаясь в Лоцзыгоу. Она была воспалена, гноилась, хотя после того боя минуло уже несколько месяцев. Нам навстречу довольно далеко от шалаша вышел сам Чжоу Баочжун с посохом в руке, поддерживаемый бойцами.

— Как видите, я все еще никак не оклемаюсь, — сказал он, взмахнув посохом и грустно улыбаясь. Потом крепко сжал мою руку и продолжал:

— Очень рад вновь встретиться с вами. Помогите мне, как только можете.

В его коротком привете и взоре теплилась большая надежда на нашу искреннюю поддержку. Моя встреча с Чжоу Баочжуном явилась своего рода событием, символизировавшим новуюстраницу истории нашей антияпонской вооруженной борьбы. Эта встреча послужила отправным моментом для КНРА, которая вступила на путь всесторонних совместных действий с партизанскими отрядами, во главе которых стояли китайские коммунисты.

Мы уделяли серьезное внимание сотрудничеству с вооруженными отрядами, возглавляемыми коммунистами Китая. В свою очередь китайские коммунисты в Маньчжурии прилагали все усилия к осуществлению коалиции с нашими вооруженными отрядами, во главе которых стояли корейские коммунисты.

После инцидента 18 сентября повсюду были созданы и выступали против японской агрессии отряды Антияпонской добровольческой армии различных направлений и разновидностей, такие, как китайский антияпонский отряд, Армия спасения отечества, отряды Хунцянхуэй (Союз Красных Пик — ред.) и Дадаохуэй (Союз Больших Мечей — ред.), которые подняли знамя сопротивления, вопреки капитулянтской политике Чан Кайши. Коммунисты обеих стран — Кореи и Китая — придавали важное значение единому фронту с этими вооруженными отрядами и прилагали огромные усилия для его создания. Нечего говорить здесь о том, какие большие плоды принесли в конце концов эти усилия.

После 1934 года постепенно наступал период спада в деятельности Антияпонской добровольческой армии. Перед лицом усиленного наступления японских войск многие ее командиры ушли со своими отрядами во Внутренний Китай, а часть из них просто капитулировала или же превратилась в местных бандитов. Некоторые люди, такие, как Ши Чжунхэн, изменив свою руководящую идеологию, совершили поворот от национализма к коммунизму. Враги называли антияпонские отряды такой ориентации «политическими бандитами».

В сложившейся обстановке антияпонская вооруженная борьба в Маньчжурии развивалась в направлении создания армии со стройной системой путем объединения антияпонских народных партизанских отрядов, организованных и возглавляемых корейскими коммунистами, а также тех или иных антияпонских отрядов, находившихся под влиянием китайских коммунистов.

Чжоу Баочжун сказал, что не было гладким рождение Нинаньского антияпонского партизанского отряда. При этом он повторно осветил весь этот процесс. Основой этого отряда стали около 20 антияпонских бойцов, которых Чжоу Баочжун взял с собой при отправлении из Лоцзыгоу.

После роспуска Восточногиринского бюро и организации Суйнинского главного укома партии Чжоу Баочжун, ведавший военным отделом, без промедления приступил к расширению вооруженного отряда, опираясь на упомянутых 20 бойцов. Вскоре численность отряда превысила 50 человек: включилась в его отряд партизанская группа, состоявшая из корейцев. Потом этот отряд, благодаря неоднократным переговорам, добился объединения с отрядом Пин Наньяна, который имел свою базу в районе Эрдаохэцзы.

Чжоу Баочжун способствовал избранию Пин Наньяна командиром объединенного отряда, асам взял на себя руководство военным делом.

Настоящее имя командира было Ли Цзинпу. Но вместо настоящего имени его звали Пин Наньяном. Говорили, что в прозвище Пин Наньян кроется глубокий смысл.

«Пин Наньян» в буквальном смысле означает «усмирение южного края». В то время японские агрессивные вооруженные силы были сосредоточены в южном районе уезда Нинань. Тогда Ли Цзинпу поставил цель вести решительные бои с японскими захватническими войсками, дислоцированными в этой местности. В связи с этим вооруженный отряд Ли Цзинпу получил название «Пиннаньянский отряд», а его командира стали звать Пин Наньяном.

Уже один этот эпизод говорит о том, что Пин Наньян являлся настоящим храбрым мужчиной, отличающимся чувством высокого патриотизма. Он был смелым человеком, сильно ненавидящим японских оккупантов. Его крайне беспокоила недисциплинированность подчиненных. То же самое волновало и Чжоу Баочжуна, который был как бы главным руководителем отряда, фактически держал реальную власть в своих руках. При встрече со мной Чжоу Баочжун выразил свое пожелание, чтобы я вместо него провел соответствующую работу с Пин Наньяном.

— Хотя у Пин Наньяна сильно ячество, но он питает большие симпатии к вам, командующий Ким. Ведь именно корейский коммунист спас его от гибели!

Я ответил, что благодарен за столь высокое доверие и понимаю всю тяжесть ответственности, которая ложится намой плечи.

— Я верю в особую силу благотворного влияния командующего Кима. Ведь вы убедили командующих Юя и У, — с улыбкой добавил мой китайский товарищ.

Чжоу Баочжун ломал голову и над отношениямис китайскими антияпонскими отрядами. В районе уезда Нинань было много больших и малых антияпонских отрядов. Причем многие из них враждебно относились к коммунистам. Это представляло собой заметный риф, который немедленно необходимо было устранить в организации деятельности Нинаньского антияпонского партизанского отряда.

Антияпонские отряды Дапина, Сыцзихао, Чжаньчжунхуа, Жэньися, действовавшие, главным образом, в Бэйхутоу западнее города Дунцзинчэн, одно время сотрудничали с Пин Наньяном, но потом связи нарушились. Эти отряды питали вражду к коммунистам, к тому же Цзинъаньская армия склоняла их к капитуляции, вбивая клин между ними. Поэтому довольно трудно было предугадать дальнейшую судьбу этих отрядов.

Антияпонские отряды Шуаншаня и Чжуняна, занимавшиеся бандитизмом. на северо-западе от города Дунцзинчэн, тоже оказались под угрозой со стороны Цзинъаньской армии. Отряд Цзян Айминя, самый сильный среди многочисленных мелких антияпонских отрядов района Тандаогоу на востоке от Нинаня, также колебался после того, как был подвергнут жестокому карательному удару 13-й бригады японской армии.

В свое время были выдворены в Восточную Маньчжурию отряды, находившиеся под контролем Цзян Айминя, не выдержав натиска той же самой 13-й бригады. Тогда их бойцы бродили, занимаясь грабежом продовольствия. Был момент, когда они подали даже заявление о «добровольной капитуляции», но наши товарищи с трудом сумели приостановить их действия.

По словам Чжоу Баочжуна, отряд Чай Шижуна, находящийся близ Мачана, тоже стал менее активным, чем раньше, в своей деятельности. Он сетовал на то, что и в Нинане возникло «событие Чжаньчжунхуа», похожее на то, что произошло с отрядом Гуаня[14] в Ванцине, вследствие этого нелепого происшествия его отряд не может легально действовать. «Событием Чжаньчжунхуа» называли несчастный случай, имевший место до объединения отрядов Чжоу Баочжуна и Пин Наньяна. Когда отряд Пин Наньяна испытывал большие затруднения из-за распрей в своих рядах, бунтовщики, подпоив своих противников во главе с Пин Наньяном, разоружили их и удрали.

Пин Наньян остался тогда без маузера. Чтобы добыть оружие для своего отряда, оставшегося с пустыми руками, командир вместе со своими верными подчиненными разоружил отряд Чжаньчжунхуа, находившийся под Наньхутоу и собиравшийся капитулировать. Он вооружил своих солдат добытыми таким путем винтовками. После этого события антияпонские отряды Северной Маньчжурии объявили своим врагом Нинаньский партизанский отряд, связанный с именем Пин Наньяна.

Следовательно, для легализации деятельности отряда Чжоу Баочжуна нужно было восстановить добрые отношения с антияпонскими отрядами. На этот раз он и просил меня сыграть при всем этом роль посредника.

Чжоу Баочжун больше всего беспокоился о состоянии революционного движения в районе Нинаня. При этом он думал, как будто по его вине и из-за его ошибок застопорилось развитие революции в этой местности.

— Если оценить положение дел в Нинане с точки зрения людей Восточной Маньчжурии, то эта местность является тихим краем, где почти не наблюдается революционное влияние. Непонятно, почему так низок идейный настрой масс? Как мы ни стараемся призывать народ подняться на борьбу за революцию, он все время остается равнодушным. Знаете настроения крестьян этого района? Они говорят, что, мол, вполне можно пока терпеть, хотя помещик и не дает им покоя. В горах, дескать, сколько угодно земель и можно поддерживать существование, если обрабатывать эти земли, и незачем подниматься на революцию, проливая кровь и переживая лишения. Конечно, население довольно тем, что имеет обширные земли, но в данный момент именно это мешает пробудить его классовое сознание. Просто непонятно, следует ли нам гордиться или же сожалеть о том, что в Северной Маньчжурии много земель.

Я расхохотался, слушая такие слова Чжоу Баочжуна.

— Что вы, для 400-миллионной китайской нации счастье, что у нее много земли!

Чжоу Баочжун тоже весело смеялся. Даже разгладились складки на его лбу.

— Да, обширная территория и плодородная земля-источник счастья для всего народа. Оказывается, я зря беспокоюсь. Товарищ Ким, я рассказал вам о наших трудностях, помогите нам, в чем можете. Мог бы я спатьспокойно, если бы нашел пути к подъему революции в Нинане. А пока я в безвыходном положении.

Примерно такой разговор шел между нами, когда я встретиле я с Чжоу Баочжуном в Северной Маньчжурии. Мне были вполне понятны его трудности. Этот человек был способным и образованным. Но в физическом отношении, оказалось, ему не под силу решение трудных проблем революции в Северной Маньчжурии. Вскрывшаяся осколочная рана не давала ему в полной мере проявить свою работоспособность. Вдобавок, среднего подчиненных было мало хорошо подготовленных людей.

В шалаше в Бадаохэцзы мы с Чжоу Баочжуном обсуждали в течение нескольких дней пути развития революции в Северной Маньчжурии. Тогда же пришли к выводу, что необходимо идти в гущу народных масс, с тем чтобы искать пути решения различных и трудных проблем революции в Северной Маньчжурии. Только пробуждение и мобилизация народа позволили бы вывести североманьчжурскую революцию из застоя. А для этого нужно было вести в массах политическую работу и в то же время активизировать боевые действия партизанского отряда.

Вооруженный отряд, как правило, пополняет свои ряды в ходе боев, а революция может расти только в борьбе. Ничего не добьешься, если будешь сидеть сложа руки, без борьбы. Кроме того, без активизации военной деятельности нельзя было превратить отношения с китайскими антияпонскими отрядами от враждебных в союзнические и восстановить престиж Пин Наньяна, упавший вследствие «события Чжаньчжунхуа».

Мы констатировали обоюдное единогласие по всем этим вопросам.

Когда мы находились в шалаше Чжоу Баочжуна, там был также и Ву Пин, специальный посланец Коминтерна в Маньчжурии. Тогда же Ву Пин познакомил нас с программой сопротивления Японии и спасения отечества, состоявшей из 6 пунктов, которую он взял с собой из Шанхая. Этот документ называли «Основной программой китайского народа по антияпонским операциям». Он был опубликован от имени подготовительной комиссии Комитета по вооруженной самообороне китайской нации. Под ним стояли подписи таких знаменитых лиц, как Сун Цинлин, Чжан Найци, Хэ Сяннин, Ма Сянбай. Ву Пин объяснил, что люди, подписавшие этот документ, автоматически становятся членами Комитета по вооруженной самообороне китайской нации и число таких людей уже достигло нескольких тысяч.

Программа сопротивления Японии и спасения отечества, состоявшая из 6 пунктов, отражала политику единого антиимпериалистического фронта, которую выдвинула Коммунистическая партия Китая в условиях, когда японские империалисты, выдавая себя за защитников Китая, откровенно пытались оккупировать Хуабэй силой оружия, а Чан Кайши открыл огонь для 5-й карательной операции против коммунистической армии. И в китайской революции коммунисты стремились максимально объединить и мобилизовать силы нации. Поэтому я считал названную программу своевременным документом.

Около 10 дней мы с Ву Пином обсуждали широкий круг вопросов. Беседуя с ним, я узнал, что согласно стратегическим замыслам Мао Цзэдуна китайские коммунисты, прорвав окружение чанкайшистских войск, под знаменем продвижения на север и сопротивления японским захватчикам, начали свой Великий поход в 25 тысяч ли. Сильно вдохновляло нас то, что китайская революция перешла от отступления, вызванного неудачей в первой революционной гражданской войне, к частичному наступлению и множит свои успехи. Могучий поток выступления на север и сопротивления японским оккупантам, поднятый китайскими коммунистами, и движение сопротивления японскому империализму за спасение отечества, активно развернувшееся на территории Внутреннего Китая, могли бы создать благоприятные условия для революционной борьбы корейских и китайских коммунистов в Маньчжурии, и прежде всего именно в Восточной Маньчжурии.

Чжоу Баочжун выделил нам один взвод для совместной деятельности. Экспедиционный отряд вместе с этим взводом покинул горный шалаш в Бадаохэцзы.

Спустя несколько дней в Шитоухэ, на берегу озера Цзинбоху, раздался первый винтовочный выстрел, продемонстрировавший в совместной борьбе братскую дружбу коммунистов Кореи и Китая и животворную силу пролетарского интернационализма. Японский карательный отряд из 200 с лишним штыков, отбывший из Бэйхутоу после получения сообщения о выступлении революционной армии, стал мишенью для наших пулеметов на самой середине упомянутого озера и потерял множество солдат убитыми.

Вслед за этим мы нанесли чувствительный удар по японским агрессивным войскам вблизи Фаншэньгоу. Наконец дал трещину и стал тускнеть миф о «непобедимой императорской армии» Японии, которая кичилась своим могуществом, одержимая манией победы за победой на обширной территории Северной Маньчжурии. Это позволило также пробить заметную брешь и в осадно-наступательной операции японских империалистов против партизанских районов Восточной Маньчжурии.

Жители района Нинаня вновь оживились, распространяя слухио «лаогаоли», выражая при этом большое удовлетворение.

Узнав об этих слухах, первым прибежал к нам именно командир Нинаньского антияпонского партизанского отряда Пин Наньян. Мы, продвинувшись в район Наньхутоу, встретились там с местным активистом участковой парторганизации, оказавшим позже моральную поддержку и материальную помощь нашему Ванцинскому отряду. После этого направились в сторону Сицингоуцзы. Тогда Пин Наньян вместе с ординарцем Чжоу Баочжуна неожиданно появился передо мной и, даже не представщись, непрерывно восклицал; «Рад вас видеть!», «Рад вас видеть!»

Я отдал отряду приказ о привале, после чего непринужденно с ним беседовал.

— Сейчас по всей Северной Маньчжурии широко распространялись слухи об отряде Ким Ир Сена, Мои подчиненные очень радуются этим слухам. Позвольте мне, пожалуйста, пожать вам руку, командующий Ким, заставивший самураев трепетать от страха!

Пин Наньян, крепко держа мою руку в своих руках, внимательно смотрел на меня приветливым взглядом и продолжал:

— Ныне мои подчиненные находятся севернее города Дунцзинчэн. Поступила информация, что их потрепали солдаты Цзинъаньской армии. В боях с японскими войсками и Цзпнъапьской армией они постоянно дрожат от страха и терпят поражение. Какая это обида!

— Может быть, потягаемся разок с этой Цзинъаньской армией?

— Готов вместе с вашим отрядом, командующий Ким… Совместная борьба придаст нам храбрости да и кое-чему научит нас.

По просьбе Пин Наньяна я включил в наш экспедиционный отряд около 40 бойцов, которых он взял с собой, зато один взвод, выделенный мне Чжоу Баочжуном, направил вместе с его ординарцем, сопровождавшим Пин Наньяна, в горный шалаш в Бадаохэцзы. Одновременно возвратил в Цзяньдао бойцов Яньцзиской роты, учитывая напряженное положение, вновь сложившееся в Восточной Маньчжурии вследствие карательной операции противника.

Когда Пин Наньян посетил меня, Чжоу Баочжун послал ко мне вместе с ним также связного из Восточной Маньчжурии. Тот подробно сообщил нам об обстановке, сложившейся в Цзяньдао.

Проходя мимо Бэйхутоу, я приказал всему отряду продолжать «поход единым шагом». Нам пришлось проходить мимо мест, недалеких от пункта скопления врагов. Поэтому требовалось заместиследы нашего про движения. Мы применили «поход единым шагом» — это такой поход, когда и десять, и сто, и тысяча человек движутся, ступая по следам впереди идущего бойца, как будто прошел всего лишь один человек.

Пин Наньян наблюдал, как в каждой нашей роте по моему приказу конкретно обучали бойцов не только совершению «похода единым шагом», но и мастерству заметать следы, методу похода рассредоточеннымисилами, методу сооружения бивака в населенном пункте. Он тогда отметил, что КНРА овладела в совершенстве приемами партизанской войны.

Под Синьаньчжэнем мы совместно с отрядом Пин Наньяна разгромили два батальона Цзинъаньской армии, находящиеся под командованием подполковника Такэути. Затем во взаимодействии с антияпонским отрядом Чжуняна разбили другое подразделение этой армии на берегу реки Дахайланхэ, а в местечке Лаочжуаньцзя в Бадаохэцзы нанесли удар по кавалерийской и 6-й пехотной ротам названной армии. В нашу экспедицию включались один за другим антияпонские отряды, которые прежде жаловались на падение боевого духа. Это было достигнуто в результате одержанных побед и ратных подвигов бойцов экспедиционного отряда.

Мы возвратили в горный шалаш в Бадаохэцзы и после короткой встречи с Чжоу Баочжуном снова перешли через реку Муданьцзян в последней декаде декабря и нападали на Цзинъаньскую армию и полицейский участок Маньчжоу-Го под Синьаньчжэнем. Эти бои были организованы по предложению антияпонских отрядов Дапина, Сыцзихао, Чжаньчжунхуа и Жэньися. Цель боевых операций — опять вовлечь в Нинаньский партизанский отряд те антияпонские отряды, которые ушли от Пин Наньяна. Активно и уверенно участвуя в боевой деятельности, нанося врагам непрерывные удары, Нинаньский партизанский отряд беспрестанно пополнял свои ряды за счет бойцов китайских антияпонских отрядов и местных новобранцев-добровольцев.

В тот день, когда мы сражались с Цзинъаньской армией под Синьаньчжэнем, Пин Наньян уверенно говорил, крепко пожимая мою руку:

— Командующий Ким, теперь мне нечего бояться. Могу громить и японские войска и Цзинъаньскую армию. Чем мне отблагодарить вас за оказанную помощь?!

— Благо дарить-то не за что. Если хотите-бейте побольше врагов. Армия закаляется в битвах! Я крепко пожал руку Пин Наньяна, чем еще больше воодушевлял его.

Во время похода мы встретились также с Чай Шижуном и Цзян Айминем и обсуждали с ними вопрос создания антияпонского объединенного фронта. Цзян Айминь, который потерпел жестокое поражение от ударов 13-й бригады японской армии и попал, что называется, в заколдованный круг, направился в Восточную Маньчжурию для встречи со мной, но, узнав, что мы действуем в Северной Маньчжурии, сам поспешил к нам. Он выглядел довольно веселым и энергичным и мне даже трудно было поверить, что передо мной стоял командир отряда, потерпевшего одно поражение за другим.

— Честно говоря, я побывал в Ванцине, чтобы обратиться к вашему отряду за помощью, командир Ким. А Фан Чжэньшэн сказал: «Извините, у нас тоже трудное положение, нам не до помощи другим». Командир Ким, помогите нам!

Цзян Айминь откровенно рассказал о своих трудностях, не стесняясь, что может упасть в моих глазах его престиж как командира крупного отряда. Фан Чжэньшэн был китайцем, которого назначили командиром полка нашей армии после того, как мы отправились в Северную Маньчжурию.

Мы научились многому в ходе взаимодействия с отрядом Пин Наньяна и другими многочисленными мелкими антияпонскими отрядами. Можно было считать, что в основном успешно была достигнута военно-политическая цель, которую ставил перед собой экспедиционный отряд в качестве своей задачи.

Позже мы, вернувшись в Цзяньдао после похода, получили радостную весть о том, что в Северной Маньчжурии Чжоу Баочжуну удалось сформировать 5-й корпус Северо-Восточной Народно-революционной армии, ядром которого был Нинаньский антияпонский партизанский отряд. Было вовлечено в этот 5-й корпус большинство китайских антияпонских отрядов, которые в свое время установили узы боевой дружбы с нашим экспедиционным отрядом, пробиваясь сквозь снежные бури Северной Маньчжурии.

Среди военных кадров 5-го корпуса было немало моих задушевных друзей — соратников похода в Северную Маньчжурию. Пин Наньян, командовавший 1-м полком 1-й дивизии, был назначен комдивом, Чай Шижун, занимавший пост командира 2-й дивизии, стал заместителем комкора. Цзян Айминь командовал 5-м полком 2-й дивизии. В этих частях было немало корейских коммунистов, прошедших вместе с нами путь кровопролитной борьбы.

Получив весть об организации 5-го корпуса, я мысленно поздравлял Чжоу Баочжуна, обратив свой взор на Нинань издалека, из-за перевала Лаоелин.

Наш первый поход в Северную Маньчжурию, наряду с битвой в Лоцзыгоу, послужил отправным моментом и основной движущей силой для срыва осадно-наступательной операции противника. Главные силы 13-й японской бригады, дислоцированной в Нинане, и части Цзинъаньской армии оказались сильно потрепанными благодаря нашему военному натиску.

В Северной Маньчжурии мы пролили тогда немало крови. Потерей, вызвавшей самую острую боль в моем сердце, явилась гибель политрука Яньцзиской роты и ординарца — малыша Ли Сон Рима.

Ли Сон Рим был первым ординарцем, которого мы приняли в отряд после прибытия в Ванцин. Он рано лишился родителей во время карательной операции японских войск. Мы тепло приняли его, заботливо растили, одевая и обучая грамоте. Так он вырос довольно стройным парнем. Он не стеснялся засыпать, обняв меня за шею. Видя все это, Рян Сон Рён сказал, что из этого парня-неженки не выйдет достойный мужчина, и предложил послать его в школу Детского отряда. Ли Сои Рим плакал, умоляя не отправлять его из отряда.

Рян Сон Рён невзлюбил Ли Сон Рима с тех пор, как этот парень пошел в школу Детского отряда и начал хвастаться полученным от меня малокалиберным пистолетом. Однажды, когда мы про водили заседание в штабе. Ли Сон Рим втихомолку пошел в школу Детского отряда и заманил в заросли ивняка на берегу ручья детей, игравших на площадке. Ему хотелось показать им свой пистолет. Пока он разбирал и собирал пистолет, прошло время перерыва. Учитель, вошедший в класс для урока, ахнул и забил тревогу. Ведь не появился в классе ни один из учеников, которые ушли вслед за моим ординарцем, чтобы посмотреть его пистолет.

Узнав подробности об этом событии, Рян Сон Рён сказал мне, что может случиться серьезное происшествие, когда держу при себе такого ординарца, как Ли Сон Рим, и советовал заменить его другим.

Но я не принял тогда его совета. Ли Сон Рим вместе со мной сходил в Онсон и Чонсон, долгое время находился и в горах за Тумынем. Он был мужественным и отважным ординарцем, не боявшимся смерти.

Ли Сон Рим, вероятно, погиб в бою близ Туаньшаньцзы. Тогда мы оказались под ударом с двух сторон — японских войск и Цзинъаньской армии. Парень бежал в отряд Пин Наньяна, чтобы передать мой приказ, и на пути неожиданно столкнулся с противником. Не осталось ни одного патрона в маузере, найденном возле погибшего ординарца. Зато вокруг него валялось пять или шесть вражеских трупов. Погиб, как настоящий солдат, смертью храбрых.

Обняв погибшего Ли Сон Рима, я так горько плакал, что и Пин Наньян всхлипывал.

Когда мы нашли труп Ли Сон Рима на поле брани после победы над врагом, перед моими глазами всплыла школа Детского отряда в Ванцине, пороги которой обивал он при жизни. В этой школе было много его товарищей по играм и закадычных друзей.

«Как мне теперь к ребятам Детского отряда Ванцина идти, похоронив Сон Рима на земле Северной Маньчжурии?» При такой мысли подступил у меня к горлу горячий комок, на глаза навернулись слезы.

Боевые друзья долбили замерзшую землю для погребения Ли Сон Рима, но я запретил бросать в могилу мерзлые комья, ибо мне чудилось, что паренек вот-вот оживет и бросится в мои объятия. Я никак не мог тронуться в путь, оставив мальчика в земле, холодной, как лед. Ли Сон Рим, который шагал через перевал Лаоелин, недовольно что-то бормоча, проклиная тот крутой перевал, и поныне покоится насклоне безымянной горы вместе с другим и павшими боевыми друзьями. Пусть же слышит он песню о новой жизни, разносящуюся по обширной земле Маньчжурии.