Глава X «ТАК ДАВАЙТЕ ВСЕ МЫ, БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ, ПРИДЕМ К СОГЛАСИЮ»

Глава X

«ТАК ДАВАЙТЕ ВСЕ МЫ, БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ, ПРИДЕМ К СОГЛАСИЮ»

Вторник, 10 марта 1959 года. Мы в Зеркальном зале Президентского дворца, где Фидель Кастро обсуждает с несколькими министрами новые мероприятия, которые необходимо осуществить.

До нас с нарастающей силой доносятся многочисленные голоса: «Фидель! Фидель! Фидель!»

Фидель подходит к северному окну и видит, как большая группа людей приближается к главному входу во дворец и останавливается там.

Премьер-министр спрашивает одного из помощников, что случилось, и через несколько минут ему сообщают, что это демонстрация рабочих-автомехаников.

— И с чем они пришли? — спрашивает Фидель.

— Они хотят повышения зарплаты. Просят, чтобы вы приняли их здесь, во дворце.

— Нет, лучше я спущусь к ним и скажу, что я не согласен с выбранным ими методом, и разъясню им причины этого, — говорит Главнокомандующий.

Рабочие встречают его аплодисментами. Человек, возглавляющий демонстрацию, сообщает ему о требовании рабочих.

— Я вышел к вам отнюдь не для того, чтобы принять ваши требования, а, напротив, для того, чтобы высказать вам свое несогласие с проведением этой демонстрации. Хочу объяснить вам причины моего несогласия. Думаю, что никто не будет отрицать мою глубокую заинтересованность в том, чтобы помочь народу, усилия, которые я предпринимаю для спасения страны, и прежде всего мою постоянную озабоченность интересами простого народа.

Он напоминает о том, что не было необходимости собирать митинги у Президентского дворца, когда Совет Министров принимал решение о снижении тарифов на электричество, или на пользование телефоном, или на арендную плату домовладельцам, и продолжает развивать свою мысль, глядя на несколько удивленных таким оборотом дела рабочих:

— Если я два раза в неделю, по вторникам и пятницам, приезжаю на заседания Совета Министров и вдруг вижу, что меня ожидают по дороге 70 депутаций со своими требованиями, а мне после этого еще нужно выслушать всех министров, то скажите, пожалуйста, сколько же времени мы можем посвятить принятию законов, насущно необходимых всей стране?

Главнокомандующий рассказывает о времени, которое было необходимо потратить для быстрого ответа на клеветнические кампании, развертываемые против Кубы реакцией и империалистами, затем говорит:

— Если в пределах времени, отведенного мне на все это, вдруг еще организуется вот такой митинг — как бы справедливы ни были требования его участников, — если передо мной постоянно маячит груда нерешенных проблем, а сверх того устанавливается обычай, чтобы сюда, во дворец, приходили депутации, то ведь это просто лишает меня возможности хоть как-то работать. Именно поэтому я и вышел сейчас к вам.

Гром аплодисментов заглушает его последние слова.

Он добавляет, что сегодня Совет Министров примет решение об установлении минимальной зарплаты в 85 песо для всех государственных служащих, что улучшит положение 18 900 семей, так что «у них будут какие-то деньги, чтобы сходить в кино, совершить автомобильную прогулку, съездить на пляж и отведать цыпленка с рисом».

Снова вспыхивают аплодисменты. Вдруг из толпы раздается голос:

— Мы хотим, чтобы была повышена зарплата заправщикам машин!

Фидель разъясняет:

— Народ ничего не выиграет, если мы начнем повышать зарплату и, с другой стороны, повышать цены. По мере роста зарплаты надо следить за тем, чтобы не дорожали товары. Мы должны стремиться к тому, чтобы рост доходов семьи действительно означал повышение уровня жизни. Теперь многие услуги будут стоить дешевле: снижена арендная плата домовладельцам, плата за телефон. Раньше у нас не было пляжей для народа, теперь они появились. Когда в каждой школе будет столовая, когда мы сможем обеспечить всех школьников одеждой и обувью, тогда каждая семья будет реально экономить стоимость этой еды, одежды и обуви.

Фидель спрашивает рабочих, каковы их конкретные требования, и они отвечают, что хотят повышения зарплаты на 20 процентов. Главнокомандующий разъясняет им, что нельзя поднимать цены на бензин, и просит их избрать ответственную комиссию для обсуждения всех этих проблем в Министерстве торговли, но в любом случае решение не должно предполагать повышение цен на бензин, особенно с учетом ситуации, которую переживает страна. Прежде чем вновь подняться в Президентский дворец, Фидель объясняет механикам:

— Теперь и вы, и все другие рабочие знаете, как вы должны действовать. Если всякий раз, когда идет заседание Совета Министров, вы будете приходить сюда и требовать встречи со мной, то мы не сможем принять ни одного закона. Я вынужден работать по 20 часов в день. Давайте договоримся, что вы изберете комиссию и она обсудит все вопросы с министром торговли.

Фидель прощается с рабочими, и аплодисменты, выражающие понимание и благодарность за откровенность, сопровождают его, когда он поднимается по лестнице дворца. Фидель завоевывает доверие рабочих тем, что в его поведении и речах нет никакой демагогии.

И это вновь проявилось 12 дней спустя, 22 марта 1959 года, перед этим же зданием. Выступая на многотысячном митинге рабочих, слушающих его с большим энтузиазмом и симпатией, Фидель разъясняет, что у всех нас еще недостаточно развилось революционное сознание и если чувства народа поистине революционны, то его сознание пока еще не таково.

— Это сознание обусловлено многими предрассудками, обычаями и представлениями прошлого, и если народ хочет развивать свою сознательность, то он должен прежде всего признать этот факт. Какие же битвы нам предстоит выиграть, на каком поле сражения мы должны победить? Битва против безработицы, за повышение уровня жизни тех, кто получает минимальные доходы, и еще одна битва, к которой должно быть постоянно приковано наше внимание и которую мы можем выиграть, — битва за прекращение на предприятиях расовой дискриминации, которая ограничивает возможности черных кубинцев получить работу.

Вновь аплодисменты прерывают его речь. Фидель говорит с присущей ему непринужденностью. Он продолжает развивать свою мысль:

— Есть два типа расовой дискриминации. Один тип — дискриминация в местах отдыха, в культурных центрах. А другой — тот, с которым мы должны покончить прежде всего: это расовая дискриминация на предприятиях, по месту работы. Ведь здесь ограничиваются возможности удовлетворения самых насущных потребностей, а именно здесь, по существу, совершается преступление, когда самым бедным людям более, чем кому-либо другому, отказывают в возможности работать. В то время как в колониальную эпоху их заставляли работать больше всех, сегодня, в обществе, которое некоторые претендуют называть демократическим, наблюдается противоположная картина: им пытаются закрыть дорогу к труду, необходимому для поддержания жизни. И если в колониальную эпоху их убивали непосильным трудом и забивали плетьми, то сегодня наших черных братьев пытаются убить голодом.

Фидель доказывает, что дело не только в соответствующих законах, что нужно развернуть широкую всенародную кампанию — подобно той, которая проводится за потребление кубинских, а не импортных продуктов. Он утверждает, что необходимо «покончить с этой ненавистной и отвратительной системой, нужно выдвинуть лозунг „работу — всем кубинцам“, без какой-либо расовой дискриминации на рабочих местах. Давайте все мы, белые и черные, придем к согласию и объединим наши усилия, чтобы покончить с расовой дискриминацией на предприятиях. Так, шаг за шагом, мы будем выковывать нашу новую родину».

Три дня спустя, 25 марта, на пресс-конференции Фидель вновь возвращается к вопросу о расовой дискриминации:

«Проблема расовой дискриминации, к сожалению, является одной нз наиболее сложных и трудных проблем, с которыми сталкивается революция. Это проблема, которая волнует нас больше, чем арендная плата за жилье, или дороговизна лекарств, или снижение тарифов за телефон. Это даже не проблема латифундизма, хотя последняя и является одной из серьезных проблем, которые мы должны решить.

Быть может, самая серьезная из всех проблем, стоящих перед нами, быть может, самая большая несправедливость, существующая в нашей стране, как раз и состоит в расовой дискриминации, с которой мы должны покончить раз и навсегда, каким бы трудным делом это на представлялось.

Есть проблемы психологического порядка, представляющие в ходе революции столь же сложные препятствия, как и преграды, создаваемые определенными экономическими кругами. Мы должны бороться не только против ряда внешних факторов, которые давят на нашу страну и наш народ. Мы должны бороться против наших собственных дурных привычек, со всей силой бороться против всех плохих качеств в нас самих. Я думаю об этом, вполне отдавая себе отчет в том, сколь сложна эта проблема. Я спрашиваю себя: есть ли разница между двумя типами несправедливости, между положением крестьянина, лишенного земли, и положением негра, которого лишают возможности работать? Разве негр, лишенный работы, не умирает от голода точно так же, как крестьянин, лишенный земли?

И почему революция, которая видит себя обязанной покончить с несправедливостями одного типа, не обязана одновременно искоренить и несправедливости другого типа? Где логика, если в отношении руководителя революции, с одной стороны, раздаются похвалы и аплодисменты за то, что он борется с одним видом несправедливости, и в то же время его критикуют, выражают недоумение, а некоторые и непависть за то, что он хочет покончить также и с несправедливостью другого типа? Отчего это?

Оттого, что есть люди, называющие себя христианами, а на деле являющиеся расистами.

У нас сегодня есть люди, которые ходят в церковь и в то же время являются расистами; есть люди, которые называют себя революционерами, но являются расистами; есть люди, которые считают себя честными и порядочными, но являются расистами; есть люди, считающие себя культурными, но являющиеся расистами.

И когда я попытался затронуть вопрос об этой несправедливости, я стремился сделать это со всей осторожностью, утверждая, что дело идет отнюдь не о принятии закона для искоренения этой несправедливости, которая имеет свои корни в абсурдных предрассудках. Лично я глубоко убежден, что предрассудки нельзя искоренить никакими законами. Их можно уничтожить только серьезными аргументами, вескими доказательствами, убеждением, воспитанием. В этом смысле здесь происходит примерно то же, что произошло в отношении к азартным играм, также связанном с психологией людей. Мы начали борьбу с этим злом отнюдь не принятием полицейских мер. Мы попытались превратить это зло в способ сбережения средств. Мы хотели проверить, можно ли изменить психологию людей, привыкших к азартным играм, — а ведь это зло, — чтобы они постепенно меняли свои представления в том смысле, что человек имеет возможность накапливать средства для использования их в будущем, тогда, когда они ему потребуются.

Я совершенно ясно сказал о двух типах расовой дискриминации: один — на рабочих местах, другой — в культурных центрах, в местах отдыха. Я сказал, что абсолютно бесчеловечной является именно та дискриминация, которая лишает человека, кубинца, нашего брата, возможности обеспечить себе право на жизнь собственным трудом только из-за того, что у него черная кожа.

Я говорил: какая же логика может быть в том, что в прошлом, в колониальную эпоху, совершались несправедливости, когда негров превращали в рабов, заковывая их в кандалы, заставляя их работать по 15 часов в день и продавая их, как скот? Та же несправедливость совершается сегодня, в обществе, которое, в отличие от прошлых времен, когда негров приравнивали к скоту или заставляли работать в нечеловеческих условиях, называет себя свободным и в то же время лишает их возможности работать. Я говорил об этом потому, что считаю такую ситуацию абсолютно абсурдной в обществе, называющем себя демократическим, справедливым и свободным. Потому что из всех форм дискриминации наиболее жестокой является та, когда человеку отказывают в праве честно обеспечивать свою жизнь собственным трудом.

К чему же их вынуждают — к воровству? Толкают их на то, чтобы они грабили других, для того чтобы выжить, или просто умирали от голода?»

Фидель говорит о том, как ему представляется будущее:

«Когда черные и белые кубинцы будут получать одинаковое образование, когда они будут вместе учиться и вместе играть, вместе проводить досуг, тогда они приучатся работать вместе и жить здесь, как братья. А именно так мы и должны жить.

Я приведу вам собственный пример. Я белый или почти белый, как и любой кубинец испанской крови, хотя я вовсе не считаю себя носителем „чистой расы“. Но, будучи белым, я не чувствую никаких преимуществ перед неграми. Меня нисколько не оскорбляет, если я сижу рядом с черными товарищами. Почему? Быть может, из-за моего чувства справедливости, из-за того, что я имел редкостную возможность понять подлинную суть этой несправедливости и абсолютную абсурдность всяких расовых предрассудков. Ибо я помню — я это никогда не изгладится из моеи памяти — самые трудные моменты в нашей жизни.

Я помню о нашем путешествии на „Гранме“, о том, как мы шли на этой яхте, готовые быть поглощенными морскими волнами, шли под единым знаменем, с одной идеей все вместе — белые и черные. Я вспоминаю о Местре, нашем товарище, во время штурма Монкады погибшем в боях за революцию. Я вспоминаю Альмейду, моего товарища, помощника, одного из лучших капитанов Повстанческой армии. Я помню те дни, когда нас было всего 12, изголодавшихся, преследуемых, загнанных, когда никто не думал, да и не мог подумать, какого цвета кожа была у того или иного из нас. И если бы те, кто сегодня находится в плену предрассудков, пережили вместе с нами те времена, то они давно бы отказались от своих глупых предубеждении. Мы видели, что этот товарищ верен нашим идеям, что он храбр, что он всегда рядом, что он готов помочь и, будучи настоящим товарищем, готов отдать жизнь за наше дело».

Фидель вспоминает один из эпизодов партизанской войны — атаку казармы Уверо:

«Когда же мы подошли к Уверо и заняли позиции, мы вдруг увидели, что ситуация прямо противоположна той, которую нам описывали. Однако теперь уже, когда мы полукольцом окружили казарму, было невозможно отдать приказ об отмене намеченного плана действий или об отступлении. Надо было захватить казарму любой ценой. И я помню, что в этот трудный момент я вызвал Хуана Альмейду, который был командиром одного из взводов, и сказал ему: „Смотри, сейчас здесь решается все. Эту казарму мы должны взять, чего бы нам это ни стоило. Наступай со своим взводом, продвигайся, насколько это возможно, а когда мы откроем огонь, иди в открытую атаку на казарму. Мы должны взять ее во что бы то ни стало“. И этот человек, этот негр, Хуан Альмейда в решающий момент боя во имя революции, во имя родины прорвался со своим взводом сквозь оборону врага, потерял несколько человек убитыми, был ранен, но продолжал наступать. И эти его действия принесли победу, которая в то время имела исключительно важное значение, потому что начиная с этой победы у нас уже было не 60 винтовок, а 100 с лишним, у нас уже было оружие для новых бойцов и боеприпасы к нему, захваченные в казарме. И как же я могу смириться с расовыми предрассудками, если я неоднократно был свидетелем подобных геройских поступков негров, если я уже давно привык судить людей по их заслугам, а не по цвету кожи, ибо критерием оценки человека должны быть его личные качества, его заслуги, его героизм, его благородство, но уж никак не цвет кожи!»

Расовые предрассудки были столь глубоко укоренены в сознании определенных кругов буржуазии, что вскоре после этого выступления Фиделя владелец и главный редактор журнала «Боэмия» Мигель Анхель Кеведо, который до тех пор лицемерно выступал в защиту революционных принципов, решил высказать лично Фиделю свое несогласие с его взглядами на равноправие негров и белых:

— Дело не в том, что будет плохо, если покончат с расовой дискриминацией. Дело в том ущербе, который может быть нанесен революции твоими высказываниями. Большое количество кубинцев, которые до сих пор скрепя сердце соглашались с аграрной реформой, с городской реформой, никогда не согласятся с тобой в вопросе о равенстве рас.

Фидель затронул вопрос о еще одной несправедливости — о той монополии, которую установила католическая церковь на захоронение умерших на центральном гаванском кладбище имени Колумба.

В ответ на вопрос, касающийся этой темы, Фидель говорит:

«Я не могу детально ответить вам, потому что не знаю материальной стороны этого дела, стоимость захоронепия и т. д. Об этом у меня нет данных. Но будьте уверены в том, что, где бы ни совершались несправедливости, революция покончит с ними. Так что не беспокойтесь: каждый человек имеет полное право рассчитывать на кусок земли, куда положат его тело после смерти.

Ведь это уже переходит всякие границы! Дельцы дошли до того, что делают бизнес на четырех квадратных метрах земли, необходимых любому человеку после смерти. Это еще раз доказывает, была ли необходима на Кубе революция».

Нет необходимости говорить, что впоследствии революция уничтожила эту частную монополию и, кроме того, приняла закон о бесплатных похоронах и погребении на всей территории республики.

На той же пресс-конференции Фидель впервые коснулся вопроса о необходимости строительства на Кубе небольших искусственных водохранилищ, которые теперь мы называем микроплотинами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.