ГОМЕЛЬ

ГОМЕЛЬ

Гомель был забит воинскими частями, эвакуировавшимися учреждениями и вывезенным имуществом. Только что закончилось отступление после длительных и страшных боев.

Мы жили в Доме Красной Армии. Там же находились командиры некоторых частей и отрядов, отступивших с Украины. Остатки их в большинстве насчитывали по нескольку десятков бойцов. Теперь части и отряды подлежали переформированию, а командиры ждали назначений. Настроение у многих из них было подавленное. Каждый рвался в бой. Сидеть и ждать у моря погоды было тем более невыносимо, что ежедневно приходили известия о героических подвигах Южной группы войск 12-й армии под командованием И. Э. Якира. Прорываясь из окружения, Южная группа наголову разбила у Попельни петлюровцев, захватив 7 орудий, 14 пулеметов и 600 пленных. Среди командиров дивизий и бригад этой группы были такие военачальники, как И. И. Гарькавый, И. Ф. Федько, Г. И. Котовский. В это же время другая часть Южной группы выбила деникинцев из Фастова. Все части Южной группы, соединившись с 44-й дивизией 12-й армии, выбили белополяков из Житомира. Теперь благодаря героическому рейду Южной группы, которая с непрерывными боями совершила четырехсоткилометровый переход по занятой неприятелем территории, вся 12-я армия вышла из окружения.

С этого момента боевая линия на польском фронте, где формально не было ни мира, ни войны, оставалась почти неподвижной, за исключением небольших участков, переходивших из рук в руки.

Чем это объяснялось, фактически никто не знал. Можно было предполагать, что клика Пилсудского, исчерпав все военные и экономические ресурсы, решила ограничиться захваченными территориями. Но, возможно, руководители белопомещичьей Польши ожидали исхода борьбы между Деникиным и Советской властью. Наконец, возникало и третье предположение — что это затишье объясняется желанием белополяков более тщательно подготовиться к войне с нами.

Примерно через неделю после нашего прибытия в Гомель мне и В. А. Ордынскому предложено было подготовиться для отправки в оккупированную белополяками Белоруссию, а оттуда в Польшу.

Задача наша заключалась в том, чтобы выяснить военное, экономическое и политическое положение Польши и, если это удастся, наладить своевременное поступление оттуда информации.

Идя в Гомеле по улице, я случайно наткнулся на Михаила Кольцова. Мы зашли в какое-то кафе, где подавали какао на воде с сахарином. На душе было тоскливо. Кольцов посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

— Неужели все, что было сделано на Украине, не оставило своих следов в сознании народа?

— Оставило, конечно, и ни Деникин, ни Петлюра долго не удержатся…

Он покачал головой.

— Я уезжаю в Москву, а вы?..

Я не ответил ему, потому что через несколько дней должен был уехать в подполье. Но, видя, что мое молчание удивляет его, сказал:

— Я еще не знаю…

В это время в кафе вошел довольно плотный, аккуратный старичок и спросил, нет ли вегетарианских блюд. Небрежно одетая злая официантка передернула плечами:

— У нас вообще ничего нет, кроме какао, и то на воде, с сахарином…

Старичок довольно усмехнулся.

— Ничего, говорите, нет… Ну что ж, дожили!.. — и вышел.

Кольцов посмотрел ему вслед:

— А вы знаете, что среди вегетарианцев попадаются довольно пакостные люди?..

— Знаю…

— Натыкались на таких?..

Я рассказал ему, как однажды вечером, будучи гимназистом, зашел в вегетарианскую столовую в Газетном переулке в Москве. У нее была огромная вывеска с надписью: «Я никого не ем!» Там подавали тогда шампиньоны в сметане. Моим соседом по столу оказался здоровенный мужчина в толстовке, с длинными волосами до плеч. Пока я ел шампиньоны, он поглощал одно блюдо за другим: какие-то каши, пюре, морковные и травяные котлеты. Вероятно, если бы ему подали стог сена, он прожевал бы его быстрее лошади. Вышли мы одновременно. На Тверской уже горели фонари, и печальная процессия проституток, в распоряжение которых царская полиция предоставила эту улицу и Тверской бульвар, медленно двигалась в сторону Страстной площади. Попадались почти подростки, худые и жалкие, с голодными глазами. И вдруг мой вегетарианец устремился к такой девице и, потоптавшись, подцепил ее под руку и увлек в переулок. «Вот тебе и «никого не ем», — подумал я…

Выслушав меня, Кольцов заметил:

— А представьте себе в плане историческом подлеца вегетарианца. Это, должно быть, нечто из ряда вон выходящее…

Кольцов оказался прав: такой «подлец вегетарианец» впоследствии нашелся. Это был Гитлер, ни при каких обстоятельствах не евший мясного и уничтоживший в специальных печах миллионы людей.