Н.Я. ЧИСТОВИЧ

Н.Я. ЧИСТОВИЧ

Из воспоминаний о работе под роводством Ивана Петровича Павлова в 1886—1887.

В настоящее время я остался уже один из последних учени ков Ивана Петровича, имевших счастье поработать под его ру ководством в начале его научной деятельности. Это и побуждает меня поделиться воспоминаниями о теперь уже далекой поре, поре первого расцвета его творчества.

Оставленный при Академии в 1885 г., я поступил ординато ром в клинику С. П. Боткина и получил от него темой для рабо ты исследование действия корня Hellebori viridis на сердце и кровообращение.

При клинике Боткина была экспериментальная лаборатория в деревянном домике в саду клиники Виллие, в которой мне и предстояло работать. С. П. Боткин в ту пору уже давно отстал от лабораторной работы, а фактическим руководителем за последние годы был институтский врач И. П. Павлов, оставшийся при клинике Боткина, так как не пожелал работать в физиологиче ской лаборатории проф. Тарханова.

На мое несчастье, в 1885 г. Иван Петрович находился в за граничной командировке, и боткинская лаборатория оставалась без руководителя. Будучи совершенно неподготовлен по фарма кологической методике, я мог учиться только у старших това рищей, преимущественно у В. П. Доброклонского, работавшего на аналогичную тему с Grindelia robusta.

Из руководств в моем распоряжении была только физиологи ческая методика И. Циона. Естественно, что при таких услови ях затруднений и недоразумений у меня было много. Товарищи утешали меня тем, что через 2 года должен вернуться Иван Пет рович и тогда все в лаборатории наладится.

Таким образом, первые два года моей лабораторной работы шли без надлежащего руководства, всего приходилось добиваться самому, и моя диссертация «О влиянии extracti radicis Hel lebori viridis на сердце и кровообращение» уже близилась к кон цу, когда наконец вернулся страстно ожидаемый мною Иван Пет рович, — и сразу наша бедная, жалкая лаборатория ожила.

Кто знает теперь Ивана Петровича, тот не нуждается в описа нии его молодым, так как он до настоящего времени сохранил юношеский темперамент, блестящий полет мысли, способность до самозабвения увлекаться научной работой, сохраняя в то же время строго критическое отношение к каждому открываемому факту. В одном только отношении жизнь наложила на Ивана Петровича свою неумолимою руку: молодой Иван Петрович даже в самые трудные минуты бывал заражающе весел и оживлен, теперь же лицо его носит постоянную печать грусти.

Крайне отзывчивый, он сейчас же заинтересовался нашими работами, дал каждому руководящие указания. Мне, как рабо тающему над изучением сердечного средства, он предложил попытаться вместе с ним изолировать сердце теплокровного жи вотного и испытать на таком изолированном сердце влияние Hellebori viridis. Разумеется, я с восторгом принял это предло жение.

В то время мы еще не имели понятия о возможности оживле ния уже остановившегося сердца, и приходилось найти способ изолировать сердце собаки, ни на минуту не прерывая его рабо ты.

Чтобы подойти к разрешению этой задачи, мы попытались сначала исключить большой круг кровообращения. С этой целью были поставлены опыты по методу, основной принцип которого принадлежал Ludwig’y и применялся в его лаборатории Smith’ом и Стольниковым для измерения количества крови, выбрасы ваемого сердечными сокращениями, и скорости течения крови в аорте. Способ этот, упрощенный и усовершенствованны И. П. Павловым, состоял в замене всего большого круга искусст венным, образованным через соединение подковообразноизо гнутой стеклянной трубкой arteriae subclaviae dextrae cum ju gularis communis dextra, с исключением всех остальных путей. (При этом перевязывались vena subclavia dextra и vena azygos, зажималась vena cava inf. в грудной полости, перевязывались vena anonyma sin., art. carotis sin. и все ветви art. subclaviae dextrae, отходящие выше соединительной трубки, и зажимались дуга аорты между art. anonyma и art. subclavia sin., а art. carotis dextra соединялась с манометром кимографа.) При такой поста новке опыта кровообращение совершалось следующим образом: из левого желудочка кровь выбрасывалась в аорту, в art. anonyma, art. subclavia dextr., через соединительную трубку возвра щалась в venam jugularem comm. dextr., через venam cavan sup. в правое сердце и через малый круг в левое сердце. Все измене ния в просвете сосудов большого круга были исключены, кро ме, конечно, венечных сосудов малого самого сердца, и на серд це могли влиять лишь колебания давления в малом круге, а нервная связь сердца с умирающей центральной нервной систе мой устранялась перерезкой обоих n. n. и обоих vagi ansae Vieussenii.

Однако оказалось, что такая постановка опыта не достигает цели. Произведенные мною опыты с искусственным кровообра щением в изолированном, вырезанном легком показали, что под влиянием extr. Hellebori vir. сосуды легко сокращаются, а это тотчас же отражается на работе сердца. Стало быть, было необ ходимо исключить и малый круг. Это и удалось нам выполнить следующим образом.

В большом резервуаре, погруженном в теплую воду (при t 38 °С), была приготовлена смесь дефибринированной крови собаки с равным количеством физиологического раствора.

У крупной собаки вскрывалась грудная клетка (при искусст венном дыхании), перевязывались ветви art. subclaviae dex., vena subclavia dextra, vena anonyma sin., vena azygos и art. ca rotis sin., art. carotis dext. соединялась с манометром кимогра фа; vena cava inf. и arcus aortae между art. anonyma и art. sub clavia sin. огибались лигатурами, которыми можно было быстро зажать эти сосуды в последнюю минуту. Vena jugularis communis dextra соединялась трубкой с резервуаром, содержавшим кровь. Arteria subclavia dextra тоже соединялась трубкой с тем же ре зервуаром: первая, венозная, трубка отходила от дна резервуа ра, вторая, артериальная, оканчивалась значительно выше, над верхним отверстием резервуара.

Далее, для исключения малого круга правая легочная артерия соединялась трубкой с левым ушком сердца. Перерезкой нервов сердце изолировалось от центральной нервной системы.

По окончании всех этих подготовительных работ пускалась кровь через соединительную трубку, связывающую правую ле гочную артерию с левым предсердием, пускалась кровь из резер вуара в venam jugul. commun. dextr. и выпускалась из art. sub clavia dextra (первые порции крови во избежание свертывания выпускались, а затем уже кровь пускалась в резервуар), и быс тро зажималась vena cava inferior, arcus aortae и левая легочная артерия вместе с легочными венами. При этом кровообращение совершалось следующим образом: из резервуара кровь текла через venam jugularem communem dextram, venam anоnymam dextram и venam cavam sup. в правое сердце, из него через об щую легочную артерию, ее правую ветвь прямо в левое предсер дие, минуя весь малый круг, из левого предсердия в левый же лудочек, аорту и через art. anonymam и art. subclaviam dextram обратно в резервуар.

Таким образом, нам удалось наконец, не останавливая ни на минуту работу сердца собаки, изолировать его от перифериче ских сосудов и изучать изменение в его работе под влиянием сердечных средств при помощи кимографической записи и по ко личеству крови, вытекающей из сердца в единицу времени. Метод был описан в моей диссертации в 1887 г. и в «Zentralbllat f. Physiologie» (№ 1, 1888).

Лаборатория наша была маленькая, плохо оборудованная, из сложных аппаратов имевшая только старый кимограф Людви га. Все приходилось устраивать самим, и тем не менее благодаря находчивости и таланту Ивана Петровича в ней осуществлялись такие сложные постановки опытов, как только что описанная.

Еще ранее в этой же лаборатории Иван Петрович произвел свои замечательные исследования над усиливающим нервом сер дца.

Теперь, когда периферическое кровообращение изучают с та ким удобством на сосудах уха или пальца по способу проф. Крав кова, едва ли кто знает, что еще в девяностых годах прошлого века в нашей лаборатории изучалось под руководством Ивана Петровича влияние сердечных средств на сосуды крупных орга нов при помощи прибора, совершенно тождественного по прин ципу с аппаратом Н. П. Кравкова, устроенного в нашей лабора тории Н. А. Бубновым. Мне лично пришлось при помощи этого прибора установить сужающее влияние ext. Hellebori viridis на сосуды собачьей конечности и легких, и мы начали с Иваном Петровичем изучение коронарного кровообращения в сердце собаки. Работа эта была прервана моей заграничной командиров кой.

Позднее в нашей лаборатории Иван Петрович приступил с В.В. Кудревецким и Н. Л. Кетчером и Б. В. Верховским к рабо там по иннервации слюнных желез, увлекшим его на новы путь, приведший к его знаменитым исследованиям в области фи зиологии пищеварительных желез.

Попутно в нашей лаборатории под руководством Ивана Пет ровича разрабатывались и другие вопросы.

Так, на моих глазах прошла работа И. В. Завадского, изучав шего влияние антипирина на температуру тела и рядом перерезок спинного мозга у собак пытавшегося установить локализа цию теплорегулирующих центров. А. В. Тимофеев воспроизво дил у собак пороки сердца и изучал явления приспособления к ним сердца; С. С. Боткин изучал влияние щелочных металлов на сердце с точки зрения периодической системы Д. И. Менде леева; Т. П. Павлов изучал влияние sparteini sulfurici на серд це; С. М. Афанасьев — влияние на сердце Lobeline inflatae.

Вспоминая это время, я думаю, каждый из нас испытывает чувство живейшей признательности нашему учителю не только за талантливое руководство, но, главное, за тот исключительны пример, который мы видели в нем лично, пример человека, все цело преданного науке и жившего только наукой, несмотря на самые тяжелые материальные условия, буквально нужды, ко торую ему приходилось переносить с своей героической «дра жайшей половиной» Серафимой Васильевной, умевшей его под держать в самые трудные минуты жизни. Да простит мне Иван Петрович, если я расскажу некоторые эпизоды из этого давно прошедшего времени.

Одно время Ивану Петровичу приходилось переживать пол ное безденежье, он был вынужден разлучиться с семьей и жил один в квартире своего приятеля Н. П. Симановского.

Мы, ученики Ивана Петровича, знали про его трудное мате риальное положение и задумали ему помочь: пригласили его прочесть нам серию лекций об иннервации сердца и, собрав в складчину денег, передали ему как будто на расходы по курсу. И ничего у нас не вышло: он на всю сумму накупил животных для этого курса, а себе ничего не оставил.

Был и такой случай. Возвратившись из заграничной ко мандировки, Иван Петрович имел льготный год оставления при Академии. Год прошел, а пристроиться при Академии Ивану Петровичу не удалось. У С. П. Боткина при кафедре не было ва кантного места, а было таковое у проф. В. А. Манассеина, и нуж но было пойти к Манассеину попросить его об этом месте. Мы дружно насели на Ивана Петровича, чтобы он сделал этот шаг, но он упорно отказывался, находя, что это неловко. Наконец, мы его уломали, и он пошел, но, не дойдя до кабинета Манассеина, свернул домой. Тогда уж мы приняли более энергичные меры, уговорили его пойти снова и послали служителя Тимофея при смотреть за ним, чтобы он снова не свернул с дороги.

В личных отношениях к нам, работающим, Иван Петрович умел соединить свой высокий научный авторитет с совершенно простым, дружеским отношением. Расскажу маленький инци дент, происшедший между ним и мною. Когда опыт изолирования сердца собаки нам уже удался, Иван Петрович хотел его продемонстрировать С. П. Боткину и пригласил Сергея Петрови ча в лабораторию. Все было заранее подготовлено, собака про оперирована, и в присутствии Боткина оставалось сделать лишь последний момент операции — затянуть лигатурами нижнюю полую вену, дугу аорты и снять зажим с vena jugularis communis, чтобы пустить кровь из резервуара. Иван Петрович спросил меня, все ли готово. На мой утвердительный ответ он быстро затянул лигатуры, но вытекание крови из art. subclavia вдруг прекратилось; я забыл снять зажим с яремной вены. Увидев, в чем дело, Иван Петрович схватил зажим и неосторожно снял его, так что вена прорвалась, хлынула кровь, и опыт не удался. Кто знает Ивана Петровича, может себе представить, как он на меня обрушился: виноват был во всем я, так как забыл снять пинцет! Я возражал, что и он виноват, так как следовало осторожно снять зажим, а не дергать. Слово за слово, мы поссорились до того, что признали невозможным далее вместе работать и разошлись, огор ченные и взволнованные.

Вечером я получил от Ивана Петровича записку: «Брань делу не помеха, приходите завтра ставить опыт».

Нечего и говорить, что все мы, которых Иван Петрович ругал самыми изысканными выражениями, горячо любили его и не смущались его слабостью во всех неудачах винить только нас, зная его искренность и безукоризненное благородство души.

Ивану Петровичу школа Боткина обязана бесконечно: среди всех невзгод и отрицательных сторон жизни он был нашим на учным светочем. Мы видели в нем человека с совершенно опре деленным идеалом, искателя истины, глубоко убежденного, что вне истины жизнь не представляет ценности.

<1925>