Прыжок с автобуса

Прыжок с автобуса

Парень прыгнул прямехонько на меня, чуть не сбил с ног. Хрипло крикнул:

— Нина!

И устремился куда-то бежать. Его перехватил невесть откуда взявшийся милиционер. Розовый, почти мальчишка, с кобурой на боку:

— Запрещается прыгать на ходу! Штраф!

— Она… Понимаете, она… — задыхаясь, сказал парень. — Нина!.. Уйдите!..

Вырвался. Оттолкнул милиционера. И побежал, исступленно крича:

— Нина-а!!!

Засвистев, милиционер помчался за ним:

— Стой!.. Стой!..

Все произошло в мгновение. Успел только заметить, что у парня вздернутый нос и очень светлые мохнатые брови. Пестрая кепка с огромным козырьком болталась на его голове.

На крики и свист подкатил еще милиционер — коренастый киргиз. Соскочив с мотоцикла, бросился наперерез парню. Тот бежал, ничего не видя. Коренастый схватил его за рукав.

— Нина-а-а!.. — закричал парень отчаянным голосом. И, стараясь вырваться, буркнул: — Пошел ты!..

Милиционер отстранился. Парень рванулся. Треснул рукав. Милиционер испуганно выпустил его. Но уже подбежал розовый. И подскочили двое военных. Парню скрутили руки. Задыхаясь, розовый говорил обиженным голосом:

— На милицию замахиваться! Не замахнешься! Я тебе покажу, как замахиваться! На милицию замахнешься, будешь год щи деревянной ложкой хлебать!

Парень хлопал глазами, явно не слыша слов. Только когда его повели, спросил: «Что?! Что такое?!» — как будто — впервые заметил милиционера. Розовый милиционер проворчал:

— Узнаешь в отделении, что такое!

Парень покорно шел. Я догнал их и зашагал рядом. Милиционер-киргиз, все время молчавший, покосился на меня.

— Я свидетелем… — миролюбиво сказал я.

— Не надо нам свидетелев! — сказал он довольно чисто по-русски.

— Его дружок, верно, — насмешливо сказал розовый. — Иль папаша. Ты, папаша, получше бы смотрел за сынком!

Милиция оказалась наискосок. Начали писать протокол.

— А вы чего? Кто вы? — спросил дежурный.

— Продолжайте свое дело, — сказал я.

Лет сорока, побывавший, судя по внешности, не в одной переделке, дежурный хитро сощурился: мол, а-а, понимаю… Хотя вряд ли что понял. Ведь и я толком не понимал, зачем пришел.

Он принялся за протокол. Но скоро положил перо. И стал молча слушать.

… Год назад парень, звали его Виктором (тезка!), ехал в поезде Москва — Ташкент. В том же вагоне ехала девушка Нина. Ну, познакомились, подружились, часами простаивали у окна, разговаривая. Приехали. Простились на перроне, как все. А через два дня он понял: не может жить без нее. Однако что уж там говорить об адресе, не догадался спросить даже фамилию.

Целый год Витя, ташкентский житель, рыскал по Ташкенту в поисках Нины. Знал, студентка, но какого вуза… разговор об этом почему-то отвела. Обошел университет и все институты. Перевидал бесчисленное множество Нин, по описанию похожих на спутницу. Все оказывались не те!

— Это просто юмористический рассказ, если записать мои разговоры с Нинами… — сказал парень, вертя в руках кепку.

По вечерам ходил в городские сады и парки, надеясь встретить там. Дежурил у главного почтамта, рассчитывая, что она получает письма до востребования.

— Приезжает гастролер, бегу в филармонию: Нина говорила, любит музыку. Знал, и театр любит: ну и сижу первое действие, вижу в антракте, что ее нет, и ухожу. Чудно: перевидал первые действия всех ташкентских спектаклей…

Искал ее и на рынках, и в плавательном бассейне, и на пляжах Комсомольского озера, и в университете. О киношках нечего и говорить.

— И надо же было мне приехать сюда в командировку, чтобы увидеть ее! Из автобуса. Вот и спрыгнул… Она здесь! Понимаете, здесь! Почему — не знаю. Но здесь! И я ее найду! Теперь-то найду!

Розовый милиционерчик, слушая парня, глядел все виноватей. И подхватил:

— Мы кого хошь отыщем… Говоришь, в синем платочке с цветами? Ну а брюнетка или блондинка?

— У нее…. У нее…. — восторженно сказал парень. — У нее каждый волосок: горит!

— Не может быть! — поразился милиционер. — А какого цвета волосы?

— Цвет? — растерялся Витя. — Пепельные… Хотя скорей каштановые. Только… — Он запнулся.

Я себе ясно представил: те три дня, что ехали вместе, наверно, смотрел ей в глаза. Не отрываясь — в глаза! До того ли было, чтобы задерживать взгляд на голове.

— А может, брюнетка? — насмешливо спросил дежурный.

— Нет, нет! Что вы, — смущенно запротестовал Витя. — Светлая она. Блондинка, но не совсем…

— Крашеная… — догадался розовый милиционерчик.

— Нет! — с негодованием отверг Витя. — В ней ничего искусственного! Все свое!

— Ну, ну, не обижайся, — сказал розовый. — Может, у нее родинка есть приметная? Вот ежели бы шесть пальцев, разыскали бы мигом…

— Не смеете про нее так говорить! — покраснел Витя.

— Для твоей же пользы спрашиваем. Помочь хотим, дура, — покровительственно сказал розовый милиционерчик. — Без нас тебе ее не найти.

Киргиз, продолжавший хранить молчание, вдруг решительно вмешался:

— Пойдем! — и взял Витю за руку.

Через окошко милиции мы увидели, как они вышли на улицу. Накрапывало. Киргиз показал парню на коляску мотоцикла. Тот сел. И укатили искать Нину. Интересно, видел ли ее на самом деле? И найдет ли?

Зашел в первое попавшееся кафе….

Вкусно поесть не удалось: стоишь в очереди с подносиком в руках, раздача с медлительностью XVIII века, и когда, наконец, ставишь на поднос нечто под названием «щи», и холодные котлеты с белесоватым налетом застывшего сала, и бледно-красный кисель в граненом стакане — от желания поесть не остается и следа.

Заведующий этого кафе напомнил мне того бухарского продавца халвы из народного анекдота, который орал на базаре: «Сахарная халва! Душистая халва!

О аллах, хвалю тебя, что ты создал столько людей и народов!» Кто-то, заинтересовавшись, спросил: «Почему тебя радует, что аллах создал столько людей?» — «Попробуй мою халву — узнаешь!» Прохожий бросил продавцу монету, взял халву в рот и выплюнул: «Ну и дрянь! Никогда больше в рот не возьму твою халву!» — «Вот и ответ на твой вопрос, — сказал продавец. — Если бы людей было мало, кому бы продавал я халву?»

С металлическим привкусом киселя во рту вернулся в гостиницу. На мое счастье, один номер освободился. Поспал среди дня часика три и с прояснившейся головой отправился на балет «Чолпон». Вместо тебя в кресле слева сидела скромно одетая девушка, гладко причесанная. Сидела, чуть склонив голову, отчего казалось, что глядит на все исподлобья. Ее облик был мне приятен и в то же время досаждал слабый, но ощутимый запах сладковатых духов. Ты знаешь, с запахами у меня свои, особые отношения. Чтобы слова эти не казались тебе пустой фразой, расскажу кое-что, сейчас всплывшее в памяти.