БЕЗУМНАЯ КЛИО

БЕЗУМНАЯ КЛИО

Тот из людей воистину силен духом, кто яснее других видит источники страха и соблазна и все же не позволяет себе избегать опасности.

Перикл

Предисловие

О последней войне в Европе, ставшей отчасти и моей войной, написано много. Со всех сторон изучали ее государственные деятели, дипломаты, военачальники, толкователи на службе того или иного режима и независимые историки. Тем, кто был в ту пору важной фигурой на мировой арене, нередко казалось нужным оправдать свои действия, найти виновных, увековечить себя в памяти грядущих поколений. Передо мной же, наблюдавшей за происходящим и изнутри, и со стороны и не несущей ответственности ни перед кем, кроме собственной совести, не имеющей надобности ни оправдывать себя, ни прославлять, стоит совсем другая задача. Я хочу взглянуть на войну сквозь призму обыденного. Не великие цели, ради которых сражались обе стороны, не блестящие военные операции, не моменты взлетов и падений — меня волновали прежде всего переживания человека, попавшего под колесо истории. Меня интересовало, как вели себя мои современники перед лицом великих событий. При этом, хотя сделать я могла не слишком много, меня не устраивала роль немого свидетеля, удобно устроившегося в кресле зрителя, перед которым разыгрывается трагедия. В те черные годы я предпочла подняться на сцену, чтобы исполнить одну из ролей, зовущихся на театральном языке «заглавными».

Не без страха приступаю я к этой книге, поскольку знаю, как ранима каждая нация, как естественно для нее искушение вырвать из истории позорные страницы, оставив лишь те, что ее прославили. Именно так рождаются мифы, разрушить которые под силу лишь времени: приходит срок, и историки-потомки бесстрастно счищают шелуху с далекого прошлого. Однако правда, даже не слишком приятная, заслуживает того, чтобы ей отдали должное, — память о собственном поражении может быть спасительной и для отдельного человека, и для всей нации.

Вдохновляет меня на сей труд безвестный русский летописец XV века. Рассказывая о разорительном для его народа нашествии татарского хана Едигея в 1401 году, он поясняет: «пишу не с тем, чтобы прогневить кого, а по примеру первого киевского летописца, рассказавшего без утайки все, как есть, о добром и худом, случившемся в наших землях, и наши прежние князья на него в обиде не были».