1980 г. Пожар в минском автобусе

1980 г. Пожар в минском автобусе

Начало 1980-х годов. Советская Белоруссия считалась тогда образцово-показательной республикой СССР. Послевоенная индустриализация привела к созданию большого числа промышленных предприятий, расположенных в городах или в непосредственной близости от них. Масса деревенского населения бросала родные места и переезжала в города. Бывшие сельчане пытались вписаться в городской ландшафт, осваивали новые для себя профессии и специальности. Многим приходилось осваивать вождение в условиях города, большинству — привыкать к правилам дорожного движения и безопасности на дорогах в целом.

Одной из популярных профессий в те годы стала профессия водителя автобуса. Ведь белорусские города в то время разрастались. Строились новые микрорайоны. Власти были вынуждены открывать все новые и новые внутригородские автобусные маршруты, чтобы обеспечить своевременное прибытие жителей новых микрорайонов к своим рабочим местам. Расширялось также и междугороднее автобусное сообщение. Профессия всячески романтизировалась. В 1983 году киностудия «Беларусьфильм» даже сняла художественную ленту под названием «Водитель автобуса». В ней хоть и рассказывалось о некоторых трудностях работы водителя, но многие вероятные опасности замалчивались. Не было в фильме и даже малейшего намека на минскую трагедию 1980 года.

То обстоятельство, что информация о трагических происшествиях любого плана не попадала в СМИ, не является удивительным. Вся информационная система тогда находилась под полным контролем компартии. Последняя же проводила такой курс, по которому информация подавалась населению дозированно. Освещались реальные и мнимые успехи советского общества, но отнюдь не ужасные трагедии, которые время от времени происходили в разных уголках тогдашнего Советского Союза. Власти Белорусской ССР, полностью подчиненные Москве, ни на шаг не отходили от генеральной линии. Поэтому из газет, радио— или телепередач белорусы не смогли узнать в 1972 году о страшном взрыве на Минском радиозаводе, а в 1980 году — о жутком происшествии в центре белорусской столицы.

3 марта 1980 года учитель истории в одной из минских школ начал необычно. Он не стал проверять домашнее задание. Он не напомнил, что под 3 марта 1067 года в древнерусской летописи впервые упоминается Минск (Менск). Он начал говорить о том, что произошло буквально за час до начала уроков. С замиранием сердца даже отъявленные двоечники слушали рассказ учителя об автобусе № 62, который сгорел вместе с пассажирами. Он напомнил о роли случая в истории и вопреки господствовавшему тогда марксистско-ленинскому подходу указал на превратности судьбы. «В этом автобусе мог оказаться и я, — говорил историк. — Выбежал из дому, потом вспомнил о забытых на столе бумагах — пришлось возвращаться… Потому и ехал на следующем автобусе, из окна которого видел, что случилось». Так что же все-таки произошло тогда в Минске? Попробуем рассказать об этом по порядку.

То мартовское утро выдалось холодным. Весна наступила только календарная. Реально на улицах Минска царила зима. Лежал снег, кое-где даже оставались сугробы. Белорусская столица начинала новый день в своем обычном ритме. Оживился транспорт. Минское метро в то время только строилось. Люди спешили на автобусные, троллейбусные и трамвайные остановки, чтобы попасть на работу или учебу. Один из автобусов маршрута № 62 ехал почти точно по графику. Полностью соблюдать его было невозможно, ведь желающих ехать всегда много. На остановках частенько приходилось ждать, пока не прекратятся попытки новых пассажиров зайти в переполненный салон. Водитель-стажер Иван Петровский (все фамилии и имена участников минской трагедии изменены. — Авт. ) уже успел усвоить это обстоятельство. Он надеялся, что ближе к центру большая часть пассажиров выйдет, а желтый венгерский «Икарус» перестанет напоминать бочку с селедкой.

Другой водитель, пожилой мужчина Данила Касперович, также в то утро выполнял свою работу. Он водил бензовоз «ГАЗ» или, как его в народе называли, «газон». По накладной шоферу следовало на автозаправочной станции наполнить цистерну и перевезти топливо на одно из предприятий. Рейс был вполне обычным и незамысловатым. Такую работу Касперович проделывал много раз, как в городе, так и в деревне. Он спокойно крутил баранку и тихонько напевал популярную в те годы песню:

А дорога серою лентою вьется,

Залито дождем смотровое стекло.

Пусть твой грузовик через бурю пробьется,

Я хочу, шофер, чтоб тебе повезло!

Дождя, как и снегопада, не было, бури — тоже. Дорога была прямой. Бензовоз приближался к Запорожской площади — развязке улиц Столетова и Филимонова. Ничего не предвещало скорой беды.

Николай Доменюк в то утро вел машину «Скорой помощи». Он забрал ее после небольшого ремонта и перегонял к больнице. Особая модель «Москвича», приспособленная под карету «Скорой помощи», часто ломалась. Ремонты были нередким явлением, так как починить автомобиль надолго обычно не получалось. То ли потому, что советские мастера просто не хотели этого делать, то ли потому, что сама модель изначально была склонна к частым поломкам.

«Икарусу» до развязки Столетова и Филимонова оставалось проехать несколько остановок. В то самое время Касперович выехал на Запорожскую площадь и понял, что происходит что-то неладное. Его «газон» странно дернулся. Сзади послышался плеск бензина. Данила тут же остановил машину, заглушил мотор и выбежал посмотреть, что же случилось. Оказалось, что крепление между кузовом и баком бензовоза не выдержало нагрузки и цистерна очень сильно накренилась набок, практически перевернулась на девяносто градусов. Потоки бензина выливались из люка. Его крышка была закреплена только с одной стороны. А что же? Ведь так было привычнее! Зачем еще возиться лишнее время с каким-то болтом… Теперь эта привычка выходила боком — как в прямом, так и в переносном смысле.

Данила судорожно размышлял, что делать в данной ситуации. Он не придумал ничего лучшего, чем прикрыть люк спиной. Надеялся сдержать напор и дождаться подмоги. Однако бензин хлестал из люка с такой силой, что удержать его было просто невозможно. Поняв тщетность своих попыток, промокший от бензинового потока шофер отошел в сторону. Топливо продолжало выливаться на дорогу. Касперович с отчаянием наблюдал за этим зрелищем, не зная, что предпринять дальше. Бензином заливало. Транспорта на улице было не так много. Водители других машин издалека замечали стоящий с перевернутой цистерной бензовоз и старались развернуться, чтобы выбрать другой путь.

Водитель «Икаруса» Иван Петровский, завидев бензовоз, сначала не понял, что произошло. Он посчитал, что «ГАЗ» просто заглох и тем самым преградил путь. Запрокинутую набок цистерну он заметил только тогда, когда успел остановить автобус. Автобусу никак не удалось бы объехать преграду по проезжей части. Да Иван об этом и не подумал, надеясь, что вопрос со стоящим впереди бензовозом вскоре решится.

Петровский открыл две двери. Из первой мог выйти только он сам, из второй на выход неохотно потянулись пассажиры. Никто из них не осознавал опасности того положения, в котором они оказались. Автобус стоял, по сути, в бензиновой луже. Люди, покинувшие салон, стояли в горючем по щиколотки. Казалось бы, раз под ногами столько огнеопасной жидкости, значит, нужно быстрее уходить из зоны риска. Но нет! С десяток пассажиров, вышедших из автобуса, остались практически около его дверей. Они были уверены, что 62-й вот-вот продолжит движение по своему маршруту.

Какая-то тетка при выходе зацепилась сумкой о поручень и никак не могла выйти. Пассажиры, остававшиеся в салоне, ждали, пока она освободит выход. Впрочем, некоторые выходить не спешили, лелея все ту же надежду. Водитель «Икаруса» оставался на своем месте. Он бездействовал, никак не вмешиваясь в происходившее в салоне и вблизи автобуса. Сказывалось отсутствие опыта и неготовность к нештатным ситуациям. Петровский должен был предупредить пассажиров об опасности и срочно эвакуировать их подальше от автобуса и бензиновой лужи. Однако он этого не сделал.

На беду, к развязке улиц подъехал Николай Доменюк на «Москвиче» — «Скорой помощи». Несмотря на очевидное наличие впереди какого-то дорожного происшествия, он попытался объехать то место. Руководствовался простой логикой — по правилам дорожного движения машины «Скорой помощи» имели на дороге определенные привилегии. Пострадавших он не видел, в машине был без врачей. Решил не останавливаться и ехать по своему намеченному маршруту. Но едва «Москвич» въехал в лужу, Доменюк учуял, что под колесами не вода, а бензин. От осознания этого факта он резко ударил по тормозам. Только что отремонтированный автомобиль заглох. Николай ни секунды не желал оставаться в бензиновой луже. Он повернул ключ зажигания, пытаясь завести заглохшую машину. «Москвич» газанул и покинул опасную зону. В эти самые мгновения из его выхлопной трубы выскочила искра, которая попала в бензин.

Раздался громкий хлопок, и вокруг автобуса выросла стена огня. Сперва все оторопели. Потом люди повскакивали со своих мест и начали кричать. Петровский, осознав наконец опасность, попытался дать задний ход и увести «Икарус» из зоны огня, однако автобус заглох. Люди пробовали разбить заднее стекло. Не получалось. Некоторые стали выпрыгивать через заднюю дверь. Прямо за ней бушевало пламя. Одна из выживших после этого пекла вспоминала: «Я стала было кричать, но муж на меня цыкнул, и я замолчала. Потом говорю ему: «Давай прыгать!» Он — ни в какую. Дескать, если выскочим, то сгорим. Я дернула его за пальто и выпрыгнула на что-то мягкое. Как оказалось, на лежащую в огне женщину. И потом уже ничего не помню».

Невольные очевидцы трагедии беспомощно наблюдали, как в автобусе мечутся люди. Огромная горящая бензиновая лужа была непреодолимым препятствием. Оказать помощь сгорающим заживо людям они не могли — разве что вызвать пожарную. Пожарный расчет прибыл в считаные минуты после поступившего сигнала. Из-за образовавшейся автомобильной пробки машины пожарной службы добирались до места происшествия по тротуарам. Однако было уже слишком поздно, чтобы спасти людей.

Пожар потушили всего за полминуты — тушить было практически нечего. В автобусе ничего, кроме человеческих тел, не горело. Правда, температура огня была очень высокая. Например, поручни обгорели почти до основания. Картина, представшая перед глазами пожарных и простых очевидцев, была поистине ужасающей. У автобуса лежали безжизненные, хотя и не полностью обгоревшие тела людей. Рядом мужчина, женщина и еще мужчина… Как вспоминает тогдашний начальник городского штаба пожаротушения, особенно в глаза бросился труп беременной женщины. Ее скрюченные обгоревшие руки обнимали живот, будто она пыталась защитить так и не родившегося ребенка.

От «Икаруса» остался лишь почерневший каркас. Внутри его взору открывалось леденящее душу зрелище. Там в невероятных позах застыли те, кто буквально меньше четверти час назад были живыми людьми со своими заботами и планами на будущее. Они так и не сумели выбраться через бушующий огонь. Пожарные, медики, сотрудники милиции, смотря на эту картину, едва верили в ее реальность. Однако это была хоть и самая ужасная, но реальность. После преодоления ступора спасатели продолжили работу, все еще надеясь найти выживших в этом безумном кошмаре. Водитель автобуса Иван Петровский в тяжелом состоянии был доставлен в больницу, где через несколько дней скончался.

Пожарные несколько раз пересчитывали трупы, но цифра у них получалась все время разная. Иногда было просто невозможно определить точно, где какое тело. Показательно в данной ситуации поведение медиков и милиции. Они наотрез отказались заниматься переносом тел погибших для доставки в минские морги. Эту работу опять же на себя взяли пожарные. Всего, по официальным данным, в огне погибло 23 человека. Девятерым удалось спастись: сказалась быстрота реакции и то, что в полуметрах от автобуса находились огромные сугробы снега, сумевшие их защитить от огня. Упомянутой ранее беременной женщине не хватило буквально нескольких шагов до них.

Одна из выживших в пожаре вспоминала: «Сначала нас привезли в 6-ю больницу. Я все о муже спрашивала. Но его не было ни в палатах, ни в реанимации. Потом всех обгоревших перевезли в 3-ю клинику. Родные, когда приехали навестить, не узнали меня. На лице живого места не было. Плакать я не могла. Соленые слезы на обожженное лицо — это страшная боль. Поэтому только кричала: от крика мне становилось легче». Даже время не смогло стереть или сделать менее болезненными воспоминания о том злосчастном утре.

Трагизм ситуации усугублялся реакцией властей. А она, как мы уже упоминали, была направлена лишь на одно — не позволить народу узнать о произошедшей трагедии. Глупо было ждать от коммунистического руководства Белорусской ССР объявления траура по людям, погибшим в минском автобусе № 62. Никто из руководителей республики не обратился к народу с соболезнованиями. Ни «Советская Белоруссия», ни «Звязда», ни другие газеты не стали сообщать о трагедии. О случившемся белорусы узнавали из быстро распространившихся слухов, а также из сообщений «вражеских голосов». О пожаре в минском автобусе, например, сообщила радиостанция «Голос Америки».

Не объявив траура и оградившись публичным молчанием о трагедии, коммунистические власти все же не оставили пострадавших и их семьи без внимания. Сделали они это так, как видели, — в духе «крепких хозяйственников», стиль мышления которых сохранится в независимой Беларуси и зацветет буйным цветом в годы правления Александра Лукашенко. Так как же поступили «крепкие хозяйственники» в 1980 году? Они взяли на себя расходы по организации похорон погибших. Тем из оставшихся в живых, кто нуждался в улучшении жилищных условий, выделили квартиры и выплатили по 3 тысячи рублей (автомобиль «Запорожец» стоил в то время 3 с половиной тысячи рублей). Было сделано все возможное, чтобы люди, не дай бог, не раскрыли рот и не стали задавать лишние вопросы. Впрочем, в то время задавать властям неудобные вопросы не было принято.

Следствие и суд по делу о трагедии на Запорожской площади проводились так же тихо. Власти даже в этом случае не хотели какой-либо огласки. Смысл следствия свелся к тому, чтобы найти козлов отпущения. Виновными были признаны водители бензовоза и машины «Скорой помощи». Их осудили на 12 и 5 лет соответственно. Останься живым водитель автобуса, он также вполне мог получить тюремный срок. Сейчас мы не ищем оправдания этим трем водителям. Каждый из них был по-своему виноват. Касперович не проверил крепления цистерны и правильность закрытия люка, а после пролива топлива никак не обозначил это место. Петровский не попытался сразу же увести автобус из бензиновой лужи и не посодействовал тому, чтобы пассажиры покинули опасную зону. Доменюк не сумел трезво оценить обстановку и просто оставить «Москвич», не предпринимая попыток его завести.

Все эти обвинения совершенно логичны, и спорить с ними трудно. Вместе с тем остается некое недоумение. Почему сразу три водителя в очевидно опасной ситуации проявили себя некомпетентно? Почему не было никакого взаимодействия между водителем бензовоза и водителем автобуса? Почему пассажиры стояли по щиколотку в бензине или оставались в автобусе, а не уходили в безопасное место? Почему невольные свидетели происшествия не призвали пассажиров уйти от автобуса подальше? Ответ может показаться странным. Но, скорее всего, дело в типичной для той эпохи общей безалаберности, незнании или неумении выполнять элементарные правила безопасности, особом мышлении участников трагедии, их неполной адаптации к городским условиям жизни. И если уж не кривить душой, то всех пассажиров, сразу не ушедших на безопасное расстояние, следует считать виновными в собственной гибели…

Единственным положительным последствием этой катастрофы стало принятие властями мер по усилению пожарной безопасности. Во избежание подобных ЧП было ограничено движение бензовозов по Минску. Ряд АЗС, находившихся в непосредственной близости к жилому сектору, были закрыты. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.