Михаил Царев. Профессионал во всем
Михаил Царев. Профессионал во всем
Если спросить меня, хорошим ли актером был Михаил Иванович Царев, я поначалу запнусь. А потом, вспомнив, как он играл Фамусова или Вожака в «Оптимистической» (в постановке Л.Варпаховского), скажу: очень хорошим.
Барственный, чванливый, искренний Фамусов очень правдиво недоумевал, что же это происходит вокруг. Он был абсолютно уверен в своей правоте и превосходстве над Чацким. И в его отношении к горячему молодому человеку, кроме осуждения, совершенно достоверно проступало даже соболезнование. Дескать, такой молодой и уже, похоже, тронулся.
И такого Вожака, как у Царева, я, признаться, до него не только не видел, но и не представлял себе. Хотя Вожаки и в знаменитой постановке Таирова еще в Камерном театре, и в ленинградской Александринке (режиссура Товстоногова) мне очень нравились. Но Вожак — Царев в очках, изъяснявшийся якобы в интеллигентской манере, был не только неожиданным, но и самым убедительным.
Вообще персонажи отрицательные, подловатые, двоедушные или сановитые получались у Царева неотразимо правдиво. Тут он, несомненно, был на своем месте — я имею в виду отличным актером.
А вот когда играл героев положительных, жаждущих правды, искренне влюбленных — тут, во всяком случае, оговорюсь, для меня — он был фальшив.
Например, несколько ранее, чем Фамусова, уже немолодой Царев в том же Малом театре играл Чацкого, — разумеется в другой постановке. Однако чрезмерный темперамент, с которым он это осуществлял, тут уже впол-
не закономерно вызывал соболезнование Фамусова. А митинговый пафос объяснений с Софьей (ее играла актриса Ликсо) насторожил бы любую девушку. Или испугал. Но уж никак не привлек. Что до зрителей, то почтенный возраст Чацкого невольно заставлял их либо усомниться в искренности героя, либо разделить чувство соболезнования вместе с Фамусовым.
К сожалению, мне не привелось видеть его в «Даме с камелиями» у Мейерхольда, который его ценил. Но то был Мейерхольд, и не сомневаюсь, что еще очень молодой и красивый Царев (легкая тогда косина глаз, как говорят, его никак не портила) у такого выдающегося мастера режиссуры, как Всеволод Эмильевич, не мог играть плохо.
Потом, когда этот театр разрушили, а Мейерхольда арестовали и убили, Царев перешел в Малый театр, где очень скоро занял руководящее положение, а затем стал его директором, что позволило ему выбирать для себя те роли, которые хотел. Три из них — Фамусова, Вожака и Чацкого, я уже назвал.
Но одно несомненно — у Царева был роскошный, именно роскошный, бархатистый голос и великолепная дикция. Именно поэтому, как ходили упорные слухи, Сталин и выбрал его и Гоголеву в качестве чтецов у себя на дому. Не знаю, верны ли эти слухи, однако надо сказать, что чтецом Царев был действительно исключительным. Его программы по телевидению, когда он читал стихи, можно было слушать с наслаждением. Он идеально доносил их музыку и мысль. Очевидно, некая особая условность стиха и телевизионного экрана погашала фальшь, заметную в некоторых ролях на сцене. Это странно, ибо как раз ТВ обычно подчеркивает и выпячивает все нарочитости, незаметные при других условиях.
Зато когда Царев произносил речи или читал доклады, а это ему как руководителю театра и впоследствии также представителю ВТО приходилось делать нередко, то ходульная патетика лезла наружу. Впрочем, он ее и не скрывал, возможно потому, что именно она как раз ценилась высоким начальством.
Вот и судите после этого, был ли он хорошим или плохим актером.
Еще сложнее сказать, был ли он хорошим или дурным человеком.
Об истории со стукачкой М., по доносу которой посадили руководителя литчасти Малого театра М.Бертенсона, я уже писал. Когда реабилитированный Бертенсон вернулся, то Царев вынужден был уволить М. из Малого театра. Но тут же пригрел ее в ВТО.
Или вот другой случай. Как известно, сразу после войны, еще до «дела врачей», повсеместно стали проводить дискриминационные меры в отношении евреев. Их изгоняли со службы под разными предлогами, перестали принимать в высшие учебные заведения, да и попросту третировали.
А тут друг Царева еще с мейерхольдовского театра, превосходный и всеми любимый артист Михаил Иванович Жаров взял да и женился на еврейке. Полюбил девушку, что поделаешь. И в связи с этим почувствовал к себе в Малом театре некий официальный холодок. Тогда он пришел к Цареву, который в то время был директором, и спросил: «Миша, мне что — придется уходить из театра?» На что Царев, после некоторой паузы, глядя и не глядя Жарову в глаза (с возрастом косоглазие увеличилось, и куда смотрит Царев, не всегда можно было определить), своим бархатистым баритоном отчетливо произнес: «Пока еще указаний нет».
И все. И более ничего. Никак не прокомментировал возникшую ситуацию.
Ну а если бы указание поступило, стал бы Царев сражаться за друга? Но подоспела смерть Сталина, и Жарову уходить из Малого, к счастью, не пришлось.
Любопытен с точки зрения характеристики Царева еще один случай. Я уже писал в очерке об Охлопкове, что он был одним из двух, кто при реабилитации Мейерхольда, тем не менее, подтвердил ложные обвинения, по которым Мастер был уничтожен. Все, кого вызывал следователь, занимавшийся реабилитацией, либо опровергали обвинение, либо даже в дополнение к этому говорили еще о высоком и редком таланте Мейерхольда. Все, кроме двух. Это крайне поразило молодого следователя, которому не удалось видеть ни Мастера, ни его постановок. А поразило потому, что Охлопков был уче-
ником Мейерхольда и потому не мог не понимать лживости доноса.
Так кто же был второй? Представьте, тоже ученик и также весьма многим обязанный Мастеру. А именно — Царев.
Вот и ответьте теперь на вопрос сами: так каким же человеком был Царев?
К счастью, история театра знает и других мейерхольдовских учеников. Игорь Ильинский — великолепный артист и честнейший человек, также прошедший школу Мейерхольда, до конца своих дней чтил (как и Бабанова) Мастера. И вдруг он узнал, что власти задумали после всех реабилитаций устроить юбилей Мейерхольду. А делать доклад о нем поручают Цареву. Тогда, придя на юбилейную комиссию, Ильинский подошел к Цареву и при всех громко спросил его: «И тебе не стыдно?»
Вас интересует, наверное, что ответил на это Царев?
А ничего. Только сильно покраснел, даже побагровел и промолчал. Члены же комиссии то ли сделали вид, что ничего не поняли, то ли, справляя свои чиновничьи дела, и на самом деле ничего не усекли.
Так или иначе, но доклад все-таки прочитал именно Царев.
Не знаю, может быть кому-то покажется, будто я здесь развенчал Царева. Не могу с этим согласиться. Не я его венчал, не мне и развенчивать. Мое дело: по возможности правдиво, объективно, фактами рассказать о человеке.
Он вам понравился? Дело ваше. Не пришелся по душе? Я тут ни при чем.
Меня только всегда удивляет, почему люди, осознанно совершающие неблаговидные поступки, не думают, что это обязательно все-таки уродует их жизнь? Вы в это не верите? И, опять-таки, дело ваше. Я — верю.