Глава девятая

Глава девятая

ВИНС

«ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗАБАВНЫЕ ИСТОРИИ, ПО ПОВОДУ КОТОРЫХ ВДУМЧИВЫЙ ЧИТАТЕЛЬ МОГ БЫ ЗАДАТЬСЯ ВОПРОСОМ, КАК БОГИ СЕКСУАЛЬНОЙ ФОРТУНЫ ПОЗВОЛЯЮТ ВИНСУ УЛЫБАТЬСЯ ДАЖЕ ПРИ САМЫХ ЗАТРУДНИТЕЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ»

Спустя две недели после тура «Theatre of Pain», я аккуратно положил мой новенький золотой, инкрустированный бриллиантами, «Rolex» за двенадцать тысяч долларов в свой ящичек, взял такси до ближайшего полицейского участка и передал себя в руки правосудия. Я хотел быстрее покончить с этим. Они отвезли меня в тихую тюрьму в Торрэнсе (Torrance), где я должен был отбывать мои тридцать дней.

Мой сокамерник сидел за то, что воровал спортивные автомобили, и мы оба были на хорошем счету за хорошее поведение, это подразумевало, что в наши обязанности входило приносить еду другим заключенным, убирать тюремные камеры и мыть машины полицейских. Взамен мы получали привилегии: не только телевизор и посетители, но и то, что по выходным охрана приносила нам гамбургеры и упаковку пива (burgers and a six-pack). Я только что провёл почти год в туре, пытаясь оставаться трезвым в угоду судьям, а теперь, когда я был в тюрьме, охрана поощряла меня выпивкой. Хотя сержант ночной смены ненавидел меня с потрохами, все остальные желали получить автографы и фотографии. Во многих отношениях клиника, чувство вины, газетные заголовки и безалкогольный тур были намного хуже, чем тюрьма.

Однажды днем одна белокурая фанатка, которая узнала, в какой тюрьме я был, зашла меня проведать. Она была одета в «Дэйзи Дьюкс» («Daisy Dukes» — очень короткие шорты, сделанные из обрезанных джинсов) и лайкровый топик, завязанный узлом спереди, и дежуривший сержант сказал, что я на час могу взять её в свою камеру. Я вёл её по коридору, наблюдая за тем, как у всех заключенных текли слюнки, когда мы проходили мимо них. Я привёл её в свою камеру, закрыл дверь и трахнул её на моей койке. В глазах моего соседа по камере я не мог сделать ничего более подлого.

За день до того, как я начал отбывать свой приговор, Бэс и я переехали в дом за 1,5 миллиона долларов в Нортридже (Northridge) с нашей дочерью Элизабет (Elizabeth), которой было два с половиной года. В течение первой недели Бэс навещала меня в тюрьме каждый день. Затем она вдруг перестала приходить. На самом деле меня это не сильно обеспокоило: я не любил её, и наши отношения давно катились по наклонной.

Через девятнадцать дней начальник тюрьмы освободил меня за хорошее поведение. Так как я никак не мог связаться с Бэс, я попросил моего приятеля забрать меня от ворот тюрьмы. Мы добрались до Нортриджа, но я не мог вспомнить, где находится наш дом. После часа поиска мы, наконец, наткнулись на него. Я подошёл к двери и позвонил в звонок. Дома никого не было. Я обошёл вокруг и заглянул в окна, но все занавески были опущены. Возможно, мы ошиблись домом.

Я обошёл дом сзади и убедился, что бассейн и двор были мне знакомы. Поэтому я решил проникнуть внутрь. Там была стеклянная дверь, я разбил одно из стекол около ручки, просунул руку и открыл дверь, молясь, чтобы тут же не оказаться снова в тюрьме за взлом и проникновение в чужое жилище. Я вошёл внутрь и осмотрелся. Это был мой дом, но что-то было не так: вся мебель исчезла. Бэс забрала всё, даже формочки для льда из морозильника. Всё, что она оставила, были мой «Rolex» и мой «Camaro Z28» (автомобиль). Единственная проблема состояла в том, что она прихватила с собой ключи от него.

Я позвонил родителям Бэс, её бабушке и дедушке и её друзьям, и все они утверждали, что не получали от неё никаких известий. Меня не интересовал разговор с нею: мне всего лишь были нужны развод, ключи от моей тачки и какая-нибудь возможность поддерживать связь с моей дочерью. Я не видел Бэс почти десять лет к тому моменту, когда она появилась на концерте во Флориде (Florida) со своим мужем и новыми детьми, которых она вела за руку. Наша дочь Элизабет, со временем, переехала в Нэшвилл (Nashville), чтобы попробовать стать кантри-певицей.

Что касается меня, после года принудительной трезвости, тюрьмы, психотерапии и раскаяния, пришло время со всей ответственностью немного позабавиться. Я привёз в дом нескольких приятелей и, вместо того, чтобы купить мебель, мы соорудили яму с грязью для женской борьбы рядом с бассейном. Я пригласил всех наркодилеров, которых я знал, чтобы они зависали в моём доме, потому что везде, где были наркотики, были девочки. На одну из моих вечеринок зашла кучка парней в костюмах, которых я не знал. Когда они уходили, один из них вручил мне кусок кокаина (rock of cocaine) размером, наверное, с мяч для гольфа, приложил руку к своей шляпе и сказал, словно он был Крестным отцом или кем-то в этом роде, “Спасибо за ваше гостеприимство”. После этого он стал бывать в моем доме каждую ночь. Его звали Уити (Whitey), торговец наркотиками, который, наверное, с’едал больше кокса, чем продавал. Гость дома, который никогда не уходил. Он провёл какое-то время в Нью-Мексико (New Mexico) и довольно скоро начал приводить своих тамошних приятелей, особенно, бандитски выглядящего, добродушного, давно не мывшегося мужика по имени Рэнди Кастэлло (Randy Castillo). Одни ночи заканчивались большим количеством девочек в нижнем белье и Уити, Рэнди и другими избранными друзьями в плавках; в другие ночи я привозил дюжину девочек из «Тропикана» («Tropicana»), чтобы они боролись голыми для меня и моих приятелей. Я ужасно хотел забыть о прошлом годе, перестать быть Винсом Нейлом и стать кем-нибудь ещё, например, Хью Хефнером (Hugh Hefner — основатель и владелец журнала «Playboy»).