11. Злосчастный обоз

11. Злосчастный обоз

Первая половина апреля была на исходе. Мы готовились к переходу через линию фронта. Вместе с нами шел отряд Яковлева.

Пятнадцатого апреля партизаны прощались с жителями деревни. Старики, женщины, дети высыпали на улицу. Наши отряды долго стояли здесь, население привыкло к нам, поэтому прощание было трогательным. Нас снабдили продуктами, женщины починили наше белье, напекли в дорогу лепешек, девушки вышили ребятам кисеты. Многие плакали, вытирая фартуками слезы, просили гнать с русской земли фашистскую нечисть и скорее возвращаться с победой. Всем опостылела, у всех тяжелым камнем на сердце лежала такая жизнь.

Далеко раскинулись границы партизанского края. За зиму в этих местах скопилось много бригад, отрядов и групп калининских партизан. Здесь стояли бригады Рындина, Бабакова, Карликова, Максименко.

Немцы побаивались заглядывать сюда, и лишь изредка по ближним партизанским тылам рыскали каратели.

За три дня до похода мы передали в другие отряды лошадей, станковые пулеметы, минометы и теперь шли налегке. Не чувствуя никакой опасности и тревоги, радуясь весне и скорому возвращению на Большую Землю, бойцы смеялись, шутили. Никто не предполагал, что через несколько дней нам придется по этим местам уходить от погони, никто не думал о приближающейся беде.

И вот партизанский край позади. Миновали последний опорный пункт — деревню Бокалово, занятую отрядом Григория Заритовского. Вечером подошли к деревне Вережье. Здесь нам предстояло перебраться через разлившуюся речку. К мосту выслали разведку, которая скоро вернулась с неприятной вестью — мост занят немцами.

Выяснилось, что вечером на противоположном берегу в деревне остановился большой отряд немцев. Местные жители рассказали нам, что у немцев много повозок и мало оружия.

— Фрицы остановились только на ночь, — высказал предположение Яковлев. — Дадут здесь храпака, а утром пойдут дальше.

Мы посоветовались и решили переждать. Пока располагались в Вережье на ночевку, наши разведчики задержали какого-то парня.

— Ходил здесь, вынюхивал, — сказал Горячев.

Парень назвался партизаном, но какого отряда — он так и не сказал. Вид у задержанного был подозрительный. Брюки навыпуск, ботинки. В одной руке — ржавая трехлинейка, в другой — белый узелок. Нам некогда было заниматься этим человеком. Мы обыскали его, отобрали оружие и посадили в подпол.

Ночью спали не раздеваясь, в полном боевом снаряжении.

Утром, едва блеснули первые лучи солнца, отряд поднялся по тревоге. Партизаны спешно высыпали на улицу.

— Немцы идут! — послышался голос.

Поднявшись с Яковлевым на пригорок, мы увидели в бинокль большой обоз. Враги действительно только заночевали в деревне и теперь двигались дальше. Породистые битюги тяжело тянули огромные фургоны на автомобильных шинах. Следом за повозками шли немецкие солдаты. Гитлеровцев было человек двести.

— Богатый обоз, — мечтательно проговорил Яковлев, — может, стукнем?

Веренич, Соколов и Горячев поддержали заманчивую идею Яковлева. Немцы в это время проходили среди редкого кустарника. Я навел бинокль на гитлеровцев и отчетливо увидел их лица. Один солдат, жестикулируя руками, что-то рассказывал, другие смеялись. Враги шли спокойно, не чувствуя никакой тревоги.

— Давайте пощекочем на прощание, — согласился я.

Веренич с группой автоматчиков быстро побежал вперед. Автоматчики должны были отвлечь на себя внимание гитлеровцев, а мы внезапно атаковать их с фланга и тыла.

Сначала все шло хорошо. Веренич вовремя открыл огонь, и мы увидели, как заметались фашисты. Выждав момент, отряд выскочил из укрытия.

— Ура! — понеслось в воздухе.

Не знали мы, что ночью в соседней деревне, куда двигался обоз, расположился большой немецкий гарнизон. Немцы неожиданно ударили по нашему отряду из орудий и минометов. Кругом загрохотало, полетели вверх комья земли. Боясь попасть в клещи, мы вовремя спохватились и стали уходить.

Веренич догнал нас и сообщил, что идет большой отряд немцев.

— А этот тип, — указал он на парня, — который был пойман вечером, хотел убежать к фашистам.

Утром, во время тревоги, мы забыли, что в подполе сидит задержанный. Воспользовавшись случаем, парень выбрался на волю и решил незаметно пробраться к немцам. К счастью, наши ребята его задержали. Он оказался предателем и шпионом. Мы здесь же построили бойцов, зачитали короткий приговор и расстреляли подлеца на месте.

Настроение у всех было подавленное.

— Зря связались с проклятым обозом, — задумчиво сказал Яковлев.

— Кто ж знал, что так получится. Никому не известно, где его подстерегает беда, — проговорил заместитель Яковлева Георгий Филин. — Побежишь вперед — беду нагонишь, станешь отставать — беда тебя нагонит.

Решили отходить, чтобы оторваться от врагов. Но не тут-то было. Немцы настойчиво шли по нашим пятам. Весь день за спиной взвивались ракеты. Это передовые дозоры неприятеля давали сигнал основным силам, что путь свободен.

На ночь немцы стали с нами по соседству. Рано утром мы обстреляли их, но вынуждены были опять отступить. Перевес оказался на стороне врага.

Второй день шли за нами преследователи.

— Уж больно обнахалились эти обозники, — говорили партизаны.

В полдень мы пришли в деревню Бокалово, где находился отряд Заритовского. Не успели рассказать Заритовскому о случившемся, как из дубравы заработали сразу два пулемета. Завизжали над головой пули, полетела с крыш дранка.

У Заритовского оказалось много раненых. Пока запрягали для них коней, нам пришлось сдерживать натиск неприятеля. Патронов у нас было очень мало, и тут мы впервые пожалели, что отдали пулеметы и боеприпасы другим отрядам.

Заритовский попросил нас выдвинуться вперед и прикрыть его обоз, так как путь отхода лежал по голой, как ладонь, равнине. С большим трудом и жертвами удалось нам достигнуть леса. Мы выбрали старую вырубку и, пользуясь передышкой, перевязали раненых.

Недалеко ухнула вражеская пушка. Стая пичуг испуганно взметнулась в поднебесье.

Партизаны тревожно вскочили со своих мест, напряженно прислушались.

— Смотрите! — воскликнул Федя Попков.

К вырубке, взяв автоматы на изготовку, шли эсэсовцы. Они видели нас.

— В лес! — крикнул Яковлев.

Немцы, однако, успели открыть стрельбу. Сраженная вражеской пулей падает наша верная помощница Тася.

Мы отходим. Немцы не решаются нас преследовать.

К вечеру мы подошли к лесной деревушке. В ней находилось много партизан. Командиры рассказали нам, что всюду идут тяжелые бои с немцами. Гитлеровцы бросили на партизан пушки и танки.

Перед заходом солнца над деревней низко пролетел немецкий самолет-«костыль». Он рассыпал над крышами сотни листовок с призывами сдаваться в плен.

«ПАРТИЗАНЫ!

Час вашего уничтожения ближе, чем вы предполагаете. Вы окружены со всех сторон победоносной германской армией. Железное кольцо вам уже не прорвать. На помощь извне вы не можете рассчитывать. В целях напрасного кровопролития немецкое командование предлагает вам сложить оружие и сдаться в плен. Все прошлое будет забыто. Вам будет гарантирована жизнь. В случае отказа вы будете истреблены. СДАВАЙТЕСЬ!

Командующий германским и силами

гебитскомиссар Лозе».

Ночью к нам привели пленного обер-ефрейтора. Немец рассказал, что на борьбу с партизанами брошена шестнадцатая армия, вырвавшаяся недавно из окружения советских войск под Старой Руссой. Несмотря на то, что дивизии были изрядно потрепаны, они располагали грозной для партизан техникой.

Ночью над деревней самолеты сбросили осветительные ракеты и несколько бомб. Никто из нас не спал. Все с тревогой ждали утра. Немецкие листовки и действия авиации говорили, что день будет напряженный.

Утром, еще затемно, мы покинули деревню. Наш отряд уходил в лес вместе с местными партизанами. Несколько подвод с больными и ранеными двигались в середине колонны. Сзади шли специально выделенные люди, которые умело маскировали след.

Мы знали, что немцы будут искать нас в густых зарослях, а поэтому выбрали редкий олешник. Шли, соблюдая особую осторожность. То тут, то там слышались пулеметные и автоматные очереди. Около десяти часов над нами опять пролетел вражеский самолет-разведчик. Партизаны проводили его глазами. Заметил или нет? В полдень с поста прибежал связной.

— Немцы идут по следу!

Мы заняли места и стали ждать. Прошел час, а немцев не было. В чем дело? Я взял с собою Соколова и Горячева, и мы втроем пошли в разведку. Идти пришлось недолго. Через сотню метров увидели большое поле и на нем немцев. Гитлеровцы группами бродили возле леса, заглядывали в кусты, но углубляться в лес боялись.

Вернувшись, мы обо всем рассказали своим. Люди немного повеселели, однако тревога не улеглась. Все ждали неминуемого боя. Некоторые беспрестанно курили, другие не спускали глаз с кустов, третьи сдержанно переговаривались между собой. «Только бы не было паники», — думали командиры. В такой момент паника страшнее всего. В полдень из местного отряда были посланы в наблюдение двое бойцов. Не прошло и десяти минут, как раздался треск сучьев и из кустов выбежал один из них. С поцарапанным лицом, с испуганными глазами он в страхе повторял:

— Немцы! Немцы!..

Бойцы моментально повскакивали со своих мест, тревожно засуетились. Я бросился с пистолетом к паникеру и сбил его с ног. Трус закрыл голову руками. Вскоре пришел его напарник. Он рассказал, как, увидев немцев, его товарищ сломя голову бросился бежать прочь.

Здесь же по отрядам был издан приказ: «За панику — расстрел».

Вечером на командирском совете решили поотрядно разойтись в разных направлениях. Мы с Яковлевым договорились идти вместе. Двое суток наши отряды уходили от карателей. Шли ночами, избегая населенных мест. Светлые, лунные ночи были врагам наруку, и нам подчас долго приходилось сидеть у большаков, чтобы пересечь дорогу. Движение вражеских войск не прекращалось ни днем ни ночью.

Шли без дорог, по компасу. Наши разведчики изредка заглядывали в деревни и каждый раз приносили нам невеселые вести. Кругом рыскали карательные отряды и полиция. На избах были вывешены строгие приказы — местным жителям вменялось в обязанность немедленно сообщать немецкому командованию о местонахождении партизан. Указывался перечень наград за выдачу партизанских командиров. Среди перечисленных фамилий упоминались и наши. Немцы сулили населению огромные суммы денег и хуторские наделы за успешную борьбу с партизанами. Но не так-то легко было найти предателей среди советских людей.

Ранним утром наши отряды достигли Бокаловской дубравы. Впервые за эти дни бойцы разулись. Усталые и голодные, упали мы на ворох прошлогодних листьев и крепко уснули.

Днем в дубраву пришла группа местных партизан. Как и мы, они только что вырвались из окружения и теперь искали пристанища. Среди них было трое тяжелораненых.

Тепло грело весеннее солнце. Дубовая роща была наполнена разноголосым пением птиц. Из ближайшей деревни доносился крик петухов.

Ко мне подошел Горячев.

— Знаешь, командир, о чем я думаю? — заговорил он. — Вот если бы кончилась сейчас война, вышли бы мы из леса, пришли в деревню, вымылись в бане, наелись вволю, а потом с песнями поехали домой…

В полдень пришли еще несколько партизанских групп. Роща наполнилась говором, запылали костры. Но мы не стали засиживаться на месте и, как только стемнело, ушли дальше. Наутро отряд был уже под Вережьем, где недавно мы столкнулись со злосчастным вражеским обозом.

Здесь мы повстречали партизан бригад Карликова, Бабакова и Максименко. Расположив отряд на привал, я стал разыскивать кого-нибудь из комбригов. В кустах еще белел не растаявший снег, а на сырых проталинах, подстелив под себя наломанные сучья, группками сидели и лежали усталые партизаны.

— Какой бригады, друзья? — спросил я.

— Максименко, — послышался ответ.

— А где комбриг?

— Там где-нибудь, — показал рукой один из бойцов.

Пройдя полсотни шагов, я неожиданно столкнулся с начальником штаба бригады Максименко — капитаном Исмаилом Алиевым. Черноволосый, с небольшими усиками, стройный, подтянутый, он был всегда жизнерадостен и общителен.

— О, какими путями?! — радостно воскликнул он, обнимая меня.

— Такими же, как и вы.

— Э, э, дарагой, ты крепко пахудел… — с сильным акцентом, блеснув белыми зубами, продолжал Исмаил.

— Похудеешь, когда за тобой фрицы по пятам бегают.

— Да, фашист здорово взялся за нашего брата. Видно, достается им от партизан. Слышал, что немцы замышляют? Нет? На, читай, наши ребята достали.

Алиев порылся в планшетке и протянул мне вчетверо сложенную бумагу. Пользуясь подстрочным переводом, я прочел приказ командующего войсками по охране тыла северо-восточной группировки немецких войск генерал-майора Шпеемана командиру 290-й пехотной дивизии.

В нем говорилось:

«Южнее Новоржева и Бежаницы безнаказанно действуют крупные силы советских партизан. Они создают исключительно тяжелое положение для работы тыловых частей и учреждений, срывают все мероприятия немецкого командования. Отряды местной самообороны, части 281-й охранной дивизии и «добровольческий легион» в течение зимы не могли ликвидировать существующую угрозу, размеры которой в связи с приближением лета все более возрастают.

На основании распоряжения командующего 16-й армией генерал-фельдмаршала Буша и ранее отданных мною указаний вверенной вам дивизии, руководствуясь «Боевой инструкцией по борьбе против партизан на Востоке» от 11 ноября 1942 года, приказываю:

1. К 16 апреля с. г. занять исходное положение и совместно с частями 201-й пехотной дивизии, 281-й охранной дивизии, частью сил 331-й пехотной дивизии быть готовым к выполнению задачи. О начале действий будет сообщено дополнительно.

2. При проведении операции широко использовать приданные дивизии подразделения национальных формировании, памятуя при этом, что большая часть их весьма ненадежна. Имеется много случаев перехода целых подразделений на сторону партизан. Отсюда необходимо предусмотреть меры к недопущению подобных случаев.

3. Местных жителей, заподозренных в сочувствии или помощи партизанам, расстреливать. Имущество и скот забирать для нужд армии. Деревни сжигать. Наиболее молодых и здоровых мужчин и женщин отправлять на сборные пункты для последующей отправки в концлагеря или на оборонительные работы в прифронтовую полосу.

4. Захваченных в бою партизан после короткого допроса расстреливать или вешать, лучше на глазах у жителей.

5. Разъяснить солдатам: никакой жалости! Интересы Великой Германии требуют этого. Солдаты вашей дивизии показали образцы преданности фюреру на фронте и заслужили его высокую оценку. Будьте же достойны этой великой похвалы и теперь!

Хайль Гитлер!

Командующий войсками по охране тыла

генерал-майор Шпееман».

— Да-а, — задумчиво проговорил я. — Если бы мы раньше узнали о планах карателей!

— Э-э, друг лубезный, если все знать, война скоро кончится, — усмехнулся Алиев.