РЕПАТРИАЦИЯ ПОД КОНВОЕМ

РЕПАТРИАЦИЯ ПОД КОНВОЕМ

Война в Европе закончилась фактически 12 мая 1945 года, после капитуляции группы немецкой армии «Центр» под командованием фельдмаршала Шернера. Задержавшиеся в Праге и на подходе к ней Вооруженные силы освобождения народов России в составе 600-й и 650-й пехотных дивизий, известных также как 1-я и 2-я дивизии РОА[2], запасной бригады, офицерской школы, роты охраны Комитета освобождения народов России (КОНР), Военно-воздушных сил РОА — общим количеством до 50 тысяч человек — сумели оторваться и от Красной Армии, и от немецких частей и вышли в зону расположения американских войск, в район деревни Розенталь, что в Германии.

Круг людей, близких к генералу Андрею Власову[3], значительно поредел. 7 мая близ Праги был захвачен и повешен партизанами генерал-майор РОА Владимир Боярский. На следующий день передовыми частями Красной Армии был взят в плен и немедленно отправлен на Лубянку генерал-майор РОА Федор Трухин. В этот же день был захвачен и расстрелян партизанами генерал-майор РОА Михаил Шаповалов. С Власовым оставались генералы Малышкин, Благовещенский, Закутный, Буняченко, Зверев, полковники Меандров и Мальцев.

«Мои соотечественники будут мне верить и пойдут за мной только в том случае, если они будут видеть, что я веду их на борьбу с коммунизмом по правильному пути, направленному к достижению интересов моей Родины и ее народа…»

Генерал А. А. Власов оглашает манифест Комитета освобождения народов России, Прага, 1944 г.

Переговоры Комитета освобождения народов России о предоставлении политического убежища начались с того, что американцы предложили немедленно разоружиться, оставив по двадцать карабинов на роту для самообороны. Затем последовало требование не выходить без особого разрешения за пределы отведенной зоны расположения. Генерал Власов в сопровождении командира 1-й дивизии РОА Буняченко вел неустанные переговоры с американским командованием о сохранении Вооруженных сил освобождения народов России в полном составе под покровительством США. Решающая стадия переговоров была намечена на 12 мая 1945 года.

Утром этого дня колонна из семи легковых машин 1-й дивизии в сопровождении американского бронетранспортера двинулась в путь. На развилке неожиданно выскочила вперед автомашина, в которой находился адъютант одного из батальонов дивизии капитан РОА Петр Кучинский, и встала перед бронетранспортером. Сзади колонна была заблокирована советским танком.

Вместе с Кучинским досмотром колонны занялись командир батальона 162-й танковой бригады 25-го танкового корпуса Красной Армии капитан Михаил Якушев и сотрудники отдела контрразведки СМЕРШ[4] из той же бригады старший лейтенант Илья Игнашкин и майор Пахом Виноградов. В одной из машин был обнаружен генерал-лейтенант Власов. На него указал его же шофер Илья Комзолов. При содействии шофера машины капитана Кучинского Александра Довгаса генерал Власов был посажен в советский танк, который немедленно двинулся в расположение советских войск. Куда-то ушел и американский бронетранспортер. Колонна, которую теперь возглавила машина Кучинского, двинулась вслед за советским танком. Замыкала колонну машина капитана Якушева. На одном из перекрестков машина, в которой следовал генерал Буняченко, неожиданно резко свернула вправо и стала удаляться. Никто ее не преследовал.

Через некоторое время американские патрули передали советским властям задержанных генерала Буняченко и начальника штаба дивизии подполковника РОА Николая Николаева.

Еще через несколько дней представители советских властей обратились к англо-американскому командованию с предложением — выдать солдат и офицеров Вооруженных сил освобождения народов России. На этот раз союзники ответили отказом, сославшись на отсутствие разработанной и согласованной процедуры. Но ждать пришлось недолго…

Тем временем 19 июня 1945 года в газете «Правда» был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами генералов, офицеров и рядового состава Красной Армии».

За успешное выполнение особого задания командования на фронте орденами Суворова II степени были награждены майор Пахом Виноградов, старший лейтенант Илья Игнашкин, полковник Иван Мищенко, генерал-майор Евгений Фоминых и капитан Михаил Якушов. Орденом Отечественной войны I степени был награжден капитан Петр Кучинский. Орденами Отечественной войны II степени были награждены Александр Довгас и Илья Комзолов.

Генерал Фоминых командовал 25-м танковым корпусом, полковник Мищенко командовал 162-й танковой бригадой. Кто были остальные награжденные, читатель уже знает.

Орден Суворова II степени был полководческим. По статусу им могли награждать крупных военачальников за совершение значительной военной операции. То что этим орденом были награждены старший лейтенант и майop из СМЕРШа, а также армейский капитан, не имело прецедента в истории Второй мировой войны. Так оценил захват Власова Иосиф Сталин.

Следует отметить, что судьба Петра Кучинского была не столь радужной, как можно было ожидать. Некоторое время СМЕРШ использовал его как опознавателя, помогавшего выявлять командный состав 1-й и 2-й дивизий Русской освободительной армии. 13 августа 1945 года он был отправлен на «государственную проверку» в 12-ю запасную стрелковую дивизию на станцию Алкино, что в Башкирии. 31 декабря того же года его вызвали в Москву, в Главное управление СМЕРШ, и объявили, что он направляется для продолжения проверки в проверочно-фильтрационный лагерь № 174, что в Подольске Московской области. В этой военной тюрьме строгого режима он содержался до мая 1946 года. После обращения к Сталину Кучинский был сослан на поселение в Тулу, где и жил до конца своих дней. Но тем не менее орденов ни у него, ни у Комзолова и Довгаса, не отобрали.

Коем ужо по делам его…

Перелом в войне определился окончательно в 1944 году. Советские войска вступили на территорию Польши и с каждым днем продвигались на Запад. Количество освобожденных советских военнопленных и «остарбайтеров»[5] возрастало с каждым днем. Коммунистическое руководство СССР не допускало и мысли, что кто-либо из оказавшихся на Западе советских граждан откажется вернуться в родные пенаты. На языке власть предержащих это было тяжелым преступлением — «невозвращенцев» приравнивали к изменникам родины.

Руководители Советского Союза приняли неотложные меры к тому, чтобы все граждане СССР, по собственному желанию или помимо него, были возвращены в СССР. Стройки коммунизма требовали пополнения дармовой рабочей силой.

4 октября 1944 года было выпущено постановление Совета Народных Комиссаров (СНК) — правительства СССР — № 1315-392с «Об Уполномоченном СНК СССР по делам репатриации граждан СССР»[6]. На эту должность был назначен генерал-полковник Филипп Голиков, его заместителями стали генерал-полковник Иван Смородинов и генерал-лейтенант Константин Голубев.

Выбор кандидатур был не случайным. Голиков одно время возглавлял Главное разведывательное управление Красной Армии, потом был начальником Управления кадров Наркомата обороны СССР[7]. Смородинов долгое время ведал вопросами формирования Красной Армии, Голубев работал в Мобилизационном управлении Генерального штаба Красной Армии. Истинные цели и задачи репатриации советских граждан все они понимали хорошо.

6 октября того же года было издано постановление СНК СССР № 1344.402с «О деятельности Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР»[8]:

«СНК СССР постановляет:

Поручить Уполномоченному СНК СССР по делам репатриации граждан СССР тов. Голикову провести следующие мероприятия:

1. Опубликовать обращение Советского Правительства к советским гражданам и военнопленным, уведенным насильственно немцами в Германию и другие страны, с предложением им немедленно после освобождения вернуться в СССР, где им будет предоставлена полная возможность вместе со всеми гражданами СССР защищать свою страну и восстанавливать промышленность, сельское хозяйство, транспорт и т. д., разрушенные немцами и их союзниками во время войны.

2. Опубликовать и издать отдельной брошюрой, для распространения среди уведенных советских граждан, ряд агитационных статей, рисующих зверское обращение немцев с советскими военнопленными и гражданами. В статьях подчеркнуть, что не презрение и недоверие, а внимание и забота встретят их на родине, когда они вернутся домой после освобождения.

3. Подобрать небольшие библиотечки советской литературы и срочно выслать их в Лондон, Париж, Рим и Каир[9] для распространения среди советских граждан.

4. Изготовить тематические плакаты и выставки, посвященные теме возвращения на родину.

Председатель СНК СССР И. Сталин.

Управляющий делами СНК СССР Я. Чадаев».

Перечисленные в постановлении столицы являлись центрами ведения работы по репатриации советских граждан.

Уважительный (казалось бы!) тон этого документа мог обмануть разве что самого несведущего работника государственного аппарата Советского Союза. Все, а уж руководители дел по репатриации в особенности, хорошо знали, что еще в декабре 1941 года было подписано постановление Государственного Комитета Обороны СССР[10] — высшего органа исполнительной власти в годы войны — о создании специальных лагерей НКВД СССР для проверки и фильтрации вышедших из окружения, бежавших или освобожденных из плена «бывших военнослужащих Красной Армии». Не говоря о моральных муках, статус «бывшего военнослужащего» приводил к приостановлению выслуги лет, к потере воинского звания, к прекращению выплаты пособия семье солдата, угодившего в плен. Содержавшиеся в этих военных лагерях строгого режима бывшие советские военнопленные в обязательном порядке привлекались к тяжелому, поистине каторжному труду на шахтах и рудниках, на стройках, на лесозаготовках, вблизи которых и были созданы эти специальные лагеря, переданные в ведение ГУЛАГа.

Проверка в лучшем случае заканчивалась тем, что вышедшего из окружения или бежавшего из плена солдата или офицера Красной Армии, как правило, закрепляли в штатах предприятия, иными словами — продавали в рабство.

Слова Сталина о том, что каждому вернувшемуся на родину будет предоставлена возможность защищать свою страну, на самом деле означали, что эти люди могли попасть на фронт только в составе штрафных батальонов. Правда, были еще и «штурмовые батальоны», в которых в качестве рядовых использовались освобожденные из плена советские офицеры. «Штурмовые батальоны» были в боях до полного истощения личного состава, проще говоря — их бросали на верную смерть.

Слова Сталина о том, что каждый получит возможность восстанавливать промышленность, сельское хозяйство и транспорт Советского Союза, означали на деле, что бывшие репатрианты — и военные, и гражданские — будут брошены в лагеря ГУЛАГа на каторжные работы.

Слова Сталина, что этих людей на родине ждет не презрение и недоверие, а внимание и забота, означали, что каждого репатрианта поставят на учет в органах государственной безопасности СССР, заведут на них досье. Для каждого из них это означало запрет на профессию, на учебу, запрет выбора места жительства, запрет на выезд за границу, запрет на политическую деятельность. Так длилось долгие годы.

Но кроме этих постановлений, было принято еще одно, касающееся бывших подданных Российской империи, осевших за рубежом до 1917 года, и бывших подданных СССР (к ним относили и эмигрантов гражданской войны), попавших за рубеж с 1918 года по 22 июня 1941 года. Органам репатриации предписывалось выявлять этих людей и насильственно отправлять в Советский Союз, независимо от наличия любого гражданства.

Так Сталин готовился к победоносному окончанию войны.

Акция по захвату генерала Власова побудила англо-американское командование урегулировать все вопросы по взаимной передаче репатриантов через демаркационную линию.

Совещание представителей трех держав состоялось в городе Галле (Германия). От советского командования на встречу был командирован генерал Голубев. До нас дошли его дневники этих заседаний.

Первая встреча состоялась 16 мая 1945 года в 21 час по среднеевропейскому времени.

«До начала официальной части совещания генерал Баркер спросил у меня согласия на встречу с ним вдвоем, для решения вопросов, не требующих участия всех офицеров, привлекаемых к совещанию.

На этой предварительной встрече был затронут вопрос о составе участников первого совещания. Баркер просил, чтобы было не более 7-10 человек с каждой стороны. Я не возражал, но заявил, что для работы на совещании я привлекаю нужных мне генералов и офицеров в количестве 10 человек, не считая переводчиков. Второй вопрос, который был решен предварительно, о председательствовании на совещании. При обоюдном согласии была принята очередность.

Совещание открылось вступительным словом Баркера, в котором он заявил:

1. Что он уполномочен генералом Эйзенхауэром вести переговоры и рад приветствовать нашу группу.

2. Заверил, что он примет все меры к тому, чтобы на этом совещании был решен вопрос о кратчайших сроках передачи наших и их граждан.

3. Предупредил, что в работе совещания принимают участие офицеры-специалисты, особенно по вопросам транспортировки, и в частности, представители авиации.

4. Извинился за не совсем организованный прием нашей группы и недостаточное ее обеспечение.

В связи с этим в ответном вступительном слове я поблагодарил за оказанное гостеприимство и указал, что после решения главной задачи — разгрома гитлеровской Германии — перед нами стоит важная задача возвращения на родину большого количества советских граждан, угнанных немцами в неволю и освобожденных союзниками, и, наоборот, возврата на родину освобожденных Красной Армией граждан союзных государств.

Я выразил надежду, что эта задача будет нами решена в короткие сроки и в дружественной атмосфере, поскольку заинтересованность в решении этого вопроса обоюдная. Я подчеркнул, что еще до этого совещания, на основе Ялтинского соглашения, мы осуществили передачу большого количества союзных нам граждан, сейчас открылся новый мощный канал для быстрейшей передачи массы людей через линию войск. Для решения этой задачи мы и собрались сюда.

Я выразил уверенность, что эти вопросы мы решим дружно и граждане обеих сторон в самые ближайшие дни начнут возвращаться к себе на родину.

Переходя к деловой части совещания, Баркер, исходя якобы из желания осуществлять немедленную передачу через линию войск советских людей, освобожденных войсками союзников, и передавать им всех союзных граждан, освобожденных войсками Красной Армии, выдвинул на первый план как единственно возможный и наиболее для них выгодный вид транспорта — применение их авиации с посадкой на наших аэродромах.

Я поставил вопрос перед Баркером о числе освобожденных советских граждан, которые находятся в ведении командования союзников и которых они намереваются передать нам через линию войск.

Баркер сперва заявил, что у них имеется всего 250 тысяч наших людей, но после ряда наших убедительных справок, основанных на их же данных, он вынужден был принести извинения и заявить, что в действительности имеется 450 тысяч освобожденных военнопленных и свыше миллиона освобожденных советских граждан, то есть всего около полутора миллионов советских людей. При этом Баркер заявил, что более 200 тысяч освобожденных военнопленных самовольно покинули лагеря и сейчас разбрелись по многим городам и населенным пунктам западной Германии и что собрать эту большую массу людей сейчас им не под силу[11].

После этого, в течение нескольких часов в вежливой, но крайне острой форме шло обсуждение вопроса о способе транспортировки.

Баркер вновь предложил от имени Эйзенхауэра применить как основной способ их авиацию с посадкой на наших аэродромах, куда они будут привозить наших людей и вывозить своих. В числе желательных им пунктов были названы: Бранденбург, Лукенвальде, Ютерборг и Мюрберг.

Против такого способа транспортировки я возражал, заявив, что наши приемно-передаточные пункты намечены на линии войск или в непосредственной близости от них, и, не указывая принадлежности их к фронтам, в соответствии с утвержденной дислокацией перечислил следующие пункты: Висмар, Кривитц, Пархим, Магдебург, Дессау, Торгау и Риза.

Далее я заявил, что в этих пунктах подготовленных аэродромов у нас нет, кроме Торгау (о чем им известно), и что на подготовку их потребуется слишком много времени, которое удлинит сроки начала передачи освобожденных из плена советских и союзных граждан. Как быстрейший способ передачи я предложил использовать автотранспорт союзников с тем условием, чтобы после доставки советских граждан они в обратный рейс могли бы забирать граждан союзных государств.

Баркер стал доказывать, что они располагают мощной авиацией, которая может в короткие сроки перебросить большие массы наших людей и забрать своих, если мы в тылу наших войск предоставим им достаточное количество аэродромов, для обследования пригодности которых им желательно выслать своих офицеров. Далее Баркер возражал по поводу применения автотранспорта, так как он предвидит большие затруднения, ибо большое его количество они перебрасывают на Восток для войны против Японии и немалое количество автотранспорта ставят в ремонт.

На эти доводы Баркера я заявил, что если они переживают затруднения с автотранспортом и ощущают в нем недостаток, мы можем согласиться на то, чтобы и своих и их людей передавать через линию войск походным порядком, если расстояние не превышает одного перехода, кроме больных, стариков и женщин с детьми, которых надо перевозить. Не менее десяти раз Баркер пытался навязать свой план широкого применения авиации. Я вновь вынужден был в категорической форме отвергать это и настаивал на том, что нам удобнее принимать наших людей и передавать союзников в перечисленных выше пунктах с применением наземного транспорта, а авиацию я предложил им использовать для переброски советских репатриантов из глубинных пунктов западной Германии и Франции к линии своих войск.

С разрешения маршала Конева я также дал свое предварительное согласие на использование авиации для переброски больных и раненых только с аэродрома Торгау, не предрешая, чьими самолетами будет осуществляться эта переброска. В конце концов, Баркер согласился с нашей точкой зрения на этот вопрос — применение железных дорог и автотранспорта как основного вида транспорта.

Исходя из того, что в итоге работы первого дня мы добились обоюдного решения коренных вопросов, связанных с передачей советских и союзных граждан через линию войск, а именно:

а. получили справку о наличии 1,5 миллиона советских граждан, подлежащих репатриации, заявив им, что, по нашим данным, эта цифра значительно больше;

б. нашли обоюдную точку зрения в необходимости начать немедленную взаимную передачу советских и союзных граждан через линию войск, определив ее начало 20 мая в пунктах, указанных выше;

в. определили железнодорожный и автотранспорт как основные виды транспорта для переброски репатриантов и отвергли авиатранспорт.

Я предложил оформить в последующей нашей работе все это в письменной форме, в виде соглашения или в форме конкретного плана передачи и приема через линию войск.

Баркер дал согласие. Для выработки деталей решено организовать взаимную встречу экспертов утром 17 мая.

В конце совещания Баркер поднял вопрос о тяжелом положении их соотечественников в лагерях и о желании послать туда своих офицеров, он также заявил, что мы в этом вопросе не выполняем решений Крымской конференции. Я отверг это и дал справку о порядке содержания и материального обеспечения союзных граждан, подчеркнув, что оно соответствует точному выполнению Крымского соглашения, при этом сослался, что в практике нашей работы как с английской и американской, так и с другими военными миссиями, мы встречались с подобными заявлениями, хотя, как правило, они и не подкреплялись фактами, а при проверке и не подтверждались.

Лучшим доказательством, как мы выполняем Крымское соглашение, заявил я, являются применение дорог и автотранспорта как основного вида транспорта.

Исходя из того, что в итоге работы первого дня мы добились обоюдного решения коренных вопросов, связанных с передачей советских и союзных граждан через линию войск, а именно:

а. получили справку о наличии 1,5 миллиона советских граждан, подлежащих репатриации, заявив им, что, по нашим данным, эта цифра значительно больше;

б. нашли обоюдную точку зрения в необходимости начать немедленную взаимную передачу советских и союзных граждан через линию войск, определив ее начало 20 мая в пунктах, указанных выше;

в. определили железнодорожный и автотранспорт как основные виды транспорта для переброски репатриантов и отвергли авиатранспорт.

Я предложил оформить в последующей нашей работе все это в письменной форме, в виде соглашения или в форме конкретного плана передачи и приема через линию войск.

Баркер дал согласие. Для выработки деталей решено организовать взаимную встречу экспертов утром 17 мая.

В конце совещания Баркер поднял вопрос о тяжелом положении их соотечественников в лагерях и о желании послать туда своих офицеров, он также заявил, что мы в этом вопросе не выполняем решений Крымской конференции. Я отверг это и дал справку о порядке содержания и материального обеспечения союзных граждан, подчеркнув, что оно соответствует точному выполнению Крымского соглашения, при этом сослался, что в практике нашей работы как с английской и американской, так и с другими военными миссиями, мы встречались с подобными заявлениями, хотя, как правило, они и не подкреплялись фактами, а при проверке и не подтверждались.

Лучшим доказательством, как мы выполняем Крымское соглашение, заявил я, являются прекрасные отзывы и благодарности мадам Черчиль, мадам Катру, тридцати трех бельгийских генералов и освобожденного из плена норвежского главнокомандующего Рюге, доставленных самолетами в Москву, и отзывы многочисленных иностранных корреспондентов.

Я указал в заключение, что располагаю отрицательными фактами, касающимися содержания наших граждан в лагерях, находящихся в ведении союзников, но не хочу пока говорить о них, не желая затемнять существо вопроса, для решения которого я прибыл сюда[12].

Я также назвал цифры освобожденных нами и отправленных на родину граждан союзных государств. В ответ на это Баркер заявил, что вопросами репатриации занимаются сейчас тысячи людей, а значит, не исключены возможности недочетов. При этом он постарался заверить, что союзное командование всегда готово выполнить Ялтинское соглашение. Мною был задан вопрос Баркеру и получен ответ, что он уполномочен решать вопрос о гражданах всех союзных государств. На этом совещание первого дня закончилось в 4.00 часа утра.

На совещании присутствовали с нашей стороны генералы Скрынник, Вершинин, Ратов, Драгун; полковники Филатов, Гаврилов; представитель Первого Украинского фронта генерал Дубинин, Первого Белорусского фронта — полковник Куровский, Второго Белорусского фронта — полковник Каширский, подполковник Зинченко и переводчицы Николаева, Тарасова, Кащеева.

Со стороны союзников: начальник оперативного управления штаба Эйзенхауэра генерал Баркер, бригадный генерал Микельсон, бригадир Вейнебелз и др.

Первый день переговоров окончился вничью».

Следующий раунд состоялся 17 мая:

«В 11–30 по московскому времени меня посетил генерал Баркер и сообщил, что он только что получил сообщение о пребывании в Ризе свыше пяти тысяч союзных граждан и настаивает на их немедленной передаче.

В ответ на это я заявил, что мне непонятно такое требование генерала Баркера, ибо мы приехали сюда не для того, чтобы решать отдельные вопросы о Ризе или о другом пункте, а решать вопрос в целом и что мы вчера уже договорились устно об основных вопросах предстоящей организованной передачи как союзных, так и советских граждан.

Решение вопроса я предлагаю форсировать и начать немедленную взаимную передачу людей через линию войск во всех пунктах, тогда отпадет вопрос и о Ризе.

Генерал Баркер возразил, заявив, что он не видит оснований к задержке передачи этих людей, поскольку передача из других пунктов переговоров происходит уже несколько дней, и, в частности, союзное командование приняло вчера две тысячи и сегодня принимает еще две тысячи своих соотечественников. Я просил дать справку, где это происходит. Он ответить не смог.

Генерал Баркер настойчиво стал отрицать необходимость подписания документа и просил поверить ему на слово, что все, о чем мы вчера договаривались, он точно выполнит.

Видя, что я категорически возражаю против такой новой постановки вопроса, бьющей на обман нас, генерал Баркер подошел с другой стороны к осуществлению своей цели и потребовал немедленного допуска своих офицеров на все сборные пункты и лагеря, мотивируя это тем, что соотечественников необходимо успокоить скорейшим возвращением на родину и основными положениями Крымского соглашения.

Я обещал этот вопрос рассмотреть опять-таки в разрезе всего плана и на основах взаимности и дать ответ позже. Одновременно я заявил, что у Баркера нет оснований проявлять беспокойство и бить тревогу за судьбу своих соотечественников, ибо последние находятся в хороших условиях и в ближайшие один-два дня после подписания документа будут среди своих соотечественников.

Баркер остался недоволен таким решением.

В конце беседы был затронут вопрос о работе экспертов, которые должны договориться о деталях и технике передачи. Условились о встрече после работы экспертов в 17–00 сего дня.

При встрече присутствовали: генералы Вершинин, Скрынник, полковники: Филатов и Гаврилов»[13].

В тот же день в 17–05 началась третья беседа.

«Пользуясь случаем, что я председательствовал на этом совещании, я подвел итоги работы первого дня, а затем и работы экспертов, обсуждавших детали вопросов, связанных с передачей советских и союзных граждан через линию войск. Я сообщил Баркеру, что, судя по докладам наших офицеров-экспертов, они закончили свою работу при обоюдном согласии по основным вопросам и тем самым подкрепили достигнутое мной и Баркером устное соглашение.

Баркер согласился с этим.

В связи с этим я внес предложение — все затронутые на совещании вопросы зафиксировать в виде протокола, плана или соглашения, которые мы подпишем вместе с генералом Баркером, а после этого можем с 20 мая начать передачу. Далее я указал, что наши офицеры завтра выедут по своим местам для проведения подготовительной работы к передаче и приему союзных и советских граждан. Я подчеркнул, что на основе подписанного нами соглашения соответствующие военные власти отдадут приказы.

Для составления подобного соглашения и предварительного его обсуждения я рекомендовал наметить комиссию, в состав которой войдут по пять человек с каждой стороны.

Со всеми этими предложениями Баркер также полностью согласился.

После этого я поставил перед Баркером второй вопрос — о допуске группы генерала Вершинина на территорию западной Германии, Дании и Норвегии для ведения работы по делам репатриации, изложил ему цели, задачи, численный состав группы, ее предполагаемую дислокацию и представил самого генерала Вершинина.

На это Баркер заявил, что самостоятельно он этот вопрос решить не может, а посему просил эту просьбу изложить в письменном виде, на что я дал согласие.

В связи с этим Баркер поставил передо мной вопрос о допуске соответствующих представителей французского командования по вопросам репатриации на территорию Германии, занятую частями Красной Армии. Я заявил, что если французы обратятся к нам с этой просьбой, то она будет рассмотрена.

Последний вопрос, который был обсужден на этой встрече, относился к поставленной генералом Баркером проблеме о создании пунктов приема и передачи советских и союзных граждан на территории Австрии. Принципиально я против этого предложения не возражал, заявив, что мы продумаем этот вопрос и соответствующие пункты укажем, увязав их с общим планом.

На мой вопрос о числе советских граждан, находящихся на территории Австрии, Баркер ответил, что он данными не располагает.

На этом совещание было прервано, к работе приступили комиссии по выработке соглашения о передаче через линию войск советских и союзных граждан»[14].

Именно в этот день союзные власти приступили к сосредоточению в Австрии казачьих частей, выходивших с территории Югославии и Северной Италии. Свой вопрос генерал Баркер поставил не напрасно.

Очередная встреча генералов Баркера и Голубева состоялась 18 мая. Она была посвящена тяжелому положению союзных граждан, находящихся на советской стороне в лагере Риза. Баркер требовал пропуска в этот лагерь трех американских офицеров, но Голубев ответил, что это дело местных военных властей. Стороны расстались неудовлетворенные друг другом.

Отношения между союзниками продолжали ухудшаться. 19 мая на встречу с Голубевым прибыли генералы Баркер и Микельсон, бригадир Вейнебелз и подполковник Темплин. В начале речь пошла о пеших перебросках репатриантов. Выслушав предложения Голубева, генерал Микельсон заявил, что в этом случае репатриация советских граждан затянется на два года, но потом свел это к шутке. Потом снова встал вопрос о срочной передаче англичан и американцев из лагеря Риза.

Голубев ответил, что это часть общего вопроса. Баркер и его спутники демонстративно покинули кабинет Голубева, заявив, что сообщат об инциденте в Вашингтон.

Тем не менее на следующий день переговоры были продолжены.

«Днем 20 мая генерал Драгун был приглашен «на прогулку» английским бригадиром Вейнебелзом, который хотел прозондировать почву о возможности продолжения переговоров.

После доклада генерала Драгуна об этой встрече я дал согласие на прием бригадира Вейнебелза. Явившись ко мне, он сразу же начал говорить о возможности начала конференции. Я ответил, что я и не пытался прекращать или срывать переговоры. Я прибыл сюда как представитель Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии для того, чтобы с представителями генерала Эйзенхауэра договориться о передаче наших граждан и подписать соответствующий план.

Я подчеркнул, что готов продолжить переговоры, несмотря на странное поведение и не менее странное заявление, которое мне пришлось вчера выслушать. Вейнебелз на это ответил, что он не хочет вдаваться в обсуждение этих странных заявлений и не хочет вспоминать, что произошло вчера.

Он только хочет договориться о продолжении работы, и если я согласен, то он постарается связаться с Баркером и доложить ему об этом, поскольку, якобы, Баркер не знает о нашем свидании, ибо они об этом не говорили. В действительности, конечно, это был дипломатический прием. Бригадир Вейнебелз был послан генералом Баркером.

Я дал согласие встретиться с Баркером для продолжения работы по обсуждению нашего плана в 22 часа.

На беседе присутствовали генералы: Ратов, Скрынник, Драгун; полковники: Филатов и Гаврилов, и переводчица капитан Николаева».

Судьба многих людей еще не была окончательно определена. Но о том, как она определялась, свидетельствует протокол переговоров генерал-лейтенанта Голубева с генерал-майором Баркером по вопросу репатриации на родину бывших военнопленных и советских граждан, освобожденных войсками союзников, а также бывших военнопленных и граждан союзных государств, освобожденных Красной Армией.

Переговоры эти были начаты в городе Галле 19 мая 1945 года.

Текст протокола содержал следующие выступления.

«ГОЛУБЕВ: Наша редакционная комиссия не договорилась ни по одному пункту проекта соглашения, выявились разные точки зрения, хотя в нашем проекте все вопросы были отражены конкретно и в ясной форме. По ним мы имели устную договоренность 16 и 17 мая.

Учитывая, что мы в течение трех суток разговаривали с господином генералом Баркером, мне хотелось бы эти разговоры оформить и подписать, в развитие Крымского соглашения от 11 февраля 1945 года, конкретный документ — план передачи через линию войск всех без исключения граждан, освобожденных Красной Армией и войсками союзников. Я надеюсь, что мы сможем сейчас договориться по всем вопросам, и от слов перейти к делу.

БАРКЕР: На первой встрече мы достигли принципиального соглашения, на котором будет построен этот план. Со своей стороны, остаюсь в полной надежде, что нам удастся разработать все детали вполне осуществимого плана. Мы готовы сделать все, что возможно, чтобы идти навстречу Вашим пожеланиям.

ГОЛУБЕВ: Я предлагаю приступить к обсуждению отдельных вопросов, предусматривающих порядок приема и передачи. Документ я предлагаю назвать «планом», как это сделали мы. Если генералу Баркеру удобнее — можно назвать «частным соглашением».

БАРКЕР: Я могу согласиться с этим предложением.

ГОЛУБЕВ: (Оглашает название документа) «План передачи через линию войск бывших военнопленных и гражданских лиц, освобожденных Красной Армией и войсками союзников».

БАРКЕР: Гражданских лиц или граждан?

ГОЛУБЕВ: В Крымском соглашении сказано: «военнопленных и гражданских лиц».

БАРКЕР: В английском тексте мы хотели бы использовать термин «граждане», а не «гражданские лица». В английском языке гражданские лица — это все те, которые не были военными, а граждане — это подданные какой-то державы.

ГОЛУБЕВ: В тексте Крымского соглашения есть термин «граждане», имея в виду бывших солдат, офицеров и гражданских лиц, освобожденных Красной Армией и войсками союзников. Я согласен оставить этот термин в нашем документе (зачитывает общую часть текста плана).

БАРКЕР: Это предложение приемлемо.

ГОЛУБЕВ: (зачитывает первый пункт плана). Этот пункт определяет, кто подлежит передаче.

БАРКЕР: Я не компетентен и не имею полномочий принять этот пункт с такой терминологией: «все без исключения военнопленные и гражданские лица». Между нашими правительствами происходила и до сих пор происходит большая переписка и обсуждение вопроса, кто подлежит репатриации.

Этот вопрос и в настоящее время рассматривается правительствами. Окончательное решение пока не принято. Вполне возможно, что если этот пункт будет принят в такой формулировке, то в полной мере он не будет выполнен. Вам известно, что в отношении некоторых лиц трудно установить их подданство. Я уверен, что мы достигнем полного соглашения. Эта проблема затрагивает судьбы большого количества людей. Но независимо от этого я предлагаю осуществить срочную передачу до подписания плана.

ГОЛУБЕВ: Это значит, что будут переданы не все советские люди. Я прошу генерала Баркера указать, что ему не нравится в этой формулировке.

БАРКЕР: Слова «все без исключения».

ГОЛУБЕВ: Я предлагаю тогда формулировку, исключив слова «без исключения», так как в Крымском соглашении принята формулировка «все бывшие военнопленные и гражданские лица» (излагает первый пункт в новой формулировке).

БАРКЕР: С такой формулировкой я согласен.

ГОЛУБЕВ: С пунктом вторым я хотел бы уточнить срок передачи. Точное время мы можем установить через 24 часа после подписания плана.

БАРКЕР: Я согласен…»

После принятия самого главного пункта плана передачи — кто подлежит репатриации, начались обсуждения проблем, связанных с дислокацией пунктов приема и передачи репатриантов, способа их транспортировки, организации питания, перевозки личных вещей. Не раз на заседаниях вспыхивали конфликты, разрешаемые, впрочем, вполне парламентскими методами. Наконец, 22 мая 1945 года в 13–00 по западноевропейскому времени «План передачи через линию войск бывших военнопленных и гражданских лиц, освобожденных Красной Армией и войсками союзников» был подписан.

«Представитель Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии генерал-лейтенант К. Д. Голубев и Представитель Верховного Главнокомандующего Союзными Экспедиционными силами генерал-майор Р. В. Баркер, руководствуясь Крымскими соглашениями от 11 февраля 1945 года, составили следующий план передачи бывших военнопленных и граждан, освобожденных Красной Армией и войсками союзников:

1. Все бывшие военнопленные и граждане СССР, освобожденные войсками союзников, и все бывшие военнопленные и граждане союзных государств, освобожденные Красной Армией, будут переданы через линию войск соответствующему военному командованию сторон.

2. Передачу и прием начать через 24 часа после подписания настоящего плана и производить в следующих приемно-передаточных пунктах:

а. на территории войск Красной Армии: Висмар (восточная часть), Кривитц, Пархим, Магдебург (восточная часть), Дессау, Торгау, Риза и по дополнительной дислокации командования Красной Армии еще в двух пунктах в районах восточнее Штендаль и Плауэн и в двух пунктах для приема советских граждан, передаваемых командованием союзных войск с территории Австрии;

б. на территории войск союзников: Висмар (западная часть), Вистмарк, Людвигслуст, Магдебург (западная часть), Лейпциг, Штендаль, Плауэн и два пункта на территории Австрии по дополнительной дислокации Верховного Главнокомандующего Союзных экспедиционных сил.

3. Транспортировка всех советских граждан, указанных в п. 1, из глубины Германии, территорий союзных стран и территории под контролем союзного командования на приемно-передаточные пункты, перечисленные в п. 2 этого плана, будет осуществляться всеми имеющимися в распоряжении союзного командования транспортными средствами.

Передвижение бывших военнопленных и граждан СССР с приемно-передаточных пунктов союзных армий на передаточные пункты, расположенные на территории Красной Армии, будет осуществляться транспортом, выделяемым командованием союзных войск, если необходимо, маршем для физически здоровых людей на расстояние, не превышающее однодневный переход (25–30 км) за время всего пути следования.

Этим транспортом в обратный рейс будут перевозиться бывшие военнопленные и граждане союзных стран, освобожденные Красной Армией.

4. Ежедневную пропускную способность каждого приемно-сдаточного пункта определить в 2–5 тысяч человек для каждой из стран. Темпы передачи и количество передаваемых сторонами контингентов, указанных в п. 1, не будут прекращаться или уменьшаться по причине отсутствия этих контингентов у другой стороны.

5. Все репатриируемые, указанные в п. 1, могут везти все личное имущество (одежду, обувь, постельные принадлежности, часы, велосипеды и прочие не громоздкие вещи, а также продовольствие).

6. Необходимая документация при приеме и передаче контингентов, указанных в п. 1 (списки, акты приема и передачи и т. д.), будет производиться по совместной договоренности местного командования каждой из сторон.

7. Репатрианты в пути следования будут обеспечены питанием до момента окончательной передачи их на приемно-передаточных пунктах.

8. Транспортабельные больные и раненые, в том числе и туберкулезные, передаются в первую очередь. Инфекционные и венерические больные в заразной стадии будут оставаться на излечении в госпиталях до окончания заразного периода.

Все общавшиеся с инфекционными больными будут карантинизированы.

На сборных пунктах всем репатриантам будет предоставлена возможность мытья в бане, и они пройдут дезинфицирование, а до передачи через линию войск будут подвергнуты дезинфекции сухим способом. Обо всех случаях инфекционных заболеваний в лагерях и в пути следования будет доложено принимающим властям.

9. Командование обеих сторон предпримет соответствующие меры на территории, находящейся под их контролем, для извещения и сбора бывших военнопленных и граждан, указанных в п. 1, на сборные пункты с целью их быстрейшей репатриации.

10. Командование каждой стороны отдает соответствующие распоряжения для немедленного выполнения настоящего плана и обеспечит принятие необходимых мер по завершению репатриации в возможно кратчайший срок»[15].

По уполномочию Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии под этим документом поставил подпись генерал-лейтенант Голубев, а за Верховного Главнокомандующего Союзными экспедиционными силами — заместитель начальника штаба генерал-майор Баркер.

К величайшему сожалению, пока еще не удалось обнаружить ни в английских, ни в бывших советских архивах какого-либо договора, имеющего непосредственное отношение к выдаче казаков и их семей, расположившихся в Лиенце и окрестностях. Обе страны отказываются подтвердить наличие такого документа, и даже факт, что он когда-либо существовал. Однако приведенные выше приказ и выдержки из дневника характеризуют то, что происходило во всех точках соприкосновения советской армии с союзными войсками.

В документе упоминались бывшие военнопленные и граждане СССР, освобожденные союзными войсками. Но действие этого плана, регламентирующего завершение репатриации в возможно короткий срок, на деле распространилось не только на тех бывших военнопленных и граждан СССР, которые не были освобождены союзными войсками, а наоборот, были захвачены англичанами и американцами в плен, но и на тех, кто, будучи русскими по национальности, имели подданства других государств Германии, Чехословакии, Югославии, Франции или не имели подданства вовсе[16].

Правда, у генералов Голубева и Баркера было оправдание — ссылка на решения Ялтинской (Крымской) конференции, согласно которым подлежали депортации все граждане СССР. Но на подданных других стран и на лиц без подданства, тем более на изменивших подданство задолго до Второй мировой войны, эти решения не распространялись.

Значительно позже, 12 июня 1945 года, в докладе народному комиссару иностранных дел СССР Вячеславу Молотову, заместителю народного комиссара обороны СССР генералу армии Николаю Булганину и начальнику Генерального штаба Красной Армии генералу армии Алексею Антонову, генерал Голубев указал, сетуя на многочисленные противодействия со стороны генерала Баркера, что «…за этим, безусловно, скрывались попытки задержать наших советских граждан, происходящих с территорий Прибалтики, Западной Белоруссии и Западной Украины, а также и всех тех, кто не желает возвращаться на родину».

Голубев беспрекословно исполнял требование Иосифа Сталина — вернуть в Советский Союз всех, кто по тем или иным причинам оказался за его рубежами. В равной степени это касалось и эмигрантов первой волны (в Советском Союзе их именовали белоэмигрантами), и политических эмигрантов, взятых в плен в 1914–1918 годах немецкими или австрийскими войсками.

В 1948 году, когда репатриация практически полностью закончилась, в Советский Союз было возвращено — добровольно или принудительно — свыше 1 миллиона 833 тысяч бывших советских военнопленных и свыше 3,5 миллиона гражданских репатриантов.

В принятых позднее постановлениях указывалось, что среди них находились и «…лица, подозрительные по своим антисоветским связям». Это были в основном те, кого доставили в Советский Союз под предлогом репатриации насильно, под конвоем.

22 мая 1945 года — дата подписания плана репатриации — ознаменовалось появлением и других, не менее важных документов.

В этот день было издано совершенно секретное постановление Государственного Комитета Обороны под номером № 8670сс[17]. Подпись Сталина стояла под следующими строками этого документа:

«В целях быстрейшей проверки возвращающихся на родину репатриируемых советских граждан, Государственный Комитет Обороны постановляет:

Обязать проверочно-фильтрационные комиссии НКВД СССР при лагерях и фронтовых сборных пунктах, а также органы СМЕРШ обеспечивать проведение регистрации в срок не более 10-ти дней, после чего всех гражданских лиц направлять к месту их постоянного жительства, а военнослужащих — в запасные части Народного комиссариата обороны СССР. Обязать НКВД и НКГБ[18] проводить последующую проверку в местах расселения репатриируемых советских граждан, а органы СМЕРШ — в запасных частях…

Обязать Центральное управление военных сообщений Красной Армии (т. Дмитриева) и Народный комиссариат путей сообщения (т. Ковалева) обеспечивать быстрейший вывоз из фронтовых лагерей и сборных пунктов, прошедших регистрацию репатриируемых советских граждан к месту их жительства».

Под «местами постоянного жительства» советское руководство понимало нечто иное, чем родные места репатриантов. Как известно, ни Сибирь, ни Урал, ни Казахстан, ни Колыма в ходе Второй мировой войны оккупированы не были. Но именно в эти места направлялось большинство советских репатриантов — и военнопленных, и гражданских лиц. Их вывозили в ссылку, подальше от родных мест, туда, где располагались или должны были располагаться «стройки коммунизма».

22 мая 1945 года был издан совершенно секретный приказ № 00549 народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Берия «Об организации отдела «Ф» НКВД СССР».

«Для повседневного наблюдения за выполнением директив и указаний НКВД СССР аппаратами Уполномоченных НКВД по фронтам, а также обеспечения оперативной реализации материалов агентурно-оперативной работы органов НКВД-НКГБ контрразведки «СМЕРШ» на территории других стран, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Организовать в НКВД СССР отдел «Ф».

2. Начальником отдела «Ф» назначить комиссара государственной безопасности 3 ранга Судоплатова П. А. Заместителем начальника отдела «Ф» назначить комиссара государственной безопасности Запевалина М. А.

3. Возложить на отдел «Ф» следующие задачи:

а) разработку и реализацию материалов, поступающих от Уполномоченных НКВД по фронтам, советника НКВД при министерстве общественной безопасности Польши и Управления войск НКВД по охране тыла Красной Армии;

б) осуществление оперативно-следственных мероприятий по наиболее важным делам;

в) ведение оперативного учета и отчетности, составление ориентировок и общей информации, связанных с работой органов НКВД-НКГБ-СМЕРШ на территории стран, освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков;

г) изучение и реализацию трофейных документов разведывательных, контрразведывательных, карательных и полицейских органов противника;

д) контроль и наблюдение за работой по проверке и фильтрации освобожденных нашими и союзными войсками советских граждан;