5. «Дело врачей»
5. «Дело врачей»
Дело врачей стало возможным лишь в обстановке постоянно растущей подозрительности Сталина, которая искусственно нагнеталась его соратниками-соперниками, прежде всего Л. Берия. Как рассказывала со слов своего отца дочь начальника охраны вождя Власика, все началось буквально сразу после семидесятилетия Сталина, с 1949 года. Вождь сделался очень мнительным. Но это была работа Берия. Ведь, как говорил Власик, у него здоровье и так было подорвано войной, всеми этими бессонными ночами и переживаниями, а Берия неустанно нагнетал обстановку своими систематическими докладами о раскрытии заговоров. Именно тогда разбил тяжелый паралич Мориса Тореза, потом покушение на его жизнь, еще одно покушение на него, через некоторое время – катастрофа с машиной Пальмиро Тольятти… Обострились серьезные заболевания у Георгия Димитрова, у Долорес Ибаррури. «Все это вызывало сомнения: а правильно ли их у нас лечили? Только сейчас я обнаружила в отцовских записках (раньше об этом даже не догадывалась), что они приезжали к нам лечиться под видом отдыха, чтобы у них на родине не знали, что они на самом деле серьезно больны. Наши профессора их консультировали и назначали лечение. Лечили и вылечивали. Но затем эти профессора были все арестованы. – Надежда Николаевна поднесла к глазам листок из записной книжки отца и прочитала: „Это было вызвано усиливавшейся подозрительностью Сталина. И докладами Берия. Телеграммы поступали из разных стран, в том числе и из социалистических. В них говорилось о серьезных угрозах убийства Сталина и других руководителей правительства. Телеграммы поступали постоянно, особенно часто за год-два до смерти Сталина. Эти сообщения направлялись в ЦК партии и органы госбезопасности. Но докладывал о них уже не Берия, а Маленков. Он также докладывал еще до ареста Абакумова о нарушении государственной границы и заброске диверсантов. Мною были приняты меры усиления охраны, особенно при поездке И.В. на юг. Затем мне стало известно, что все эти угрозы были сфабрикованы для повышения нервной возбудимости Сталина“»[1138].
Толчком к раскручиванию дела врачей стало письмо врача Кремлевской больницы Л. Тимашук аж 1948 года. На основе документальных данных изложу развитие событий того периода. Итак, письмо, переданное через сотрудника охраны Жданова Власику.
«29 августа 1948 г.
НАЧ[АЛЬНИКУ] ГЛАВНОГО] УПРАВЛЕНИЯ] ОХР[АНЫ] МГБ СССР Н. С. В[ЛАСИКУ]
28/VIII с/г. я была вызвана нач. ЛСУК профессором Егоровым к тов. Жданову А. А. для снятия ЭКГ.
В этот же день вместе с пр. Егоровым, акад. Виноградовым и пр. Василенко я вылетела из Москвы на самолете к месту назначения. Около 12 ч. дня сделала А. А. ЭКГ; по данным которой мною диагностирован „инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки“, о чем тут же поставила в известность консультанта.
Пр. Егоров и д-р Майоров заявили мне, что это ошибочный диагноз и они с ним не согласны, никакого инфаркта у А. А. нет, а имеется „функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни“ и предложили мне переписать заключение, не указывая на „инфаркт миокарда“, а написать „осторожно“ так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих ЭКГ.
29/VIII у А. А. повторился (после вставания с постели) сердечный припадок и я вторично была вызвана из Москвы, но по распоряжению акад. Виноградова и пр. Егорова ЭКГ 29/VIII в день сердечного приступа не была сделана, а назначена на 30/VIII, а мне вторично было в категорической форме предложено переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда, о чем я поставила в известность т. Белова А. М.
Считаю, что консультанты и лечащий врач Майоров недооценивают безусловно тяжелое состояние А. А., разрешая ему подниматься с постели, гулять по парку, посещать кино, что и вызвало повторный приступ и в дальнейшем может привести к роковому исходу.
Несмотря на то, что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней „инфаркт миокарда“, остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А. А.
29/VIII-48 г.»[1139]
Как развивалось дело дальше видно из письма Тимашук секретарю ЦК А. Кузнецову от 7 сентября 1948 г. В нем она сообщала, что «6/IХ-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В.Х., д-ра Майорова Г.И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим о том, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А.А.