«Дело врачей»

«Дело врачей»

Абакумова собирались сделать главой «сионистского заговора». Но он ни в чем не сознавался. Между тем еще 23 июля 1951 года заместитель министра госбезопасности С. Огольцов подал в Политбюро записку «о законспирированной группе врачей-вредителей». 22 февраля 1952 года дело было передано из прокуратуры МГБ, а курировать следствие стал все тот же Рюмин. Теперь подследственных (а кроме Абакумова были арестованы начальник Следственной части Леонов, следователи Комаров, Шварцман, Лихачев, работники секретариата МГБ Броверман и Чернов) перевели в Лефортово, где их уже начали допрашивать с применением всех мер физического воздействия — вплоть до кандалов и резиновых дубинок. Арестовали также бывших заместителей Абакумова Питовранова и Селивановского и ряд ответственных сотрудников центрального аппарата МГБ — Шубнякова, Райхмана, Белкина, Эйтингона и др., а также кремлевских врачей — Виноградова, Вовси, Егорова, Майорова и др. Было использовано письмо врача-рентгенолога Лидии Федосеевны Тимашук, которая сразу после смерти Жданова доказывала, что Виноградов и другие кремлевские врачи неправильно поставили диагноз Андрею Андреевичу, у которого в действительности был инфаркт. Абакумову ставили в вину, что он не отреагировал на донос врача Лидии Тимашук, в августе 1948 года сообщавшей, что кремлевские доктора неправильно лечат товарища Жданова. Правда, письмо было адресовано начальнику Главного управления охраны МГБ генерал-лейтенанту Николаю Сидоровичу Власику. Но тот, арестованный 16 декабря 1952 года за злоупотребление служебным положением и попустительство «врачам-вредителям», сразу же признал, что переслал письмо Тимашук Абакумову. Однако Виктор Семенович так и не признался, что пытался извести Сталина и потому «замазал» сигнал патриотки.

В записке Тимашук сообщалось о неправильном диагнозе Жданова, поставленном Виноградовым, Егоровым и их коллегами по «Кремлевке». Вместо правильного «инфаркт», на чем с самого начала последней болезни настаивала заведующая кабинетом электрокардиографии Тимашук, медицинские светила предпочли «сердечную астму». Чтобы покрыть ошибку, при вскрытии свежие рубцы на сердце Жданова, свидетельствовавшие о недавнем инфаркте, кремлевские врачи характеризовали как «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и др. Уже после смерти Сталина, когда Берия, чтобы иметь доказательства фальсификации «дела врачей», потребовал от подследственных честно рассказать о том, в чем именно они вынуждены были оговорить себя под давлением прежних следователей, Виноградов признался в записке на имя Берии от 27 марта 1953 года: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессором Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и методе лечения не было». Кстати сказать, это было совсем не то, что в тот момент нужно было Берии, и в сообщении МВД о прекращении «дела врачей» об ошибке в диагнозе болезни Жданова вообще ничего не говорилось. Сталин, возможно, подозревал кремлевских врачей в халатности, что было справедливо, но заодно хотел извлечь и политические дивиденды, расчистив политическое поле для преемника путем устранения «старой гвардии». Для такой цели гораздо лучше подходила версия заговора.

В 1948 году записке Тимашук не был дан ход, в частности, из-за близкой дружбы Власика с профессором П.И. Егоровым. Теперь же на кремлевских врачей обрушились репрессии.

Как пытали фигурантов дела о «еврейском заговоре», 13 января 1954 года рассказал следователям и бывший начальник Лефортовской тюрьмы подполковник Дуринов: «…В кабинете № 65 Лефортовской тюрьмы к некоторым арестованным применялись меры физического воздействия. Причем применением таких мер к арестованному генерал-лейтенанту госбезопасности Белкину руководил лично Рюмин. Сам Рюмин ударов не наносил, но говорил Миронову, Белову, Кунишникову и мне, что бить надо посильнее…»

С резиновыми дубинками следствие пошло веселее. «Врачи-вредители» признались, что злодейски залечили до смерти Щербакова и Жданова, а чекисты согласились с тем, что собирались свершить государственный переворот в интересах международной шпионской организации «Джойнт». Такой сценарий вполне удовлетворил Сталина, лично следившего за ходом расследования. Он вполне соответствовал антисемитским настроениям вождя. Согласно дневниковой записи заместителя председателя Совета Министров СССР В.А. Малышева, Сталин говорил 1 декабря 1952 г., что «любой еврей-националист — это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржуа и т. д.). Они считают себя обязанными американцам».

Абакумову 3 ноября 1952 года предъявили обвинение в том, что он «вынашивал изменнические замыслы и, стремясь к высшей власти в стране, сколотил в МГБ СССР преступную группу из еврейских националистов, с помощью которых обманывал и игнорировал ЦК КПСС, собирал материалы, порочащие отдельных руководителей Советского правительства, а также отгораживал чекистский аппарат от руководящих партийных органов; опираясь на своих сообщников, проводил вредительскую подрывную работу в области контрразведывательной деятельности…»

В ноябре 1952 года Игнатьев докладывал Сталину о ходе расследования по «делу врачей». Были изучены истории болезней пациентов Кремлевской больницы. Следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны как совершенно неудовлетворительную: «При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами прошлой враждебной деятельности». В результате такого медико-политического чекистского исследования был сделан вывод, что там «не создавались необходимые условия для надежного лечения больных, не было обеспечено добросовестное лечение и необходимый уход… за… руководителями зарубежных компартий и стран народной демократии, в том числе за товарищами Токуда, Торезом и Димитровым».

В ходе следствия были арестованы заместитель директора санатория «Барвиха» Рыжиков, начальник Лечсанупра Кремля Бусалов, консультант Лечсанупра Виноградов. Лечившие Щербакова Ланг и Этингер умерли под следствием. Врачей обвинили в том, что они «не использовали возможности сердечной терапии, неправильно применяли сильнодействующие средства, как морфий, пантопин, симпатол и различные снотворные». Щербакову после инфаркта «злонамеренно разрешили» вставать с постели. Лечение как Щербакова, так и Жданова, как утверждал Игнатьев, велось преступно. Были арестованы все врачи, лечившие Жданова в последние годы его жизни — профессора Егоров, Виноградов, Василенко, врачи Майоров и Карпай, патологоанатом Федоров. Последнего обвинили в том, что умышленно скрыл сведения об инфаркте Жданова.

«Следствием установлено, что Егоров и Федоров — морально разложившиеся люди, Майоров — выходец из помещичьей среды, Виноградов — примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко, скрывший с 1922 г. свое исключение из ВКП(б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай — все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля, и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь» — такой вывод содержался в докладе Игнатьева Сталину.

Все арестованные дали показания о том, что они плохо относились к Советской власти и являются членами организованной террористической группы, руководитель которой, профессор П.И.Егоров, «враждебно относясь к партии и Советской власти, действовал по указаниям врага народа А.А. Кузнецова, который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова». Таким образом, «дело врачей» оказывалось в связке с «ленинградским делом», основные фигуранты которого к тому времени уже были расстреляны.

Генерала Власика обвинили в том, что он, получив письмо Тимашук, написанное 29 августа 1948 года, уже 30 или 31 августа передал его Абакумову. В проекте обвинительного заключения, направленного Сталину, этот факт излагался следующим образом: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу… иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову». Сталин, редактируя этот документ, не согласился с такой формулировкой и написал более определенно, что Жданов «не просто умер, а был убит Абакумовым».

В связи с «делом врачей» был арестован ряд чекистов-евреев: начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н. Эйтингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи, Е. Анциелович, начальник отдела «К» МГБ А. Свердлов, заместитель начальника 1 Главного управления МГБ генерал-лейтенант М.Белкин, непосредственно перед арестом — заместитель начальника 2 главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды, Г. Майрановский, тесно сотрудничавший с МГБ начальник следственного отдела прокуратуры Л.Шейнин и др.

После ареста Берии Лаврентию Павловичу предъявили показания руководителя токсикологической лаборатории НКВД-МГБ Григория Майрановского, в феврале 1953-го приговоренного к десяти годам лишения свободы за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением:

«Во время моих опытов по применению ядов, которые я испытывал над осужденными к В[ысшей] М[ере] Н[аказания]… я столкнулся с тем, что некоторые из ядов могут быть использованы для выявления так называемой «откровенности» у подследственных лиц. Этими веществами оказались хлораль-скополамин и фенамин-бензедрин (кола-с).

При употреблении хлораль-скополамина (КС) я обратил внимание, что, во-первых, дозы его, указанные в фармакопее как смертельные, в действительности не являются таковыми. Это мной было проверено многократно на многих субъектах. Кроме того, я заметил ошеломляющее действие на человека после применения КС, которое держится примерно в среднем около суток. В тот момент, когда начинает проходить полное ошеломление и начинают проявляться проблески сознания, то в это же время тормозные функции коры головного мозга еще отсутствуют. При проведении в это время метода рефлексологии (толчки, щипки, обливание водой) у испытуемого можно выявить ряд односложных ответов на коротко поставленные вопросы.

При применении «кола-с» у испытуемого появляется сильное возбужденное состояние коры головного мозга, длительная бессонница в течение нескольких суток в зависимости от дозы. Появляется неудержимая потребность высказаться.

Эти данные навели меня на мысль об использовании этих веществ при проведении следствия для получения так называемой «откровенности» у подследственных лиц…

…Для этой цели Федотовым были выделены пять следователей, фамилии которых я не помню (один из них как будто был Козырев), а также подследственные трех родов: сознавшиеся, не сознавшиеся и частично сознавшиеся. Над ними и проводились мною опыты вместе со следователями. Вкратце меня следователи информировали об обстоятельствах дела и о тех вопросах, которые интересовали следствие…»

Берия утверждал: «Это чудовищное преступление, но я об этом первый раз слышу». И, несомненно, врал, поскольку непосредственно контролировал лабораторию Майрановского.

24 апреля 1956 года в записке первого заместителя Генерального прокурора СССР П.В. Баранова о невозможности реабилитировать Майрановского утверждалось: «Установлено, что врач Майрановский, принятый в 1937 году на работу в органы НКВД, по предложению Берия и Меркулова организовал и оборудовал в 1938 году специальные помещения особо секретной и токсикологической лаборатории, где и производил по приказанию названных врагов народа бесчеловечные испытания различных смертоносных ядов на осужденных к высшей мере наказания.

В течение ряда лет Майрановским было уничтожено мучительным способом большое количество таких осужденных, личность которых следствию установить не удалось, поскольку Берия и Меркулов, представляя Майрановскому «объекты испытания», скрывали данные об их личности.

Майрановский показал, что ему не было известно, кого именно он уничтожал, применяя яды, и в этом отношении для него было достаточным распоряжение Берия или Меркулова.

Кроме того, Майрановский испытывал на арестованных различные наркотические вещества с целью получения якобы правдивых показаний («проблема откровенности»).

По ходатайству Меркулова Майрановскому без защиты диссертации были присвоены звание профессора и ученая степень доктора медицинских наук.

Следствием не установлено, что Майрановский знал об изменническо-заговорщической деятельности Берия и его шайки, а был лишь исполнителем заданий Берия и Меркулова.

Таким образом, Майрановский не может быть привлечен к уголовной ответственности как соучастник заговорщической деятельности Берия и Меркулова, от отбытия наказания, назначенного ему в 1953 году, он подлежит освобождению в силу акта об амнистии.

Учитывая связи Майрановского с разоблаченными врагами народа Берия и Меркуловым, выполнение им особо доверительных заданий этих лиц и социальную опасность Майрановского как лица, производившего бесчеловечные опыты над живыми людьми, полагал бы действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 марта 1953 года об амнистии на осужденного Майрановского Григория Моисеевича не распространять и ограничиться отбытием наказания по вынесенному ему приговору».

Насчет того, что лаборатория по ядам была создана по приказу Берии и Меркулова, — явная ложь. Майрановский работал в НКВД в 12-м Отделе ГУГБ с лета 1937 года, когда Берия еще возглавлял коммунистов Грузии. А токсикологической лабораторией руководил еще с 1935 года, только тогда она была при Всесоюзном институте экспериментальной медицины (ВИЭМ) и, следовательно, была создана по инициативе тогдашнего наркома НКВД Г.Г. Ягоды.

В сентябре 1952 года признательные показания дал заместитель начальника следственной части по особо важным делам Л.Л. Шварцман. Он утверждал, что якобы готовил террористические акты против Маленкова, причем об этом знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон и др. Причиной подготовки теракта будто бы послужило желание отомстить за «разгром националистов, орудовавших под прикрытием Еврейского антифашистского комитета», а впоследствии — и за разоблачение Маленковым «вражеской деятельности Абакумова». Указания же о проведении терактов Шварцман якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Излишне повторять, что все эти признания были получены под психологическим и физическим давлением следствия и ничего общего с действительностью не имели.

Первоначальная идея соединить «дело врачей-вредителей» с делом Еврейского антифашистского комитета не осуществилась. Руководителей ЕАК расстреляли еще в августе 1952 года. Очевидно, Сталин решил соединить «врачей-вредителей» непосредственно с Абакумовым и его подчиненными из МГБ, не размениваясь на ЕАК, который был совместным порождением Политбюро и органов безопасности и самостоятельной роли не играл. Затем для полноценного процесса предполагалось добавить к ним еще и членов Политбюро — Молотова, а возможно, и Микояна, подвергшихся суровой критике со стороны Сталина на пленуме после XIX съезда партии. Неслучайно в январе 1953 года в Москву была этапирована жена Молотова. Вероятно, из нее хотели сделать связную с «врачами-вредителями». 13 января 1953 года в «Правде» было опубликовано сообщение ТАСС о том, что «некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза». Утверждалось, что большинство участников террористической группы были связаны с «международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой…». Следствие обещали закончить в ближайшее время.

Скорее всего, подготовка процесса против «врачей-вредителей», Абакумова и Молотова требовала еще несколько месяцев, которых судьба Сталину уже не отпустила.

После XIX партсъезда Политбюро было преобразовано в Президиум ЦК и расширено с 9 по 25 полноправных членов и 11 кандидатов (раньше было 9 членов и 2 кандидата). Но фактическая власть была сосредоточена в Бюро Президиума. В первоначальный состав Бюро были включены Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров и Хрущев. Позднее туда были вписаны от руки фамилии Ворошилова и Первухина. Весьма показательным являлось отсутствие в составе Бюро Молотова и Микояна, совсем недавно, в 1945 году, входящих в состав руководящей пятерки во главе со Сталиным. Это предвещало их скорое падение и гибель. Теперь же Сталин образовал руководящую пятерку для оперативного руководства жизнью страны. В нее, кроме его самого, вошли Маленков, Хрущев, Берия и Булганин. Поскольку между Хрущевым и Булганиным в тот момент были тесные отношения, их тандем вполне уравновешивал тандем Маленков — Берия, что повышало шансы Хрущева на приход к власти.

Состав «пятерки» показывает, кому из членов партийно-государственного руководства Сталин действительно доверял в последние месяцы своей жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.