Учитель и ученик
Учитель и ученик
Смолин выгуливал собаку в лесу неподалеку от заставы. На опушке, в полях был уже жаркий полдень, а здесь, среди берез, дубов, ольхи, шатровых елей и толстоствольных сосен с раскидистыми ветвями, в зарослях орешника еще держалась прохлада и свежесть раннего утра, на неполегшей траве еще сверкала роса, и щебетали, встречая новый день, птицы.
Грозный был в превосходном настроении. Вымытый, вычесанный, высушенный, накормленный, не зная куда девать накопленные силы, он вовсю резвился: описывал вокруг своего друга и повелителя громадные круги, пугал птиц, ломал молодые побеги малины, лаял на муравьиную кучу, хватал на ходу зубами какую-то лечебную траву, кувыркался, визжал от восторга, рвал землю когтями. В общем, очумел от своего непостижимого счастья. В зависимости от того, куда он попадал, на солнечную полянку, в густую тень или в полутень, его шелковистая шерсть принимала то темно-табачную, то нежно-йодистую, то опаловую, то золотую, то светло-коричневую окраску.
Смолин, любуясь своим молодым другом, чувствовал себя превосходно. Он забыл о том, что жизненный тонус собаки целиком зависел от его собственного настроения.
Гуляя, они вышли на просеку. Вот где можно развернуться Грозному. Он подбежал к Смолину, лизнул ему руку, словно приглашая следовать за собой, и во весь дух помчался по зеленому ущелью. Все дальше и дальше.
Вдруг остановился, вытянул передние лапы, положил на них голову и стал к чему-то тревожно прислушиваться.
«Наверное, где-то лось идет, — подумал Смолин, — или какое-нибудь животное».
Собака вскочила и побежала, Но не вперед по просеке, а назад. Подскочив к Смолину, лизнула ему руки и в настороженной позе застыла у его ног. И только сейчас до уха Смолина донесся шум мотоциклетного мотора. Звук быстро нарастал. В дальнем конце просеки, в ее узком зелено-голубом прозоре Смолин увидел темную фигуру мотоциклиста. Он взял собаку на поводок и с любопытством вглядывался в приближающегося человека. Что за гость? Как он попал сюда? Заблудился? Или кто-нибудь свой?
В седле «ижевца», крепко сжимая широкий, как оленьи рога, руль, сидел губастый, в милицейской фуражке набекрень старшина Семилетов, бывший пограничник. Рядом с ним, в прицепной коляске восседала серая крупная овчарка Бек. Местные жители по старинке называли Семилетова сыщиком, а его розыскную собаку ищейкой. Демобилизовавшись, он пошел служить в милицию и работал там, как слышал Смолин, в общем неплохо.
За свою долгую пограничную жизнь Смолин обучил следопытскому делу многих солдат. Семилетов был одним из способных учеников. От других его отличало большое желание стать настоящим следопытом, упорство, беспощадное отношение к себе и правдивость.
Семилетов лихо подкатил к Смолину, резко затормозил. Собаки заворчали друг на друга, но, одернутые вожатыми, сейчас же успокоились.
— Добрый день, Александр Николаевич. Не ждали?
— Здорово, Петя. По правде сказать, не ждал. Какими судьбами в наши края?
Семилетов выглядел непривычно мрачным.
— Нужда привела. Захотелось быть битому. Берите, Александр Николаевич, палку и бейте своего бывшего ученика.
— На своих, брат, я никогда не поднимал руки. И не подниму.
— А на меня должны поднять. Заслужил я лупцовки.
— Где заслужил, туда и неси палку. А для меня, Петя, ты старый добрый товарищ. Давай кури.
— Не пошла впрок пограничная наука этому самому вашему старому товарищу.
— Зря на себя, брат, наговариваешь. Следопыт был дай бог каждому.
— Да, был! Под вашим крылом. На вашем поводу. Под вашим присмотром. А как ушел на самостоятельную работу, так и сел в лужу.
— В чем дело, Петя? Случилось что-нибудь?
Старшина милиции в полном отчаянии махнул рукой.
— Случилось, Александр Николаевич. Ночью в райцентре ограблен промтоварный магазин. Двадцать штук дорогого сукна прилипло к чьим-то рукам.
— И твой Бек, как я понимаю, не взял след грабителей?
— Угадали! Там такая обстановка… Любая собака, даже ваша, окажется бессильной.
— Так. А я думал, что ты примчался за мной как за «скорой помощью».
— Что вы, Александр Николаевич. Я к вам честно, по-дружески отношусь. Никогда и никому, и прежде всего себе, не позволю ваш авторитет марать.
— Когда ограблен магазин?
— Ночью.
— Ночь большая. В котором часу?
— Точно не установлено. По словам сторожа, это произошло часа в три-четыре.
— Ну! Сторож видел, как грабили магазин, и не поднял тревоги?
— Его оглушили ударом по голове каким-то тупым предметом, заткнули рот, связали и посадили в будку.
— И он не запомнил ни одного лица?
— Он даже не знает, сколько их было. Грабители подкрались к нему сзади.
— Ну! А когда ты, Петя, выехал на место происшествия?
— На рассвете. Вместе со всей оперативной группой.
— И большая была группа?
— Порядочная. Семь человек.
— Ну, и что вы сделали, приехав на место?
— Осмотрели магазин, установили, где и как действовали преступники.
— Вся оперативная группа ринулась в магазин? И ты, следопыт, не остановил ее?
— Не успел, Александр Николаевич. Оплошал.
— Вопросов больше не имею. Все ясно. Действительно, обстановка тяжелая!.. Прошло восемь или девять часов после ограбления. Потеряно драгоценное время. Следы грабителей затоптаны.
— Да, все так оно и есть.
— И что же ты собираешься делать?
— Не знаю. Ума не приложу. А ваш какой будет совет, Александр Николаевич?
— Трудно сказать сейчас. Надо своими глазами посмотреть что и как. А может быть, есть какая-нибудь зацепка?
— Никакой! Решительно.
— Давай все-таки посмотрим. Поезжай к заставе и жди меня там.
— Нет, Александр Николаевич, вы не должны ввязываться в это дело. Хватит и того, что я оскандалился.
— Где ты, Петя, потерпел неудачу, там и мне плохо. Кто за тебя в ответе? Тот, кто обучал следопытскому делу. Значит…
— Нет и нет, Александр Николаевич! Я не позволю ставить ваш авторитет под удар.
— Не твоя это забота. И потом, что это за авторитет, если он боится ударов? Давай поезжай на заставу и жди меня у ворот.
— Ну, смотрите, Александр Николаевич, я вас честно предупредил.
— В твоей честности, брат, я нисколько не сомневаюсь. А вот в кое-чем другом… — Смолин немного помолчал. Усмехнулся и сказал; — Я знаю, Петя, ты любишь правду-матку. И потому напрямик скажу — я, брат, не уверен, что ты действовал до конца так, как тебя учили на границе.
— Александр Николаевич!..
— Не обижайся. Мог что-нибудь пропустить, забыть. Со всяким такое случается. А, может быть, и хорошо действовал. Посмотрим! Давай поезжай. Нет, постой! Я появлюсь на месте происшествия без своей собаки и в штатском. Как твой помощник, практикант. Понял? И не называй, пожалуйста, меня по фамилии. Такие условия для тебя подходящие?
Старшина милиции покраснел и засмеялся.
— Райские это условия, Александр Николаевич. Спасибо.
Петя Семилетов на мотоцикле рванул в одну сторону, по дороге, а Смолин в другую — напрямик, через лес.
Определив Грозного в питомник, Смолин вошел в канцелярию к начальнику заставы и попросил увольнительную в город часа на два, три.
— Пожалуйста, старшина, увольняйся! Хоть на трое суток. На границе сейчас тихо, а мы перед тобой в долгу за целый год. Без выходных работал.
— Разрешите, товарищ капитан, в штатском костюме отправиться в город.
Начальник заставы с недоумением посмотрел на Смолина.
— До сих пор, как я знал, ты гордился зеленой фуражкой.
— И теперь горжусь, товарищ капитан. И всегда буду гордиться.
— Почему же тогда в штатском? Не хочешь, чтобы обращали на тебя внимания?
— Так точно, товарищ капитан. Друга из беды хочу выручать. И так, чтобы не пострадало его самолюбие.
— И что же сделал твой друг?
— Потом расскажу. Сейчас пока дело не ясное. Разрешите идти?
Минут через пять Смолин и Семилетов мчались на мотоцикле от заставы к городу. По дороге договорились, как будут действовать.
Приехали в райцентр. Под промтоварный магазин приспособлен кирпичный, с множеством окон со ставнями и оцинкованной крышей жилой дом. Передняя его часть, с крыльцом и входной дверью, обращенная на улицу, не огорожена. Задняя, выходящая в проулок, сохранила старый каменный забор. Там, посаженные еще хозяином, росли роскошные яблони. Смолин увидел все это сразу, как только подъехал.
В магазине было полно народу: милицейская оперативная группа, какие-то люди в штатском, очевидно, представители райторга. Они сразу же узнали Смолина. Да если бы и не узнали, все равно бы ему не удалось сойти за практиканта. Семилетов выдвинул его вперед и представил.
— Вот, привез вам Смолина. На него вся надежда. Если и он не найдет…
Все с превеликим вниманием и доброжелательством смотрели на прославленного следопыта и ждали от него, как явно чувствовал Смолин, того, чего не смог сделать старшина милиции. Ему стало не по себе. Люди ждут от него чуда, а чудеса он творить не способен. Раньше он надеялся найти хоть какую-нибудь зацепку. Теперь, увидев магазин, понял, что дело действительно тяжелое, почти безнадежное.
Однако он не спешил капитулировать. Он размышлял.
«Следы преступников затоптаны. Грабители ничего не ломали. Подобрали к замку ключи, открыли магазин и преспокойно вынесли через главный вход двадцать рулонов сукна. Каждая штука весит килограммов пятнадцать, если не больше. Триста килограммов с гаком не мог сразу унести на себе один человек. И двоим это тоже не по силам. Значит, преступников было трое или четверо. Возможно, у них была подвода или машина. Где же ее загружали?»
Обращаясь к оперативной группе, Смолин спросил:
— Когда вы прибыли на место происшествия, вы не видели около магазина следов машины или подводы?
Ему ответил офицер с погонами капитана. Сделал он это через силу, с затаенной обидой.
— Не было, старшина, ничего такого не было.
— Должно быть, — твердо сказал Смолин. — На себе грабители не могли унести такую тяжесть. Будем искать. Пошли, Петя!
Медленно, согнувшись, он тщательно осматривал каждый вершок земли перед главным входом магазина, с фасадной, задней и боковых сторон. Семилетов молча шагал за ним.
Бек сидел в прицеле и, навострив уши, поворачивая голову, пристально следил за своим другом.
Смолин ничего нигде не обнаружил. Вернулся на крыльцо магазина и, стоя здесь, раскуривая «беломор», представил себя на месте преступников. Оглушив и связав сторожа, отперев замок заранее сделанным ключом, он распахнул дверь магазина. Конечно же, он был здесь не раз в качестве покупателя. Все высмотрел. Наметил план действий. Попав в магазин ночью, он не стал раздумывать, что именно надо брать. Уверенно передвигаясь в темноте и тесноте, подбежал к полке с сукном, схватил несколько рулонов и выскочил на крыльцо. А куда дальше? Прямо на улицу? Нет, это рискованно. Можно напороться на случайного прохожего или на влюбленную парочку. Ночь вчера была звездная, светлая — улица далеко проглядывалась.
«Я бы на месте грабителей, — подумал Смолин, — повернул с крыльца вправо или влево и, прижимаясь к дому, сливаясь с его чернотой, пробрался на зады, в садик, а оттуда — в глухой проулок и дальше, на большую дорогу».
— Ну, что, Александр Николаевич, плохи наши дела? — унылым голосом спросил Семилетов.
— Нет, брат, ничего, кое-что наклевывается. Готовь собаку к работе.
Смолин спустился с крыльца, повернул налево, вышел в сад и шаг за шагом начал исследовать сухую, слежавшуюся землю под яблонями и между ними. Дошел до каменного забора — ничего. Двинулся в обратный путь — и опять ничего.
На глазок отмерил еще одну полосу и еще исследовал; он не терял надежды увидеть отпечатки сапог грабителей. Сюда, обязательно сюда, в глухое, сильно затененное место должны были броситься они. Другого подходящего пути у них не было. Тут, под яблонями им удобно было оглядеться, переждать, послушать, нет ли кого-нибудь поблизости. Отсюда самая короткая и безопасная дорога в заросший лопухами, нехоженый тупичок. Там, в тупичке их ждала подвода или машина.
Внимание Смолина привлекла ветка яблони, поникшая примерно на высоте двух метров, на уровне человеческой головы. Он неторопливо стал ее рассматривать. Сломана недавно, не далее как сегодняшней ночью: обнаженная кора еще совсем свежая. Кто-то нечаянно в темноте задел ее головой или каким-то предметом и сломал. Значит, под яблоней должны быть следы человека.
Смолин опустился на корточки. Да, есть! Вот они. Очень слабые отпечатки. Их можно было найти только твердо зная, что здесь прошел человек.
Смолин быстро разогнулся и во весь голос закричал:
— Петя, давай сюда своего Бека!
Семилетов прибежал с собакой.
— Что, обнаружил?
— Ну! Давай ищи, Петя. Твое дело правое.
— След, Бек! — скомандовал старшина милиции. — Ищи! Давай, браток, старайся. След!
То, что еле различал человеческий глаз, собака сразу подхватила своим тонким обонянием. Бек встал на невидимый след и, не теряя его, потащил Семилетова и Смолина через весь город. Вывел на окраину райцентра, на каменное взгорье, на перекресток дорог. Одна из них, хорошо наезженная, вливалась в недалекое шоссе, другая вела в лес, третья — в поле, четвертая, глухая, заросшая посредине травой, узкая, упиралась в старое кладбище. Смолин ждал, что Бек потащит Семилетова в лес, но собака без колебаний побежала по кладбищенскому проселку.
— Куда это она тебя тащит, Петя? — удивился Смолин. Спросил — и пожалел. Надо было промолчать.
Семилетов безоговорочно верил своему Беку, но тут и он дрогнул. Натянул поводок, остановил собаку. Гладил ее, подбадривал: «Хорошо, псина, хорошо, Бекушка», — а сам вопросительно смотрел на Смолина. Но тот молчал.
— Что, Александр Николаевич, думаете, Бек сбился со следа?
— Не знаю, брат, тебе виднее. Давай работай, не обращай на меня внимания.
Семилетов покрутил головой, криво улыбнулся. Постояв некоторое время на месте, он осторожно, не насилуя, вернул собаку на перекресток. Но не спешил ставить ее на след. Пусть отдохнет, успокоится.
Примчался на мотоцикле милицейский капитан.
— Что, старшина, потерял след?
— Найдем, если потеряем, — сказал Семилетов и посмотрел на кладбище. — Бек тянет туда, а я засомневался.
— И правильно сделали… Не станут грабители прятать там свои трофеи. Кладбище все-таки! А если бы и захотели, то они не смогли бы вырыть яму для такой кучи добра. — Он повернулся к Смолину. — А вы как считаете?
Смолин пожал плечами, промолчал.
А Семилетов сказал:
— Для грабителей кладбище не помеха, товарищ капитан. Засомневался я по другой причине. Могилы, кресты, памятники — и собака. Неудобно вторгаться.
— Удобно! Преследуя преступника, вы можете вторгнуться куда угодно. Разумеется, лишь в том случае, если вы уверены, что не ошибетесь. Есть у вас такая уверенность?
— Есть, товарищ капитан!
— Тогда вперед!
Бек, поставленный на след, опять взял его и привел Семилетова и Смолина на кладбище, к большому фамильному склепу польских помещиков с очень известной, вошедшей в историю фамилией.
Семилетов, Смолин и капитан подняли с усыпальницы белую, с золотыми поблекшими буквами мраморную плиту и увидели аккуратно, в два ряда, уложенные рулоны тонкого импортного сукна. Двадцать штук.
Я сознательно форсировал концовку рассказа, опустил подробности. Не в них соль. Смолин и Семилетов победили не там, в магазине, не здесь, на кладбище, а гораздо раньше. Там, в утреннем, пограничном лесу, еще не сделав ни одного физического усилия. Победили верностью своим характерам. Дружбой. Чистотой своей совести. Всем тем, что роднит учителя с учеником.
Помнишь, лет двенадцать назад я писал тебе о пастушонке из деревни Корневищи? Да, Петро, Петя! Тот самый хлопчик, который поставил нас с Бурдиным на след парашютиста. Так вот, пограничная судьба опять свела меня с ним.
Вчера к нам на заставу из отрядного учебного пункта прибыло молодое поколение. После официальной встречи, когда солдаты курили в беседке, ко мне подошел высокий, голубоглазый, краснощекий, кровь с молоком, ладный парень в зеленой фуражке и заулыбался во весь рот.
— Здравствуйте, товарищ старшина.
— Здравствуй, если не шутишь, — говорю я и тоже улыбаюсь.
— Что, решил в индивидуальном порядке поздороваться со мной?
— Так точно, товарищ старшина. Двенадцать лет мечтал об этом.
После таких слов, сам понимаешь, мне надо было молча повернуться и уйти. Я же взял руку молодого солдата и сказал ему со смехом.
— Ты, брат, принимаешь меня не за того, кто я есть на самом деле. Я не кинозвезда, а пограничник, инструктор службы собак. Понял?
— Ну да, я про то же самое и говорю. Смолин вы… тот самый. Я вас давно знаю. Помните лес, коровье стадо, деревню Корневищи и хлопчика в синей сорочке, затаившегося в кустах. Вы — к нему, а он — от вас. Дрожит весь, плачет: «Дяденька, я ничего не знаю, ничего не бачив, ничего не чув». Вспомнили?
— Петро?
— Он самый, товарищ старшина.
Ну, известное дело, обнял я своего старого добровольного помощника, потом сел с ним под деревом и стал расспрашивать про жизнь. И рядовой Шевчук рассказывал:
— С того дня, как с вами встретился, я с границы и с пограничников глаз не сводил. Понравилась ваша работа. Решил, как вырасту, непременно стану пограничником. Вышло, как видите, по-моему. Уважили в военкомате мою просьбу. И в отряде уважили: послали на эту самую заставу, где вы служите. Повезло? Удачливый я солдат.
— И границе повезло, что ты стал пограничником.
По секрету тебе скажу, Витя. Растрогал меня Петро Шевчук до самой глубины души. Я вдруг увидел и привычного Смолина, и все то, что он сделал, и всю привычную границу свежими глазами новичка. Ничего не упустил. Все о ценил. Много хорошего сделал, ох, как много! Любо и гордо оглядываться назад.
Встреча с Петром Шевчуком здорово обрадовала меня, вознесла в собственных глазах. Он удостоил меня самой высшей человеческой награды — своей чистой любовью, желанием жить и воевать так, как жили и воевали его старшие братья и отцы. Эта награда не отлита ни в золоте, ни в серебре, ни в бронзе. Но я ее всегда буду видеть, чувствовать на своей груди рядом с орденом Ленина.
Вот, брат, как я сегодня расхвастался. И нисколько не стыжусь. Такую гордость, какую вызвал у меня Петро Шевчук, грех скрывать. Я горжусь первым поколением пограничников, которые охраняли границу босыми, в кургузых шароварах, в шлемах с двумя козырьками — «здравствуй и прощай». Горжусь поколением пограничников двадцатых годов, громивших шайки басма чей, контрабандистов, ловивших шпионов, лазутчиков. Горжусь поколением пограничников, первым принявшим на себя огонь гитлеровских полчищ. И еще больше горжусь сегодняшним поколением пограничников, которое пришло нам на смену. Славные ребята. Преданные. Умные. Образованные. Когда я начал свою пограничную жизнь, следопытство было самой высокой специальностью на границе. Сейчас Петя Шевчук и такие, как он, имеют в своем распоряжении локаторы, приборы ночного видения, сигнальную систему, радиостанции, вездеходы, тракторы, бронетранспортеры, вертолет и кое-что другое.
В хорошее, в золотое время начинает свою пограничную жизнь мой юный друг Петро Шевчук. Пожелаем ему, Витя, счастливой дозорной тропы.