ТАЛАНТ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ

ТАЛАНТ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ

Итак, повторяю, мало-помалу я продвигался к осуществлению своей мечты. Аттракцион с хищными кошками становился реальностью. Вокруг вольера вырастала внушительная стена клеток с прибывающими животными.

Первоначально я получил разрешение на работу с пятью тиграми. Но, пока эти тигры ехали из-за границы, мне, как я уже рассказывал в предыдущей главе, всеми правдами и неправдами удалось заполучить еще кое-каких животных. В Союзгосцирке (так к концу 50-х стало называться Главное управление цирками) смотрели на меня с подозрением. Мало кому верилось, что тридцатилетний акробат, по роду своей деятельности никогда с животными не связанный, осилит новую для себя специальность. Были недоброжелатели, были завистники, были и обычные чинуши. Эти-то последние, пожалуй, хлебнули моей крови больше всех других.

Особенной известностью в кулуарах пользовался некто Бабкин, ревностно служивщий заместителем начальника художественного отдела. Злые цирковые языки давно окрестили грозного зама точным прозвищем «Товарищ Нет». Опытные артисты твердо знали: если тебе не отказывают, а всего лишь посылают получить визу у Бабкина, стало быть, дело твое — труба. Знал это и я. И когда с очередной бумажкой, разрешающей приобретение новых животных, меня отфутболили к «Товарищу Нет», я крепко задумался.

Надо сказать, что в описываемую пору нервы у меня были, что называется, железные. Я смело мог рассчитывать на то, что они не подведут, а потому шагнул в дверь художественного отдела с не меньшей решимостью, чем в клетку к тигру-людоеду.

Лицо Бабкина изумило меня, если так позволительно выразиться, своей безликостью. Оно ровно ничего не выражало. А если и выражало, то лишь полнейшее, совершенно безграничное безразличие. Бабкин механически пробежал мою бумагу глазами и, постукивая по столу пальцами, монотонно пробубнил:

— Ваше письмо подписано самым высоким начальством, но начальство допустило отклонение от правил, так как подписало письмо, на котором нет всех необходимых виз, и я этого подписывать не буду.

Я попытался возразить:

— Вы не имеете права не подписывать, ведь сам управляющий разрешил!

Бабкин, даже не удостоив меня скучающим взглядом, продолжал постукивать пальцами по столу. Когда я закончил говорить, он без выражения произнес:

— Да-да-да-да-да. Но не подпишу.

Я начал спорить, ловя себя на том, что горячусь и повторяюсь.

Бабкин вежливо и равнодушно дал мне закончить и вновь произнес:

— Да-да-да-да-да. Но не подпишу.

— Так ведь управляющий подписал. Ваша виза нужна только формально… — Я с ужасом понял, что никаких более оригинальных аргументов придумать не в состоянии.

— Да-да-да-да-да, — последовал ответ, — но не подпишу. А товарищу управляющему доложу о нецелесообразности.

И тут меня осенило.

— Да-да-да-да-да, — ответил я, — подпишете!

Бабкин словно поперхнулся. Он попытался что-то сказать.

— Да-да-да-да-да, — хладнокровно парировал я.

«Товарища Нет» лупили его же оружием! На него было невозможно смотреть без смеха. Наверное, впервые в жизни человек этот почувствовал себя в шкуре артистов, над которыми привык измываться.

Кончилась наша встреча тем, что всемогущий чиновник вылетел из кабинета с криком:

— Уберите Запашного! Он издевается надо мной! Я не могу работать! Он кровопивец! Душегуб! Вампир! Я не зайду в кабинет, пока он там! — Бабкина трясло так, как обычно трясло выходящих от нет артистов.

Наконец, сжалившись над «Товарищем Нет», я вышел в коридор.

Несколько следующих дней при виде меня Бабкин опускал голову и рысью пробегал мимо, торопясь укрыться за какой-нибудь дверью. Я же неизменно пускал ему вслед ехидное: «Да-да-да-да-да». Более того, я по нескольку раз в течение рабочего дня заглядывал в художественный отдел, произносил с порога ту же идиотскую тираду и, вежливо приподняв шляпу, уходил. Дело кончилось тем, что в конце недели секретарь управляющего, сотрясаясь от беззвучного хохота, вручила мне по всем правилам завизированную бумагу: Бабкин сдался.

В тот же день на платформе Рижского вокзала меня напутствовал Плахотников:

— Получишь в зоопарке двух тигрят. Да смотри, чтоб не было рахита! Не бери с прогнутой спиной или кривыми лапами! Не бери «кота в мешке» — лучше поживи несколько дней, присмотрись. У молодняка может быть костоед — это когда хищник себе хвост грызет. Гляди, бывают еще накожные заболевания… Эх, чувствую, все ты не так сделаешь! Надо бы мне самому ехать…

— Да не переживайте вы так, Евгений Николаевич, — обнял я его, — все будет в порядке. Скажите лучше, как характер подобрать.

— Характер? Да как его подберешь, — вздохнул Плахотников. — Характер выявим на месте. Главное — привези!

От избытка чувств старик погрозил мне кулаком и вытер скатившуюся слезу. Поезд уже тронулся, а он все шел по перрону, что-то крича напоследок. До меня донеслось:

— Да смотри, чтоб не кашляли!..

— Ишь как расчувствовался ваш отец, — кокетливо сказала хорошенькая проводница.

— Это не отец, — ответил я, — но очень, очень хороший человек.

Цирковые скитания уже не раз приводили меня в Ригу. Меня всегда поражала тамошняя противоестественная чистота. В послевоенные годы хозяйки возле своих домов мыли тротуар с мылом и каким-то порошком. Нигде ни бумажки, ни окурка. Русский человек чувствовал себя здесь не в своей тарелке. К слову сказать, и ненавидели здесь русских просто свирепо. Чуть не в глаза называли оккупантами.

Помню, пристала ко мне местная девчонка, совсем замучила со своей любовью. Что поделаешь, такая профессия: поклонницы шагу ступить не дают. Вот и эта — бесцветная совершенно, даже ресницы белые — повадилась ходить на каждое представление и за кулисы являлась. Чем-то девчонка эта приглянулась моей маме. И мама стала меня воспитывать:

— Ты бы, сынок, хоть проводил ее домой, что ли! Неудобно, девочка хорошая, вон как из-за тебя, дурака, страдает.

Мамин совет я воспринял по-своему. В тот же вечер подошел к своей поклоннице и говорю:

— Ты бы, родная, не бегала за мной, а то придется тебя домой провожать. А у меня на ботинках подошва тоненькая — простужусь еще ненароком.

А она, что вы думаете, подняла свои белые бровки и отвечает с каким-то злорадством даже:

— Вам меня провожать нельзя. Я живу далеко. Со мной пойдете — никто вас не тронет. А обратно как? У нас ребята злые: убьют вас где-нибудь в закоулке и будут носить ваши ботинки на тоненькой подошве, пока не простудятся…

Так что Ригу я знал хорошо. Знал и, несмотря ни на что, очень любил. А вот в зоопарке бывать не доводилось. Теперь я поехал туда прямо с вокзала.

Зоопарк располагался в густом сосновом бору на окраине города. Дышалось здесь необыкновенно легко. Мы с ветеринарным врачом Виксне, моим старинным приятелем, шли мимо громадных загонов и любовались холеными оленями, зубрами и зебрами, разгуливающими засомнительной прочности сетками. Завидев нас, копытные доверчиво подходили поближе.

— А вы не боитесь, — не выдержал я, — что животные выберутся из вольеров?

— Что вы! Они очень спокойные, даже ручные, — горделиво улыбнулся Виксне. — Мы не волнуемся, даже когда они разгуливают по парку. Сегодня просто слишком много народу, и мы во избежание недоразумений решили не выпускать животных.

— Много народу?! — Я изумленно огляделся, но, кроме считанных пар, затерявшихся среди бескрайних аллей парка, ровно никого не заметил.

— Не удивляйтесь, — аппетитно затянувшись трубкой, пояснил ветеринар, — у нас очень большой парк. Людям есть где разбрестись.

Как бы в подтверждение его слов на лужайке возле громадного дуба я заметил отдыхающее семейство. Двое старичков и их взрослые дети сидели в густой темно-зеленой траве, а две девчушки лет пяти безбоязненно кормили подошедшего к ним пятнистого оленя. Вид у всей компании был самый безмятежный.

Я залюбовался этой картиной, завистливо отметив про себя, что в России никому и в голову не пришло бы ничего подобного.

Мои размышления прервал Виксне:

— Что вы собираетесь у нас приобрести? Кошек, разумеется?

— Конечно, — ответил я, — и самых крупных. А что вы продаете?

Виксне, взяв меня под руку, свернул на боковую аллейку, которую медленно перебегал напоминающий кенгуру американский заяц.

— Для реализации у нас есть только тигрята.

— Как тигрята? — удивился я, словно приехал за чем-то другим.

— И только? Виксне многозначительно посмотрел на меня и веско сказал: — Тигрята хорошие, от хороших родителей.

— Это очень важно, — согласился я. — А еще что есть?

— Вы сначала тигрят посмотрите, а там поговорим, — загадочно улыбнулся Виксне.

Разговаривая, мы подошли к площадке молодняка. Несколько девочек-подростков убирали вольер. Одна из них, голубоглазая красавица, тискала довольно крупного рысенка, а тот, прижимаясь к пухлым ручкам девочки, мурлыкал, совершенно как домашний котенок. Неподалеку, не обращая на них никакого внимания, на вертикальной лестнице висел гималайский медвежонок, беззлобно заигрывающий с диким поросенком. Молодая гиена, большие выразительные глаза которой просто лучились добротой, неторопливо бегала вдоль сетчатого забора, старательно обходя двух затеявших веселую возню собак динго.

Почти все звери, завидев Виксне, повернулись в его сторону или даже приблизились к решетке. Мое же внимание приковал крупный львенок. Неуклюже ковыляя на непомерно тяжелых лапах, он подошел ко мне поближе и уставился на незнакомца любопытными желтыми глазами.

— Вы подождите меня здесь, — сказал Виксне. — Я мигом сбегаю за директором.

Не в силах оторвать взгляд от львенка, я машинально кивнул.

Постепенно зверята забыли о моем присутствии и вернулись к своим играм. Одна из собак динго атаковала львенка, а он, пробурчав что-то вроде «м-м-хм», плюхнулся на бок, давая подружке возможность усесться на него сверху и с удобством трепать желтый львиный хвост. Медвежонок, сползший с лестницы, хлопнул поросенка по заду так, что тот взвизгнул. Оставив львенка, динго бросилась на этот визг. Оставшись один, львенок быстро нашел себе подходящее занятие: расплющив круглый живот, он принялся наблюдать за девочкой с рысенком. Внезапно он прижал ушки и подобрал под себя лапы. И не успел я предостерегающе крикнуть, как юный хищник сделал нелепый прыжок, подкатился под коленки к девочке и сбил ее с ног.

Все произошло одновременно. Рысенок, по-кошачьи изогнувшись, во весь дух помчался на лестницу. Медвежонок, возмущенно зацокав языком, занес лапу, чтобы хорошенько угостить непрошеного гостя, но промахнулся и плюхнулся на землю. А я, перемахнув невысокую сетчатую загородку, кинулся на помощь девочке.

Но оказалось, что никакая помощь ей не нужна. Заразительно смеясь, девчушка возилась с львенком. Тот хватал ее за руки, бил увесистыми лапами, но, как я с удивлением заметил, не пускал в ход ни клыков, ни когтей. Подобные игры с хищниками никогда не вызывали у меня одобрения, но на сей раз я искренне восхитился. Помогая девочке подняться, я все же спросил, стараясь придать голосу строгость:

— Ну как можно так доверяться животным?!

— Так ведь это же Султанчик, — наивно подняв на меня огромные голубые глаза, ответила девочка. Словно само имя Султанчик должно было объяснить мне все. — Он никогда не кусается и ни разу никого не поцарапал.

В доказательство девочка засунула локоток в пасть львенка.

— Все это до поры до времени, — назидательно изрек я, испытывая при этом неудержимое желание свалиться в траву и повозиться с неуклюжим малышом.

Девочка отряхнула измятое платье и кокетливо сказала:

— Нехорошо, Султанчик! Вон как ты меня толкнул, так и поломать недолго. Иди подальше со своими играми!

Почувствовав, что обидел свою любимицу, львенок как-то сник и робко лизнул девочке руку. Ласкаясь, он принялся вылизывать все, что попадалось под его шершавый язык — платье, плечи, руки. Девочка притворно протестовала, но вскоре сама начала гладить львенка, нежно трепать его голову и еще гладкий загривок.

Мне тоже захотелось погладить малыша. Но, едва я сделал шаг в сторону девочки, как львенок совершенно переменился: он широко раскрыл внезапно позеленевшие глаза, смешно зашипел и, показав острейшие молочные зубки, пустился наутек.

— Как, вы уже на площадке? И без халата?! — раздался сзади голос директора зоопарка.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Чудо, а не львенок! — извиняющимся тоном произнес я. И тут же понял, что допустил непоправимую ошибку: покупатель не должен расхваливать приглянувшийся ему товар. Похвалить — дать продавцу повод набить цену.

«Да, торговец из меня никудышный», — подумал я и тут же попытался исправить оплошность:

— Вообще-то, судя по лапам, у львенка рахит. Боюсь, что с возрастом это отрицательно скажется на его развитии. — Ожидая поддержки, я взглянул на ветврача. Но латыш сделал вид, что не расслышал моих слов.

— Друг мой, — не давая Виксне уйти от разговора, обратился я прямо к нему, — разве я не прав?

— Вы о чем? — деланно встрепенулся ветврач.

— О рахите у львенка.

— Ну, легкий рахитик у молодняка — дело поправимое, протянул Виксне. В его прищуренных глазах я прочел желание не обидеть гостя и одновременно угодить директору.

— Да полно, Вальтер, — отозвался директор, — какой там может быть рахит! Вы посмотрите на общее состояние группы! Я же вижу, что вам понравилась наша «детская площадка».

И директор широко улыбнулся.

— К тому же, — продолжал он, тревожно поглядывая на стоящих неподалеку сотрудников, — насколько я понимаю, львенок не продается. Это любимец всего коллектива.

Окружившие нас работники зоопарка и юннаты смотрели на меня насупившись. Их взгляды недвусмысленно говорили: львенок не продается!

— Пойдемте лучше к тиграм, — хитро поглядывая на нас с директором, предложил Виксне.

Длинное здание с железной крышей совершенно утонуло в гуще раскидистых деревьев. По кирпичным стенам вились неизвестные мне растения с красными цветками. Несмотря на царившую повсюду чистоту, резкий запах аммиака указывал на присутствие крупного зверя надежнее, чем табличка «Хищники». Слева и справа от павильона расположились вольеры из толстых металлических прутьев, обтянутых прочной сеткой.

Из маленькой дверки в глубине вольера неторопливо показались два полосатых увальня амурской породы. Длинный и яркий зимний наряд тигров еще не перелинял, и животные производили впечатление чрезмерно толстых. Ширококостные, откормленные, сказочно красивые, тигры эти показались мне просто великанами.

Директор с целой ватагой заместителей стояли поодаль и явно ждали комплиментов. Я же, на всякий случай решив ничего больше зря не хвалить, тоже ждал. Да, тигры замечательные, но мне хотелось бы видеть тигрят, за которыми, собственно, и приехал в Ригу.

Пауза затягивалась. Надо было что-то сказать. И я наконец спросил:

— А где же тигрята?

Директор театрально простер руку и, наслаждаясь произведенным эффектом, произнес:

— Они перед вами!

— Так это же взрослые тигры! — не поверил я.

Сотрудники зоопарка заулыбались и дружно замотали головами:

— Нет-нет, это годовалые тигрята — Парис и Артус. Кстати, оба очень добродушные, почти ручные.

— И вы их продаете?! — изумился я.

— Что поделать, — отозвался Виксне, — в нашем зоопарке для них нет самок.

— Как вам наши тигрята? — спросил директор.

— Замечательные, — похвалил я абсолютно искренне и тут же как бы ненароком поинтересовался: — А тот львенок с площадки молодняка… Он какого возраста?

— Султану полгода, — ответил директор, — но он не продается. Во-первых, этого львенка у нас все обожают, а во-вторых, он очень привлекает публику.

— А представляете, сколько публики соберется, когда он приедет на гастроли в Рижский цирк! — Я решил двинуться напролом. — Кто знает, может быть, он и в Америку поедет. И везде мы будем говорить, что этот прекрасный лев родился у вас, в Рижском зоопарке! Представляете, как будут радоваться ваши сотрудники!

— Да, конечно, конечно, — отозвался директор, — но мы не хотели бы обижать юннатов. Ведь дети так привязаны к Султану.

— Я лучше не возьму тигрят, — солгал я. — Тигры у меня уже есть. Про львенка просто не было известно, не то я привез бы необходимые письма. Мне-то как раз нужен молодой лев. А вам он зачем? Подумайте, ведь у вас еще будут такие малыши, а мне просто некогда их выращивать. Вы же сами понимаете!

Виксне одобрительно посмотрел на меня.

Испугавшись, что я действительно не возьму тигрят, директор засуетился. Воровато оглянувшись на свою свиту, он натянуто произнес:

— Пойдемте ко мне в кабинет. Мы должны обсудить условия приобретения тигров.

Наконец-то мы остались втроем — директор, ветеринар и я. Подойдя к стеклянному шкафчику, где в безукоризненном порядке располагались нарядные родословные карточки, директор тяжело вздохнул:

— Хорошо, я возьму грех на душу — пойду против коллектива. Но и вы окажите мне услугу.

— Чем я могу помочь? — Сейчас для этого человека я был готов на все.

— Есть у нас отличный молодой жеребец ахалтекинской породы, — продолжал директор, — вороной красавец. Почти бархатный, с белыми чулочками и белой проточиной на голове. Движется божественно…

— Так в чем проблема? — не понял я.

— Надо его продать в хорошие руки.

— Продадим или себе оставим! — воскликнул я.

— Подождите, Вальтер, — охладил мой пыл директор. — Дело в том, что у этой лошади есть крупный порок: жеребец прикусочный.

Забыв, очевидно, что имеет дело с цирковым артистом, Виксне объяснил мне, словно новичку:

— Это такая вредная привычка. Собственно, даже болезнь. Животное заглатывает воздух и в любой момент может погибнуть от заворота кишок.

— Но жеребец чудесный, — перебил директор, — знает множество элементов высшей школы верховой езды.

— Испанский шаг делать умеет? — не на шутку заинтересовался я.

Директор даже вскочил:

— Да что испанский шаг! Он и пиаффе, и балансе, и смену ног, и галоп на месте исполняет! Но прикусочный! — И латыш от досады хлопнул себя по бедрам.

А меня вдруг ослепила идея: а что, если на такой вот школьной лошади въехать в клетку с хищниками?! Это же будет сенсация!

И я твердо сказал:

— Беру!

— Ну хорошо, — устало заключил директор, — за тигрят деньги оформят по перечислению, а вот за лошадь и львенка придется заплатить наличными.

Меня это вполне устраивало, так как никакого разрешения на приобретение лошади и львенка у меня, разумеется, не было. Из директорского кабинета я немедленно позвонил братьям и попросил выслать мне деньги телеграфом.

В коридоре меня догнал Виксне. Он наклонился и прошептал мне в самое ухо:

— А вы молодец: сделали вид, что вас больше всего интересует львенок. У вас есть жилка торговца. Я бы даже сказал, талант предпринимателя. Поняли, что на самом деле тигры золотые, а львенок — так, пустяк. Вам бы следовало заняться бизнесом!

Чтобы не разочаровывать собеседника, я скромно потупился. Стало быть, Виксне решил, что я веду себя необыкновенно хитро. Что ж, Плахотников вдоволь посмеется над моей предприимчивостью.

Вывозили Султана мы по-воровски: рано утром, пока сотрудники зоопарка еще не пришли на работу. Щедро угощенный сторож, пропуская машину с хищниками, покачнулся и молча открыл ворота.

— Наш народ любит природу, любит животных, — говорил по дороге словоохотливый шофер. А я почему-то думал, что латыши, в сущности, правы. Что хорошего сделали им русские?! Вот и я — приехал и тайком увез всеобщего любимца, не дав никому даже попрощаться с Султанчиком. Чтобы успокоить свою совесть, я дал себе слово после выпуска аттракциона обязательно напроситься в Ригу на гастроли и показать латышам, на что способен их питомец. А в том, что львенок окажется необыкновенно талантливым, я нисколько не сомневался.

Сразу же после Риги мне предстояло ехать в Ереван. Там меня дожидался, по выражению главного зоотехника Союзгосцирка, «чудесный гепард».

Расхваливая красоту и покладистость ереванского гепарда, Николай Сергеевич предупредил:

— Запомни, без денег и дипломатии у армян делать нечего. Они торговый народ и без выгоды для себя палец о палец не стукнут.

— Не беспокойтесь: у меня талант предпринимателя! — заверил я зоотехника.

В Ереван я приехал рано утром. Улицы города были еще пусты, так что полусонный таксист, то и дело ронявший голову на руль, умудрился довезти меня до зоопарка без приключений. На служебном входе я лихо выхватил из кармана ярко-красное удостоверение с надписью «ЦИРК» и, закрыв пальцем две средние буквы, предъявил дежурному.

— Комиссия ЦК! — нахально представился я.

Боже мой, я никогда не видел, чтобы люди так пугались! Оказывается, здесь давно ожидали государственную комиссию, призванную выяснить, куда исчезли дорогостоящие животные.

Разумеется, я не сознался в обмане и до прихода администрации получил исчерпывающую информацию о наличии в зоопарке животных, о том, кто и где содержится, кто чем болен и какие кому сделаны прививки. Информацию поистине бесценную, ведь теперь мне не так-то просто было всучить больное животное, накачанное к приезду чужака всевозможными медикаментами и внешне вполне бодрое.

— Дорогой мой, сладкий ты мой человек, — лепетал слащавый до рвоты охранник, вытирая рукавом толстый горбатый нос, — если и дальше будет такой порядок, никого в зоопарке не останется. Животные ведь тоже хотят кушать. — И он выразительно пососал собранные в пучок пальцы. — Им положено каждый день давать корм. А не дают! Спроси, где корма! На базаре! Все везут на базар!

Я сделал важное лицо и попросил собеседника показать мне гепарда.

Охранник отрицательно замотал головой:

— Это, дорогой мой, невозможно. Гепард очень-очень ценный. Прекрасное животное! Директор держит его у себя в кабинете. Но сейчас кабинет закрыт…

Внезапно он осекся и напряженно посмотрел куда-то мимо меня. Я обернулся: из-за гребня невысокого холма показалась легковая машина.

— А вот и директор! — изобразив приветственную улыбку, заорал мой провожатый.

Морочить голову директору не имело никакого смысла. Он знал о моем приезде, а кроме того, бывал в цирке и не раз видел акробатический номер Запашных. Поздоровавшись со мной, хозяин зоопарка царственным жестом отпустил охранника и, обдав меня крепким коньячным духом, небрежно извинился за опоздание:

— Прости, дорогой, было совещание у секретаря горкома.

Я улыбнулся, отметив про себя, что армяне любят хвастаться знакомством с людьми, занимающими высокие посты.

Но дела есть дела. По крутым ступенькам мы поднялись в контору. В душном директорском кабинете, с удобством развалившись на мягком диване, возлежал крупный гепард. Меня буквально ослепил его дорогой ошейник с часто посаженными бронзовыми заклепками: тщательно начищенная бронза сверкала, как золото.

При виде людей гепард медленно поднялся, мягко зевнул и потянулся. Коричневые полосы, стекающие от углов его глаз к носу, подчеркивали необыкновенную ширину выразительной морды. Сухие и очень длинные лапы с собачьими когтями неслышно ступали по мягкому ковру, а блестящая пятнистая шкура сама казалась драгоценным ковром.

— Вот из-за этого зверя я и прибыл к вам, — улыбнулся я, с удивлением услышав в собственном голосе заискивающие интонации. — Хорош!

Пресловутый «талант предпринимателя» снова подвел меня: опять я не сдержался и похвалил товар в присутствии продавца. Но что сделано — то сделано, и я продолжал:

— За такого красавца дам столько денег, сколько захотите!

Директор преобразился. Медленно сев за стол, он достал сигару, аккуратно откусил и сплюнул ее кончик и, указав на кресло напротив себя, нажал кнопку под крышкой стола.

Вошел несколько перекошенный пожилой мужчина в потертой кожаной жилетке. И уже через минуту перед нами дымился чай, а в бокалах рубиновым огнем светилось «Цинандали».

— Деньги, говоришь! — наконец отозвался директор. — Знаешь, дорогой, деньги — это не все. Что такое деньги? Бумажки, да!

— Зачем бумажки?! — обиделся я. — Я дам вам зеленые, американские. Хотите?

— Дорогой, — выпуская из носа дым, отвечал армянин, — у нас в городе есть целые кварталы уважаемых людей, у которых такие зеленые бумажки лежат ящиками. У нас есть все!

— А чего у вас нет? — завелся я. — Может быть, я помогу это найти в обмен на гепарда!

— У нас и деньги есть, и бумажки есть, — рассуждал директор, — только одно нет: редкий-редкий зверь. Гепард хороший, очень хороший — большой и умный. Но гепард у всех наших друзей дома есть. А мне надо такой маленький, очень красивый, какой нет у моих друзей.

— То есть вы сами не знаете, кого хотите? — догадался я, про себя решив предложить армянину своего оцелота.

— Зачем обижаешь, дорогой? — Директор выпустил кольцо дыма и разогнал его указательным пальцем. — Знаешь такой зверь: оцелот?

— Так вам нужен оцелот?! — не поверил я своей удаче.

— Директор важно кивнул:

— Да, оцелот.

— Какая проблема! — начал я и осекся, понимая, что пришла пора набивать себе цену. — Сейчас попытаемся выяснить.

Я достал из кармана пиджака записную книжку, неторопливо отпил из бокала и, отыскав нужный телефон, стал крутить диск. Я изо всех сил старался, чтобы директору было видно: звоню в Москву.

— Но в цирке еще никого нет, — клюнул армянин, — разница во времени.

— Ничего-ничего, — ответил я. — Плахотников всегда на месте, если нет меня.

Это было чистейшей воды ложью: еще вчера Плахотников спешно уехал в командировку. Но вот в трубке раздался заспанный женский голос. Не слушая, что отвечает мне ночная дежурная, я заорал:

— Доброе утро, Евгений Николаевич! Это Запашный.

Представляясь, я рассчитывал, что дежурная не брякнет трубку сразу же, а попытается выяснить, зачем я звоню. И, не теряя времени, принялся импровизировать. Я охал и ахал, отвечал на воображаемые вопросы собеседника, задавал свои. Наконец спросил об оцелоте, выразил надежду, что, несмотря на все трудности, Плахотников его достанет, и, поблагодарив, закончил ломать комедию — к немалому облегчению дежурной, которая из всей моей тирады поняла только слова: «Ну, до встречи!»

Пока я разговаривал, в кабинет директора набилось немало народу. Пришедшие смотрели на меня с уважением, а знакомясь, говорили:

— Знаем, знаем Запашного. Как не знать, весь мир его знает!

Директор объяснил гостям, что совсем скоро на тринадцатиметровом манеже я буду демонстрировать миру всех животных, которые есть в Ереванском зоопарке. Армяне дружно заверили меня, что окажут всяческое содействие. На их приторную вежливость я отвечал тем же, и вскоре в кабинете стало нечем дышать от слащавых любезностей и дружеских восклицаний.

И тут зазвонил телефон.

— Спасибо, дорогой, — схватив трубку, закричал директор, — ты меня уважаешь, и я тебя уважаю! — и благоговейно прошептал: — Это вас! Плахотников.

— Что он там несет? — поинтересовался Евгений Николаевич, лишь только услышал мой голос. — Вы что, напились?

Тщательно подбирая выражения, чтоб разговор казался продолжением предыдущего; я объяснил старику, в чем дело. Тот, что называется, ловил на лету.

— Передай трубку директору зоопарка! — распорядился он.

Теперь уже я вслушивался в односторонний разговор, легко достраивая недостающую половину диалога.

— Да, — говорил директор, — значит, будет оцелот? Спасибо! А как же, надо помочь будущей звезде! Что еще есть? Два ягуара есть. Один очень большой метис — помесь с леопардом. Что? Нет, уже три года, а размером с двухлетнего тигра! Нет, не с уссурийского, конечно, — с суматранского, а в груди даже пошире будет. А другой маленький, зато ему уже восемнадцать лет.

Закончив разговор, директор вновь протянул мне трубку.

— Вальтер, — сказал Плахотников, — отдадим ему нашего оцелота, а ты проси, чтоб за это он снизил цену на гепарда и ягуара. Да бери молодого, который крупней.

— Спасибо, дядя Женя! — Я впервые назвал старика этим теплым ласковым именем и вдруг почувствовал, что Плахотников для меня и вправду стал родным человеком.

Оформив документы, я вылетел в Москву. В тот же день от Кланта из Голландии прибыли четыре долгожданных тигра.

Я почувствовал себя сказочным богачом.