Возвращение

Возвращение

На шестые сутки Сорокин услышал отдаленный гудок катера и когда взобрался на сопку, то в самом деле увидел широкую темную полосу воды и дымок парохода на горизонте.

Около избушки, на берегу, стоял человек. Сорокин, не выпуская из рук неимоверно отяжелевший пистолет, шел к морю. Радостно и спокойно забилось у него сердце, когда раздался окрик часового:

– Стой, кто идет?

Сквозь застилавший глаза туман лётчик увидел в разрезе башлыка часового знакомые золотые буквы «Северный флот» и упал без чувств у ног краснофлотца.

Летчика внесли в дом. Командир зенитной батареи дал ему глотнуть спирта.

– Я лейтенант Сорокин, – еле слышно прошептал летчик, очнувшись. – Вот вернулся… Позвоните Сафонову…

– Знаем, знаем, – перебил его артиллерист. – Вас долго искали. Несколько партий отправляли в тундру за вами… Дайте я сниму с вас валенки…

Вместе с бурками отделилась и кожа отмороженных ступней.

Сорокин опять потерял сознание. Он очнулся через несколько часов на операционном столе в полевом госпитале, куда его доставили на тральщике. Хирург накладывал последний шов на его лицо.

Весть о чудесном возвращении лейтенанта Сорокина быстро облетела весь Северный флот. Первыми пришли навестить его в полевом госпитале командир эскадрильи Сафонов, техник Родионов и, конечно, его друг Соколов.

Через две недели Сорокину вставили зубы. Повар части – тоже сибиряк – прислал ему в подарок две сотни отличных, замороженных пельменей.

Каждый вечер кто-нибудь из боевых товарищей приходил в госпиталь. Сорокин был в курсе всех дел эскадрильи.

– Не горюй, ты скоро вернешься к нам! – говорили товарищи, и каждый из них с тревогой спрашивал: – А ноги как? Заживают?

– Ноги как ноги, – отвечал, хмурясь, Захар. – Врачи вылечат. На то они и врачи…

Мысль о ногах не давала Сорокину покоя. Не то чтобы ноги болели, – он их почти не чувствовал. И в этом-то был весь ужас!

– Обморожение третьей степени. Ступни, как видно, придется ампутировать, – подслушал он как-то разговор лечащего врача с главным хирургом флота и закричал в испуге:

– Не дам! Что хотите делайте, а резать не дам!

Ноги не заживали, хотя врачи делали все от них зависящее.

Когда однажды врачи велели Сорокину спустить ноги с кровати и попробовать пошевелить пальцами, лопнули сухожилия. Стало ясно, что без операции не обойтись. Понял это в конце концов и сам летчик.

Главный хирург флота профессор Арапов на следующий день пришел в палату.

– Вот что, Сорокин, – сказал он. – Делать больше нечего. Соглашайтесь на ампутацию. Совсем немного отрежем, только ступни. А если на неделю оттянем операцию, придется тогда отнимать по колено.

– Но как же я буду летать? – спросил Захар.

– А разве так уж обязательно летать? В жизни есть много путей-дорог, выберите какую-нибудь себе по сердцу…

И тогда Сорокин решился.

– Если надо – режьте! – твердо сказал лётчик и после недолгого молчания добавил: – Но летать все равно буду!

…Ноги, не болевшие до операции, стали причинять беспокойство после нее. Захар временами ощущал боль в ступнях, которых уже не было. Так бывает – это особая нервная аномалия.

Захар лежал на своей койке мрачный, неразговорчивый, почти ничего не ел, отказывался даже от любимых пельменей. Он не отвечал на шутки товарищей, по-прежнему часто навещавших его. У всех был почему-то виноватый вид. Сорокину казалось, словно каждый из них думал об одном и том же: «Вот у меня есть ноги, а у тебя нет. Я могу летать, а тебе никогда не удастся подняться в воздух…» И никто из боевых друзей в разговоре уже не заикался о том, что Сорокина ждут в полку, ставшем на днях гвардейским…

Культи ног заживали медленно и плохо. Решено было отправить Сорокина в тыловой госпиталь в город Киров. Там смогут его как следует подлечить.