Глава 1

Глава 1

Из книги Арнольда Шоца «Экспедиция Николая Рериха в поисках Шамбалы». Лондон, Издательский Дом «Новые знания», Джордж Дакинс к К", 1997 г.44

Давно задуманная Рерихом еще в России экспедиция в Гималаи, страстно желаемая им, была наконец подготовлена и главное — профинансирована в Соединенных Штатах Америки.

Но перед тем как мы отправимся вместе с предприимчивым семейством (продолжаю утверждать: «первая скрипка» здесь, в семейном трио, Елена Ивановна, супруга героя моего исследования, правильнее сказать — попытки исследования) — прежде чем это грандиозное путешествие, растянувшееся на несколько лет, начнется, я считают необходимым понять феномен, название которому «живопись Николая Рериха». Ведь прежде всего нашего выдающегося соотечественника, уникального, если угодно, человека, мир знает и чтит как художника, живописца.

Уже написано около тысячи картин, по большей части огромных, и сам факт этой невероятной, каторжной работоспособности поражает. Впрочем, поражает и другое — краски на полотнах Рериха: яркие, неожиданные, порой яростные, в контрастных резких сочетаниях. Вы попадаете на выставку художника, и в первые мгновения вас буквально ошарашивает, как сказал мой польский знакомый журналист, тот вымышленный мир живописца, который окружил вас со всех сторон. Вы еще ничего не видите конкретно, но уже ошеломлены буйством насыщенных, даже перенасыщенных красок и… огромными размерами большинства картин. Итак, выполнена задача, надо полагать поставленная Рерихом перед собой: ошеломить, озадачить зрителя, если угодно — повергнуть в шок (удастся это или нет — другой вопрос). То есть расчет на внезапный внешний эффект. И если он удается, деятель искусства с такой сверхзадачей (в широком смысле слова — художник, композитор, режиссер театра или кино, поэт) становится модным: «на него» идут, о нем спорят, его творчество в газетных и журнальных статьях анализируют специалисты. Он становится кумиром публики. Другой вопрос, удается ли долгое время, скажем, десятилетия, удержаться на этой высокой рискованной волне. Здесь нужны немалые волевые усилия, осуществление специально разработанной «технологии успеха», которая может быть осуществлена только командой специалистов. Хочу уточнить: я сейчас говорю о посредственном художнике. Все сказанное не относится к таким гигантам, как, скажем, Пикассо, Дали или Шагал — они гении-одиночки на все времена, и «раскручивать» их, держать всеми возможными средствами на высоте планку первого успеха нет необходимости.

Но Николай Рерих, на мой взгляд, если не посредственный художник, то уж наверняка средний, даже ординарный, несмотря на всю его «оригинальность» и внешнюю неожиданность творчества.

Однако факт налицо: при своей жизни он оставался «гениальным» живописцем, и успех его был постоянен, казалось, непоколебим.

В чем же разгадка феномена под названием «живопись Николая Рериха»?

Или сузим вопрос: в чем причина колоссального успеха передвижных выставок живописца в Соединенных Штатах Америки в 1920-1923 годах? Отвечаю: в тематике. К этому времени еще только начинаются будущие циклы, интригующие и завораживающие — Тибет, Индия и Россия. Преобладает русская тематика в преломлении в российскую историю и христианскую и языческую религии, карельские мотивы. На первой выставке в Нью-Йорке в Кингоргалерее в декабре 1920 года было выставлено сто семьдесят пять работ Николая Рериха, среди них «Вечер», 1907 год, «Сокровища ангелов», 1907 год, «Варяжское море», 1909 год, «Ангел последний», 1912 год, «Экстаз», 1917 год, «Дочь викинга», 1917 год, «Зов солнца», 1918 год, «Еще не ушли», 1918 год, «Дочери Земли», 1919 год, эскизы из серий «Героика» и — единственная восточная тема — «Сны Востока», эскизы декораций к «Прекрасной Малэн» и «Снегурочке».

Глобальны исторические темы: подвиги подвижников религии и защитников отечества, религиозный фанатический экстаз, смерть во имя Родины, величие державы, воплощенное в огромных пространствах богатой земли, мощи и размахе природы, в могучих образах воинов, готовых умереть, защищая свою страну. Да, все ярко, контрастно, достаточно часто лубочно — и холодно… Я готов это доказывать, стоя у любого полотна Николая Рериха: холодно. В его работах, если говорить о персонажах, нет индивидуальных образов, живых людей, а только символы, маски, знаки, обозначающие высшие проявления истории. Ему не интересен индивидуум, чужды человеческие чувства и эмоции — горе, страдание, отвергнутая любовь, сомнение, зависть и коварство, нежность и слезы утраты. На полотнах живописца нет человека с его земными страстями и поисками, пусть маленьких, истин.

И если иметь в виду все, созданное Николаем Рерихом в живописи за его жизнь (а это около семи тысяч полотен), — осознавал это сам живописец или нет, теперь не имеет значения (думаю, что осознавал), — то следует сказать совершенно определенно: его творчество в целом воплощает могучую тоталитарную идею, выраженную в мистически-религиозном аспекте. Идею мощного, огромного и процветающего государства, сильного, несокрушимого народа (или народов), бытие которого и развитие осеняет тоже могучий и праведный бог или боги, и цель этого народа — путь к своему божеству; на этом пути должны быть сокрушены все враги, а конечная цель — слияние с этим божеством; оно, кстати, может быть материализовано в образе земного вождя — бога. Это ли не живописное символически-религиозное воплощение идеи тоталитарного всеземного государства во главе с богом-вождем, всезнающим, мудрым, суровым, любящим и карающим, но всегда справедливым.

В этой связи скажу только одно: начиная с двадцатых годов тоталитарная идея становится более чем популярна как в Европе (Германия, Советский Союз), так и в Соединенных Штатах Америки — это молодое, динамично развивающееся государство начинает осознавать себя ведущей державой среди современных стран мира. И этот подсознательный процесс в мироощущении американского народа далеко не завершен и в наше время.

Такова, на мой взгляд, одна из причин, может быть — главная, интереса к творчеству Николая Рериха, его популярности.

Но есть и другие причины.

Одна из них — общественно-литературная деятельность Николая Константиновича, бурно начавшаяся в США и в окончательном виде уже позже воплощенная в так называемом «Пакте Рериха» (о нем речь впереди). Своему главному замыслу, который постепенно обретает конкретные логические контуры, сначала теоретические, потом и практические, художник, мыслитель, философ и поэт (явно восточный вариант сверхчеловека, божества, опустившегося на Землю) посвящает огромное количество статей, эссе, исследований, бесед, зафиксированных корреспондентами, а также и стихов: ведь Николай Рерих — поэт еще со студенческих лет. А замысел этот — создать на земле государство без границ, государство культуры, знания, искусства, где основное строительство должно осуществляться в душах людей, которых между тем на своих полотнах — они появляются одно за другим с завидным постоянством — живописец по-прежнему не видит. Эта общественно-политическая деятельность русского художника-эмигранта вызывает в США огромный интерес, у Николая Константиновича появляются поклонники, последователи, ученики, среди них достаточно влиятельные представители американского бизнеса и искусства. Его статьи и прочие журналистские сочинения в разных жанрах с жадностью читают, о них спорят, происходят публичные обсуждения и диспуты, на которых присутствует автор. И поскольку вся публицистика Рериха, пусть опосредованно, отражена в его живописи, интерес к картинам подогревается и тем, что выходит из-под пера Рериха — журналиста и писателя.

У Николая Константиновича-публициста были и есть свои поклонники и у нас в России, и в Европе, и в США. Я же считаю нашего прославленного художника просто — да простят меня его почитатели — слабым журналистом, скучным дидактическим писателем и посредственным поэтом. В его публицистике много риторики, напыщенности, высокого пафоса, абстрактных «правильных» рассуждений, и нет живых чувств, страсти, жара сердца, в них полностью отсутствуют эмоции и все подчинено холодному, четкому, «скандинавскому» разуму и трезвому расчету. Не могу удержаться от одного примера: «Великая Родина, все сокровища твои, все неизреченные красоты твои, всю твою неисчерпаемость во всех просторах и вершинах будем оборонять». Думаю, приведенный холодно-пафосный, безвкусный и банальный пассаж не нуждается в комментариях. И чего в переизбытке во всем, что написал Николай Константинович, — это безапелляционности суждений, менторского тона, бесконечных поучений и наставлений — ведь он учитель, гуру, — которые надо принимать без всяких возражений. И это постоянное «мы» — о себе: «мы подчеркивали неоднократно», «мы приняли решение», «мы обращаем ваше благосклонное внимание»… и т. д. Да, можно считать, что в этом «мы» объединены автор и его супруга Елена Ивановна, которые всегда действуют сообща, они постоянно вместе, неразделимый тандем, и достаточно часто то или иное решение учителя принимается по инициативе или совету его супруги, что не раз подчеркивал сам Николай Константинович, хотя, если внимательно вникнуть в подобный текст, «сквозь зубы». Кроме того, Елена Ивановна в любых ситуациях сознательно оставалась в тени; реальным «физическим» лицом, воплощающим их многостороннюю, сложную и — в глубине — опасную для мировой общественности деятельность, был только Николай Константинович, так что для массового читателя его сочинений это чванливое, высокомерное и раздражающее «мы» стало постоянно ассоциироваться только с именем живописца.

Что же касается стихов Николая Константиновича — почти все они вошли в сборник «Цветы Мории», впервые увидевший свет в 1921 году и расхваленный на все лады и на всех континентах, — то, на мой взгляд, это что угодно, но только не поэзия. Да, тут есть подражание восточным и индийским поэтам, философское осмысление мира (по-моему, поверхностное, напыщенно-претенциозное и во многом банальное), шаблонный белый стих, вымученное глубокомыслие и — как и в публицистике — назидания и поучения, поучения и назидания, от которых постепенно начинаешь испытывать неловкость за «поэта». Да, многие из стихов, вошедших в сборник «Цветы Мории», можно воспринимать как молитвы для медитаций в восточном духе, но согласитесь, это лишь «для избранных», для самого узкого круга…

Однако, тем не менее. И публицистика, и стихи, и художественная проза, и публичные выступления, лекции, «уроки» с учениками — все это способствовало росту популярности Рериха в Соединенных Штатах Америки, неослабевающего внимания к его проектам и инициативам как общественного деятеля мирового масштаба, а в конечном счете неуклонно работало на повышенный интерес к «главному делу жизни», как утверждал сам маэстро, — к его живописи.

Возник еще один фактор, способствовавший тому обстоятельству, что наш герой, находясь в США, все время был в центре внимания американского общественного мнения. И фактор этот — с привкусом скандала. Дело в том, что к этому времени — 1920 — 1924 годы — советская коммунистическая Россия еще не проявила себя в полной мере, по очень точному определению американского президента Рейгана, «империей зла». Наоборот, «первое в мире государство рабочих и крестьян», провозглашенные его лидерами идеалы, за которые страна будет бороться, несмотря на публикации в прессе об ужасах революции и гражданской войны, вызвали в Штатах живой интерес, а в определенных радикальных кругах, в студенческой среде — сочувствие и «братскую солидарность». И слухи о том, что Николай Рерих и его супруга агенты «красной Москвы», что живописец — сторонник коммунистических преобразований в его стране, проникшие в прессу консервативного толка, тоже способствовали росту известности и популярности русского живописца-эмигранта, популярности, повторяю, несколько скандального свойства.

Все эти слухи, не подтвержденные на первых порах ни одним фактом, Николай Константинович, если ему на пресс-конференциях или интервьюерами задавался прямой вопрос, категорически и спокойно отвергал, не вдаваясь в подробности: он не желал дискуссий на эту тему и не допускал их.

Но… нет дыма без огня.