Виталий Максимов[13]
Виталий Максимов[13]
Он всегда был в моей жизни.
Так, наверное, может утверждать любой из нас, кто с детства был знаком с творчеством Сергея Михалкова. Мы, рожденные в СССР, – точно.
Личное знакомство произошло в 1995 году на юбилее его младшего сына, который отмечался в концертном зале гостиницы «Россия». Я к тому времени уже третий год работал в студии «ТРИТЭ».
Сергей Владимирович меня тогда в юбилейной суете вряд ли запомнил. Но к сыну на работу он частенько заглядывал, поэтому там я ему, видимо, глаза и «намозолил».
Жилось ему в начале 90-х, как и многим, – трудно. По всем статьям.
Тектонический разлом, названный «перестройкой», плавно перешедшей в «перестрелку», катком прошелся по судьбам большинства людей распавшейся страны.
Талантливый и успешный писатель, поэт, драматург, лауреат и депутат, гордый отец своих сыновей не стал исключением.
Нарождающаяся «демократия» спешила свергать без разбора героев вчерашнего дня. Сергей Михалков, автор гимна «раздербаненного» СССР, в этот момент перестал быть интересен новоявленным «демократическим» СМИ.
Зависть, сопровождавшая всю его бурную, кипучую, творческую жизнь, наконец-то, получила вожделенное удовлетворение.
Он пропал из информационного пространства. Тиражи его детских книг сократились. От него отвернулись увлеченные ниспровержением культурных авторитетов недавнего прошлого «поборники демократии», «прорабы перестройки».
«Патриарх» детской литературы, последний из «могикан» угасал на глазах.
Еще в 1978 из страны уехал его старший сын Андрон. Тогда думалось, что навсегда.
В 1988 не стало Натальи Петровны Кончаловской, жены и друга, матери двух сыновей.
В 1991 он лишился страны. Во второй раз в своей жизни, начавшейся 13 марта 1913 года еще в Российской Империи. Любил шутить по поводу этого числа:
«Я родился в 13 году, 13 числа. Если бы я пошел на ипподром, то поставил бы на лошадь под номером 13. Она бы тринадцатой и пришла».
Рядом оставался младший сын со своей семьей, но «Дада», как звали его внуки, предпочитал собой не обременять, понимая «бурность и кипучесть творческой жизни» своего сына Никиты. Он уже привык к одиночеству.
В довершение всего, с ним происходили всякие несчастья. Сначала он врезался на своем стареньком красном «Вольво» в бетонный разделитель на Кутузовском проспекте, чудом оставшись живым. Затем произошел инцидент криминального характера: его ограбили прямо в квартире.
Накануне пятидесятилетия Дня Победы кто-то позвонил в дверь и представился: «из Собеса». Сергей Владимирович открыл дверь, в нее ворвались люди, отшвырнули пожилого человека и в момент вынесли все ценное, что успели схватить.
Именно, в этот тяжелый период в его жизни возникла Юлия Валериевна Субботина, красивая, умная молодая женщина, дочь академика, известного физика-ядерщика. Она и сама, физик-теоретик, шла по отцовским стопам, работая и преподавая в той же научной сфере. Михалков встретил ее, полюбил. Она – его. Они поженились, несмотря на разницу в возрасте. Вот и все.
Прошло немного времени.
И вот как-то застаю Сергея Владимировича в шикарном черном кашемировом пальто, в модной зимней кепке, с красивой тростью в руке в одном туристическом бюро.
– Что вы здесь делаете, Сергей Владимирович?
– Н-ну вот, собираюсь отправиться н-на Канары. С Юлией Валериевной.
– Туда же очень тяжело лететь, далеко, семь с половиной часов в самолете!
– Ну и, ф-фиг с ним!..
Было понятно, что он влюблен. И что этот неожиданный поворот судьбы для него – дар божий. Ему было все равно, куда и сколько лететь, лишь бы с ней, лишь бы рядом.
Жизнь стала приобретать новый смысл. Благодаря Юлии, наладился быт. Он стал часто бывать с ней на важных культурных мероприятиях. Жить полноценной, наполненной жизнью, достойной настоящего классика отечественной литературы и поэзии.
Каким-то образом я попал в «ближний круг», во всяком случае, круг людей, которым он доверял. Начало этому положил его предстоящий юбилей.
В Колонном зале Дома Союзов собирались отмечать его 85-летие, а меня пригласили режиссером-постановщиком. В этом зале проходили почти все предыдущие его юбилеи. С этим местом были у него связаны всякие воспоминания. На дворе – 1998 год.
Стал я снимать к его юбилею еще и документальный фильм[14].
Степень доверия Михалкова-старшего ко мне иногда удивляла.
Никите Сергеевичу порой было непросто убедить его в некоторых организационных вопросах. Он стал просить меня воздействовать на отца, потому что Сергей Владимирович больше прислушивался к моим словам. Мне от этого было неловко перед его младшим сыном, которого Сергей Владимирович в интервью называл «лучшим своим произведением».
Когда готовилось юбилейное торжество, параллельно шли съемки фильма. Открывались факты, о которых я даже не знал. Вот один из них.
В то время, помимо всего прочего, я служил артистом в театре «Русская антреприза» Михаила Козакова. Усиленно шли репетиции предстоящей премьеры спектакля. Геннадий Хазанов предоставил нам помещение «Театра эстрады».
И вот утром еду на репетицию через Кремлевский мост к театру, смотрю на этот знаменитый, описанный в романе Юрия Трифонова Дом на набережной, и думаю: «Господи, сколько же у Сергея Владимировича там в свое время знакомцев-то было?!» На нем установлено сорок мемориальных досок, да еще и внутри, у квартир.
Дом, в котором жили писатели, военные начальники, партийные функционеры и так далее. И ведь многих он знал лично, встречался. К сожалению, никого уже не проинтервьюируешь, никого не осталось, кто мог бы рассказать о Михалкове.
А интересно, что могли бы о нем рассказать, скажем, кинорежиссер Григорий Александров, или первый главный редактор «Огонька», основатель сатирического журнала «Крокодил», журналист и писатель Михаил Кольцов, или Никита Сергеевич Хрущев?
Мои фантастические размышления по этому поводу внезапно прервал мобильный телефон:
– Алло, В-виталик? Привет, это – С-сережа Михалков…
Я от неожиданности чуть не врезался с моста в этот дом. Думаю про себя: «Сережа! Ничего себе! Во шутник…»
– Да, Сергей Владимирович, слушаю вас.
– С-скажи, пожалуйста, а когда мы с тобой поедем на могилу Неизвестного солдата?
Удивляюсь про себя, зачем нам туда ехать-то? Что он придумал?
– Не понял, зачем, Сергей Владимирович?
– Ну, как же? «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Это же я придумал, д-дурила!
Действительно, «дурила»!
К своему стыду не знал, что именно он – автор этих, знакомых с детства слов. Простая вроде бы фраза, но отражает всю скорбь людей, потерявших на той войне близких, солдат, пропавших в неизвестности, без вести, как тогда говорили.
Потом мы сняли эпизод для фильма в Александровском саду, у стен Кремля, где он рассказал о том, как был объявлен конкурс, как из предложений огромного числа поэтов и писателей победила именно его фраза: «Имя твое неизвестно. Подвиг твой бессмертен».
Самуил Маршак, Алексей Толстой, Корней Чуковский, Александр Фадеев, Лев Кассиль, Агния Барто – круг людей, повлиявших на его писательское и гражданское становление. Из Красногорского архива привезли пленки для нашего фильма. Я отсматривал их на монтажном столе и не верил своим глазам!
1934 год. Первый съезд писателей СССР. Проходил он в том же Колонном зале Дома Союзов, где мы, спустя шестьдесят четыре года, готовились провести его 85-летие.
В кадре – Максим Горький, Алексей Толстой, Илья Эренбург и… Сергей Михалков. Есть такая игра, в нее, кстати, Михалковы любят играть: через сколько рукопожатий ты знаком с Пушкиным? Через рукопожатие с Сергеем Владимировичем Михалковым ты оказываешься знакомым… В общем, до Пушкина недалеко получается.
Были там и другие кадры. «Всесоюзный староста» Михаил Калинин в торжественной обстановке вручает 26-летнему поэту Сергею Михалкову высшую государственную награду СССР – Орден Ленина. Это был его первый Орден Ленина.
Прошло немного времени. Началась война.
Сергей Михалков со своим другом Габо – журналистом и писателем Габриэлем Эль-Регистаном, как многим известно, работали над текстом гимна СССР. Случайно узнав об объявленном конкурсе на лучший текст, они написали свой вариант, послали его композитору Дмитрию Шостаковичу(!) и уехали на фронт.
Через некоторое время их вызвали с фронта к маршалу Ворошилову, а затем и к самому Сталину.
Андрей Сергеевич Кончаловский вспоминал, как однажды ночью его разбудил отец, чтобы он помог ему срочно собраться на встречу со Сталиным в Кремле, и попросил быстро натереть сапоги гуталином. Шестилетний сын, спросонок, «нагуталинил» не только разношенные офицерские сапоги отца, но и их подошвы. Сергей Владимирович, «чертыхаясь», надел другую, еще не растоптанную пару сапог и бросился бежать на встречу, опоздать на которую было равносильно самоубийству.
Конечно, подвести «вождя всех народов» в написании нового гимна было опасно для жизни. Тем более в самый разгар войны. Но молодой поэт, служивший в то время во фронтовой газете, нравился Сталину.
«Лучший друг поэтов и писателей» вносил в текст поправки, согласуя с авторами каждую из них, включая и знаки препинания.
А Лаврентий Берия по поводу частых рабочих визитов Михалкова с Эль-Регистаном в Кремль как-то пошутил: «Может быть, вас больше отсюда не выпускать?» – и слегка улыбнулся при этом.
Гимн в результате был положен на музыку композитора Александра Александрова.
Первого января 1944 года в новогоднюю ночь по радио состоялась его премьера.
Ни слава, ни внезапная близость к «власть предержащим» не испортили молодого Михалкова. Для друзей он по-прежнему оставался Сережей.
Драматург Виктор Сергеевич Розов повторял всегда в его адрес одну и ту же фразу и вкладывал в нее огромный смысл: «Он – хороший человек! Хороший!» С этим невозможно не согласиться.
К 2003 году жизнь литературного «патриарха» совершенно не напоминала еще недавнее прошлое. Оказавшись в надежных женских руках, он стал жить, как и положено классику: в тепле, любви и уюте.
Братья Никита и Андрон благодарны Юлии за то, что она продлила жизнь их отца.
Когда появилась Юля, как в песне, «все стало вокруг голубым и зеленым». Настоящая большая любовь! Удивительно, неповторимо.
Она направляла его очень правильно, когда дело касалось его здоровья. И тут бывали смешные ситуации. Захожу к нему в кабинет, он сидит на тренажере, крутит ногами педали велосипеда, руками работает на рычагах. Тренируется и со мной разговаривает: «Как дела?» Я про себя радуюсь: первый раз такое вижу, чтоб в девяносто лет человек на тренажере занимался. Говорим мы, говорим, вдруг Юлия Валериевна появляется. Она его иногда Кисой называла, в честь Кисы Воробьянинова. И из-за бабочки, которая ему очень шла. Вообще, Юлия Валериевна его стильно одевала. Он при ней таким красавцем стал!
И вот «Киса» оживляется и говорит: «Ю-Ю-лечка! Может быть, уже д-д-достаточно?» Она отвечает строго: «Нет, Сережа, еще десять минут!» Ему нужно было просидеть на тренажере сорок минут. Она понимала, что делает, и заставляла его заниматься как следует. И он в этих вопросах безропотно подчинялся. Все питание его было продумано, все таблетки принимались вовремя. «Ну, х-хорошо. Значит, еще десять…» – И крутит педали дальше…
При ней он вернулся к творчеству. Писал прекрасную лирику. Закончил работу над текстом гимна России. Погрузился в сложную жизнь созданного им еще в 1992 году МСПС – Международного Сообщества Писательских Союзов. Все появившиеся вновь силы отдавал проблемам национальных литератур России, полагая, что, переведенные на русский язык, они становятся достоянием мировой культуры.
Выше я упомянул о жильцах Дома на набережной. Среди них был Михаил Кольцов. В 1940 году, обвиненный в шпионаже в пользу иностранной разведки, он был расстрелян. Его родным братом был художник-карикатурист Борис Ефимов. После взятия Москвы Адольф Гитлер обещал расстрелять его в первую очередь, включив в «черный список врагов третьего рейха» за хлесткие, беспощадные, талантливые шаржи на фюрера в советской центральной печати.
Также, как и в истории создания гимна СССР, брату расстрелянного писателя в своих карикатурах приходилось учитывать и принимать поправки «лучшего друга художников». В 60-е годы Ефимов стал Народным художником СССР, как и Сергей Владимирович, – Героем Социалистического труда. Пережил и Сталина, и Гитлера, и многие страшные события XX века, сохранив при этом любовь к хорошим людям, преданность искусству, творчеству. Его судьба в какой-то мере схожа с судьбой Михалкова. Их связала дружба уже тогда, когда из ровесников никого почти не осталось.
Наступил год, когда Сергею Михалкову исполнялось 90 лет.
Мы стали обсуждать место для проведения грядущего юбилея. По инициативе писательских союзов был выбран Большой Кремлевский Дворец. Мне было поручено написать сценарий, а также режиссировать его проведение и телевизионную версию на ОРТ. Я с огромным удовольствием принялся за решение этой ответственной задачи, подключив к написанию сценария молодых авторов из КВН Евгения Куратова и Игоря Шарова. Все, к кому мы обращались, откликнулись на предложение принять участие в торжественном вечере – концерте Сергея Михалкова в Кремле. Ровно через шестьдесят лет после незабываемых встреч со Сталиным Сергею Владимировичу предстояло вновь встретиться с «ним».
Геннадий Хазанов приготовил для этого номер: он, в образе «лучшего друга всех юбиляров», поздравлял Сергея Михалкова со сцены Кремлевского Дворца.
Номер длился 18 минут (!). Поначалу зрителям старшего поколения стало даже жутковато: Иосиф Сталин снова в Кремле… Юбиляр аж заерзал в своем кресле на первом ряду. Но сейчас не об этом. Вернемся к Борису Ефимову.
Сергей Владимирович в одном из наших разговоров наедине вдруг обронил фразу: «Наверное, этот юбилей будет моим последним». Я, честно говоря, растерялся, не зная, что на это ответить. Девяносто лет – серьезный возраст. Тут не поспоришь. И тут в голове мелькнул один-единственный аргумент: «Сергей Владимирович! Что за настроение?! А как же ваш друг – Борис Ефимов? Ему исполнилось 103 года! Он вовсю работает, рисует, выставку недавно открыл, бегает по разным телевизионным передачам, а вы что – хуже?»
Михалков ничего не ответил, но я почувствовал, что мои доводы оказали на него некоторое влияние. Он глубоко задумался, и больше эту тему мы не обсуждали. А у меня возникла идея расширить успех на пути к укреплению его воли к жизни. Ну, так мне, во всяком случае, тогда казалось.
Я обратился к Борису Ефимовичу Ефимову с просьбой выйти на сцену и поздравить своего друга-юбиляра. И сделать так, чтобы это поздравление запомнилось и послужило Михалкову стимулом к жизни. Он согласился. Мы нарядили Ефимова в смокинг с бабочкой, приставили к нему двух высоких красавиц-моделей, которым он оказался почти по пояс, дали в руки фужер с шампанским и вложили в уста репризу, с которой он должен был начать: «Сережа! Когда мне исполнилось, как и тебе, 90 лет, я очень волновался. Когда исполнилось 95, я уже не волновался. Зато волновались все остальные вокруг. Когда же мне исполнилось 100 лет – не волновался уже никто! Сейчас мне 103 года (аплодисменты)… И вот что я хочу сказать тебе, мой мальчик!..»
Мы договорились, что дальше он произносит свой текст, и он с огромным юмором, с хорошей актерской подачей рассказал, как они за сорок лет до этого, вместе с писателем Львом Кассилем, поздравляли Михалкова с пятидесятилетием в зале ЦДРИ. После этого вечера в ресторане был устроен банкет. Но они на него не попали, поскольку организаторы юбилея забыли их туда пригласить. «Постарайся, чтобы этого не повторилось сегодня!» – заключил он, уходя вместе с топ-моделями под хохот и бурные аплодисменты зала.
Вернусь еще раз назад.
Торжественный вечер мы готовили сюрпризом, чтобы Сергей Владимирович заранее не волновался. Я ему сказал: «Ваша задача – прийти, расслабиться и получить удовольствие. Поверьте, все силы отдам, чтобы вам было интересно, приятно и не стыдно за себя и меня». И он сдался.
Единственное, что от него требовалось: в финале выйти на сцену и коротко, буквально, за сорок секунд, произнести финальные слова вечера. Мне как режиссеру нужны были эти секунды для того, чтобы успеть произвести перестановку на сцене и открыть занавес. «Сергей Владимирович! – попросил я, – придумайте короткую, на сорок секунд речь, и больше ни о чем не беспокойтесь». И потом я у него ничего и не спрашивал. Подумал: как получится, так и будет. В конце концов, это его вечер. Он имеет право не обращать внимания на мои режиссерские наставления и говорить столько, сколько захочет.
И вот Сергей Владимирович выходит на авансцену и говорит ровно тридцать девять секунд:
– Мне сегодня желали очень многого, и спасибо вам за это. А что я себе могу пожелать? Вступая в следующую пятилетку, не завершать ее досрочно!
Что тут скажешь? Эпоха, юмор, самоирония, мудрость и суть.
Занавес открылся, а за ним – тысяча(!) человек. Сводный хор, состоявший из военных, детских и профессиональных коллективов, впервые «живьем», публично исполнял Гимн Российской Федерации с новым текстом Сергея Михалкова.
Впереди, на авансцене, лицом к залу стоял Автор. Красиво, гордо, торжественно. Мурашки по телу!
Перечитывая его стихотворение «Мой секрет», я вдруг понял, что в нем идет речь не только о стране, которая зовется детством. Жизнь внесла в эти стихи дополнительный смысл, и теперь они и том, что мы из одной страны, которая называлась СССР.
В той удивительной Стране,
Где я увидел свет,
Как многим, исполнялось мне
И пять, и десять лет.
В Стране Фантазий и Проказ
И озорных Затей
Когда-то каждый был из нас
Одним из тех детей.
Все те, кто рос тогда со мной
И набирал года,
Однажды с этою страной
Простился навсегда.
Держава Детства далеко
Осталась позади.
«Хочу назад!» – сказать легко.
Попробуй, попади!
А я могу! Но свой секрет
Я не открою вам,
Как я уже десятки лет
Живу и тут, и там.
Мне стоит лишь собрать багаж!
А долго ли собрать
Бумагу, ручку, карандаш
И общую тетрадь?
И вот уже я в той Стране,
Где я увидел свет,
И, как ни странно, снова мне
И пять, и десять лет.
Советский Союз сменился на Россию, но все равно мы родом-то оттуда. И старшее поколение все равно «…уже десятки лет живет и тут, и там…» Многие живут и невольно сравнивают прежнюю жизнь с новой. Кто-то тоскует по советскому детству, кто-то нет.
Снимая фильм под названием: «Так кто же такой Сергей Михалков?», я решил попробовать записать это стихотворение в исполнении нескольких совершенно разных людей. На монтаже нарезал их по строфам. Начал Сергей Владимирович, продолжил Михаил Горбачев, за ним: Юрий Лужков, Борис Немцов, Геннадий Зюганов, Егор Гайдар, Владимир Жириновский, Александр Руцкой. Последнюю строфу читал опять Михалков.
Получилось так, что творчество Сергея Михалкова и в сегодняшней «предапокалиптической» жизни объединяет людей с разными политическими взглядами. Неважно, принимаем мы эти перемены или осуждаем. История сама рассудит. А мы получаем еще один ответ на вопрос: так кто же такой Сергей Михалков для нас всех, таких противоречивых и разных?
Когда задаешься этим вопросом, то к двум гимнам добавляются и «Дядя Степа», и мудрые басни, и чудесная лирика, и поставленные в театрах пьесы, и киносценарии таких прекрасных фильмов как «Три плюс два», и эта фраза у Вечного огня, и сатирический киножурнал «Фитиль», и…
Популярный и любимый зрителями разных поколений киножурнал «Фитиль», который в советское время показывался в кинотеатрах перед фильмами, придумал и возглавил Сергей Михалков в 1962 году. Это было его уникальное «детище». После «хрущевской оттепели» мало кому было позволено что-либо критиковать в СССР. Только выходившему огромным тиражом журналу «Крокодил» и примкнувшему к нему киножурналу «Фитиль».
Когда принималось решение о его учреждении, Михалкова вызвали в ЦК КПСС и спросили: «Как вам помочь с вашим новым киножурналом?»
Главный редактор в одно касание, как он это часто делал, без паузы выпалил: «Не мешать!»
Удивительно, но не мешали. За весь советский период существования «Фитиля» военной цензурой были запрещены только два сюжета. В первом – в кадр попал еще засекреченный истребитель. А во втором – какое-то оборонное предприятие. Заметьте, что это не касалось нежелательных тем или неприкасаемых лиц. Конечно, оставались неприкосновенными члены Политбюро, «первые лица», силовые структуры, правоохранительные органы, суд – это все понятно. Но изъяны в экономике, экологии, народном хозяйстве, торговле, обслуживании, морально-этической сфере, а именно пьянство, взятки, воровство и т. д., – пожалуйста, критикуй и высмеивай сколько хочешь.
Конечно, для среднего и старшего поколений – это воспоминание и ностальгия. Для меня, в том числе. Как было раньше? Приходишь в кинотеатр на какой-то фильм, в зале гаснет свет, и все ждут, что появится на экране – «Новости дня» с очередным сюжетом о визите Л.И.Брежнева куда-нибудь, или «Фитиль». И когда появлялась заставка «Фитиля», сразу наблюдалось оживление в зале, потому что это был некий бонус, который получали зрители перед кинофильмом. Это нравилось всем.
Во время «перестройки» «Фитиль» стал производиться и демонстрироваться в кинотеатрах все реже и реже. Естественно, он уступал средствам массовой информации по уровню гласности, доступности материалов. И тут Сергею Михалкову была предложена идея вывести «Фитиль» на телеэкран. Начался новый этап. Михалков призвал меня стать добровольной «жертвой» претворения этой идеи. Почему «жертвой»? Потому что формат «Фитиля» раньше предполагал двенадцать десятиминутных выпусков в год. Туда входили документальный сюжет, мультик и игровой. В среднем готовилась эта десятиминутка месяц.
Руководство «Российского ТВ» решило еженедельно (!) выдавать 39 минут, в которые входили бы старые, снятые за сорок пять лет существования киножурнала сюжеты, два-три новых и публицистика. А публицистика была такая, что жизнь в бронежилете уже не казалась фантастикой. Потому что вопросы, поднимавшиеся в этих сюжетах, затрагивали интересы очень серьезных людей, которые могли неадекватно, точнее, определенным образом среагировать.
К примеру, среди тем – приватизация атомного флота России. Каким-то образом наш гражданский атомный флот был приватизирован частными лицами. О последствиях не подумал никто. Понятно, что решения по этой «прихватизации» принимались на недосягаемом уровне. После показа этого сюжета В.В. Путин принял решение, и все встало на свои места. Что за этой приватизацией могло последовать, совершенно непредсказуемо.
Или еще тема – вывоз не всегда праведно нажитого капитала за границу. Сумасшедшие суммы. Этот процесс начался давно, никто о нем не говорил, а мы показали, как это делается.
Или афера с «закромами Родины». Закрома Родины – это место, куда сдается урожай, стратегический запас зерна и других вещей на случай войны, неурожая и т. д.
Мошенники из числа чиновников придумали замечательную схему. Зерно хранится в огромных цистернах, содержащих сотни тонн зерна. Нашелся умелец, который сделал второе дно в цистерне. Засыпается зерно сверху, а внизу пустота. По отчетным документам цистерна полная, а на самом деле – заполнена только верхушка. Остальное уходило налево. Человек наживался, а деньги переправлял на Запад. После показа таких сюжетов действительно следовало в бронежилетах ходить.
Откуда мы все это брали? Тут сыграло большую роль отношение Степашина Сергея Вадимовича к Сергею Владимировичу Михалкову: редакция «Фитиля» работала в связке с журналом «Финансовый контроль» и по материалам Счетной палаты РФ. Счетная палата делилась материалами, информация поступала нам в редакцию, а «Фитиль» уже проводил журналистские расследования, снимал необходимые комментарии. Выпуски монтировались, сдавались телеканалу «Россия», и все это, разбавленное игровыми сюжетами, показывалось им под маркой михалковского «Фитиля».
Конечно, в то время в средствах массовой информации появлялось огромное количество изобличающих материалов. Но сюжеты «Фитиля» отличались тем, что переводились в жанр фельетона, кинопублицистического произведения. Там обязательно был фельетонный ход, авторская ирония. В общем, это было не так просто. И конечно, «на гора» выдавать еженедельно такой объем да плюс еще снимать игровые сюжеты…
Была целая редакция, в которую входили журналисты, сценаристы, режиссеры, операторы и т. д. Мне довелось быть художественным руководителем и режиссером-постановщиком этой «фабрики», а потом еще и продюсером.
А что делал Сергей Владимирович? Какова его роль? Никто не верил и не думал, что человек, которому к тому времени исполнился девяносто один год, сможет реально руководить процессом. Но это так. Он реально руководил и прикрывал проект своим авторитетным именем.
Я принес первый пилотный выпуск «Фитиля» к нему домой на Поварскую, поставил кассету, и он смотрел сорок минут с «каменным» лицом.
У него манера была выглядеть внешне спокойным, ровным, непроницаемым. И шутил он тоже с «каменным» лицом, отчего становилось еще смешнее. Никогда не поймешь, что там внутри. На самом деле, все там правильно внутри.
Через паузу после просмотра спрашиваю: ну, что скажете, Сергей Владимирович?
Процитирую классика, из песни слова не выкинешь: «Сорок пять лет не умели снимать «Фитиль», и вы ни хрена н-не умеете!»
Конечно, сразу же опустились уши, хвост и крылья, но делать все равно надо. А что делать? Что не так? Начался анализ. Тогда он назвал три вещи, которые были и стали основными принципами «Фитиля». И все они на букву «С»: С.С.С. Буквы «Р» только не хватало. Это значит: «сатиричность», «социальность» и «синематографичность». Это принципы, которые должны соблюдаться в каждом сюжете киножурнала.
Был и до сих пор есть такой клуб – «Фитиль». Бывший кинотеатр на Фрунзенской набережной Москвы-реки. Киножурнал как-то устроил там вечеринку.
Встречаю Сергея Владимировича на улице. Подъезжает председатель Счетной палаты Сергей Вадимович Степашин, здоровается, спрашивает, чего я тут топчусь. Говорю: «Жду, сейчас Сергей Владимирович с Юлией подъедут».
Тут к крыльцу подъезжает спортивный черный «Мерседес» с открытым верхом.
Степашин буквально подбегает, открывает дверь, подает руку, помогает Сергею Владимировичу выйти.
Оглядев машину, Юлю и весь антураж, говорит ему: «Сергей Владимирович, знаете, кто вы?» – «К-кто я?» – не понял вопроса Михалков. «Да вы просто новый русский!»
Сергей Владимирович: «Нет-нет, я, к сожалению, уже не новый, а с-старый русский». А сам стоит и улыбается, такой импозантный, красивый, модный, и дверь машины ему теперь открывает сам председатель Счетной палаты РФ.
Огромные требования у него были к качеству игрового сценария. Публицистику он иногда правил, что-то подсказывал, но сильно туда не вмешивался. Да и мы старались его от этого ограждать. А вот игровые сюжеты его волновали. Как это выражалось? Все сценарии он читал. За время его руководства новой редакцией, в которую входили из старой «фитилевской» гвардии только писатель Владимир Панков и старейший кинооператор «Мосфильма» Анатолий Климачев, он прочитал более тысячи сценариев. И на каждом из них он оставлял свои замечания. Но. Если поначалу они касались того, как надо строить драматургию, где должна быть реприза, и так далее, то потом он перестал разжевывать, разъяснять, потому что мы уже «набили руку». И он стал, как в школе, ставить оценки по пятибалльной системе. Требовательность была высочайшая. Пятерку он поставил за все время только двум сценариям. Преобладали тройки, тройки с минусом, тройки с плюсом. Четверку мог заслужить редкий сценарий.
Конечно, это была фабрика. Приходилось, к сожалению, пользоваться и слабыми сценариями. Двум его заместителям – всем известному барду и юмористу Леониду Сергееву и безвременно ушедшему писателю-сатирику, моему близкому другу Сергею Кондратьеву – приходилось постоянно пытаться исправлять двойки и пересдавать слабые сценарии с поправками. Но, повторюсь, «телефабрика» частенько работала с драматургическими сбоями, и художественная планка, установленная Михалковым для редакционного совета нового «Фитиля», состоявшего, порой, из людей некомпетентных, была слишком высокой.
Был такой эпизод с известным кинорежиссером Исааком Магетоном. Кстати, до нас в «Фитиле» всегда участвовали очень известные режиссеры. Снимали игровые сюжеты и Леонид Гайдай, и Георгий Данелия, и Элем Климов, и Александр Митта. Никита Сергеевич Михалков начался как режиссер с «Фитиля». Шесть сюжетов снял, в одном снялся как артист.
Помимо всего прочего, работа в «Фитиле» давала возможность заработка в период собственного простоя. Поэтому он пользовался у режиссеров и артистов повышенным спросом.
Так вот, по поводу качества сценариев, режиссуры и сроков.
Исаак Магетон, один из режиссеров старого «Фитиля», в начале шестидесятых годов снял некий сюжет. В нем принимал участие еще молодой, малоизвестный в то время актер Лев Дуров. Снималось это все на Гоголевском бульваре. И мы придумали историю – продолжение старого сюжета. Герой постарел, прошло сорок пять лет, и на том же месте с тем же актером разыгрывается новая ситуация. Нам казалось, что в этом что-то есть. Решили, естественно, обратиться к тому же самому режиссеру.
Магетон ознакомился со сценарием, который ему понравился, но посчитал, что кое-что нужно изменить.
– Как мы будем планировать подготовку?
Я отвечаю: сегодня понедельник, в пятницу нужно снимать. Пауза.
– Виталий, вы что? Как это возможно?!
– Ну, так, у нас такой график. Каждую неделю выходит очередной номер на Российском телеканале.
– Да что вы! У нас в старом «Фитиле» на подготовку уходило полтора месяца!
И отказался снимать.
Это просто для сравнения. Поэтому, когда смотришь старые сюжеты, которые не все шедевры, конечно, но есть и шедевры, – ты понимаешь, что на их создание было время. Да и артисты какие! Лучшие из лучших! Фаина Раневская, Михаил Яншин, Игорь Ильинский, Алексей Грибов, Николай Крючков, Сергей Филиппов, Евгений Леонов, Евгений Евстигнеев, Леонид Быков, Ролан Быков, Андрей Миронов, Мария Владимировна Миронова, Олег Ефремов, Ефим Копелян, Николай Парфенов, Борис Новиков, Евгений Весник, Юрий Никулин, Георгий Бурков, Петр Щербаков, Вадим Медведев, Леонид Куравлев, Олег Табаков, и конечно же, Всеволод Ларионов – неподражаемый закадровый голос «Фитиля»…
Киноклассик Георгий Николаевич Данелия, например, хитрил, потому что во всех его сюжетах снимался Евгений Павлович Леонов. Достаточно великого артиста посадить перед камерой, и больше ничего не надо делать: он удержит три с половиной минуты внимания на себе, и это будет шедевром. Это будет феерично, талантливо, смешно.
Мы с огромной радостью подхватили традицию снимать в «Фитиле» лучших артистов страны. Этот далеко не полный список приведу с не меньшим удовольствием: Михаил Пуговкин, Ия Саввина, Людмила Касаткина, Александр Лазарев, Александр Калягин, Светлана Немоляева, Лидия Федосеева-Шукшина, Мария Шукшина, Валерий Гаркалин, Александр Панкратов-Черный, Владимир Ильин, Михаил Ефремов, Виктор Сухоруков, Василий Мищенко, Юрий Чернов, Саид Багов, Сергей Рубеко, Вячеслав Гришечкин, Владимир Еремин – актер и достойный продолжатель закадрового голоса старого «Фитиля»…
За четыре года существования «Фитиля» на телеэкране было снято такое же количество игровых сюжетов, как за предыдущие сорок пять лет. Лично мне довелось снять сто шестьдесят два из них.
Важная вещь, которую я осознал в этой истории: чем отличается расхожий юмор от настоящей сатиры.
Вот что Сергей Владимирович сам говорил об этом в одном из интервью:
«Фитиль» – уникальное явление культуры нашей страны. Ни в одном государстве мира нет, да, пожалуй, и не будет ничего подобного. В СССР наблюдался дефицит морали и нравственности. Сейчас же ситуация намного ухудшилась. Не уверен, что «Фитиль» может что-то изменить в этом плане, но попытаться определить ориентиры необходимо. Очень надеюсь, что сатира у нас есть… Правда, она почти незаметна, ее подменил площадной юмор, компромат всех видов и мастей. Писатели-сатирики, якобы борясь с пороками, шутят ниже пояса. И этим второсортным товаром заполнены буквально все телевизионные каналы… Люди приучаются смотреть всю эту дрянь и, в конце концов, верить, что это и есть настоящая сатира! А сатира – это умное, ироничное, если хотите, злое осмеяние действительно насущных проблем – вот, что такое сатира! Ей надо учиться, ее надо чувствовать. В 60-е годы наш сатирический журнал был создан для целенаправленной борьбы с негативными явлениями в жизни страны. Даже трудно себе представить, сколько взяточников, разгильдяев, расхитителей и прочих негодяев, «благодаря» «Фитилю», пошли под суд или лишились своих постов. Каждый выстрел – сюжет «Фитиля» – был стопроцентно снайперским. Года не прошло со дня выхода первого номера киножурнала, как съемочные группы «Фитиля» стали самыми нежеланными гостями там, где творилось беззаконие. Ревизоров и контролеров боялись меньше, чем безобидных внешне корреспондентов с кинокамерой».
Сказано исчерпывающе.
Когда начались тяжелые времена для «Фитиля», мы их переносили вместе с ним. Тяжелыми они стали потому, что конкурировать было сложно, интриги плелись через властные структуры, поскольку мы задевали интересы очень сильных людей. Ну и масса других обстоятельств и людей, о которых вспоминать не хочется. Они привели к тому, что «Фитиль», как бы мягче сказать, стал не очень желанным на телеканале. Смысл «Фитиля», и об этом все время Михалков говорил, – быть зубастым. Нельзя сатиру превращать в юмор: нам дозволили, и мы под видом сатиры что-то критикуем. Должны быть острые материалы, как это было при советской власти. Они кусались, и никто не одергивал. В новейшей истории все оказалось несколько по-другому.
Сергей Владимирович делал попытки сохранить «Фитиль». Но когда все это разрушилось и никто не помог, было очень обидно…
Сергей Владимирович любил носить звезду Героя Социалистического труда. Это была часть его имиджа. Он ее всегда надевал, кстати, не из любви к наградам. Награды он любил, это тоже не секрет. Но, повторяю, что он носил эту Звезду не из любви к ней. Это отдельная история о том, как С.В. помогал людям.
Вообще, он поражает своей искренностью, чистотой помыслов.
Мне кажется, он – лучший из всех Михалковых. Самый искренний. Самый настоящий. Не зря он их родоначальник. Он разделил свои нравственные качества, свой талант между Михалковыми-младшими. Наталья Петровна помогла, конечно. Этого сгустка всего самого хорошего, доброго, талантливого хватило на всех.
Илья Глазунов о нем говорил очень правдиво и, как большой художник, очень образно: «Если собрать всех людей, которым он в своей жизни помог, и попросить их взяться за руки, то они могли бы по экватору всю землю замкнуть». Это то, к чему я говорил о Звезде Героя: он ее надевал, чтобы пойти в министерство, или коммунальное хозяйство, или театр, или еще куда-нибудь, сесть в приемной, дождаться приема у какого-нибудь начальника и добиться от него чего-то. Не обязательно для знакомого человека. Это мог быть любой, кто обратился к нему с просьбой. С письмом, с заявлением к нему, как к депутату, к «Фитилю» или как-то иначе. Михалков проникался и помогал даже незнакомому человеку. Шел добывать кому телефон, кому квартиру, кому лекарство, которое не продается в Советском Союзе и его нужно привезти по линии «Внешторга»… И так далее. Для него никогда не было никаких внутренних табу на помощь людям. В этом смысле он просто поразителен. Никита Сергеевич в него в этом плане. Он сам старается, как и отец, об этом не говорить, но это так. Взять хотя бы благотворительный фонд «Урга» при Союзе кинематографистов. Он помогает оперировать, лечить, хоронить уходящих деятелей нашего кино. И многое другое…
Я несколько раз интервьюировал Сергея Владимировича как журналист, как человек, которого он подпускал к себе. Его оценки бывали очень смешные, иногда грустные. Вообще он старался, как я уже рассказывал, эмоций не проявлять. Когда он подошел уже к девяностолетнему возрасту, я ему задал вопрос: кто ваши друзья? Он ответил, у меня друзей нет. Почему? Они все умерли. Он действительно пережил всех своих старых друзей. Я говорю: «А каково жить человеку без друзей?» Он на меня очень внимательно посмотрел и ничего не ответил. Но этот взгляд выразил то, что, не знаю, с каким взглядом в мировой живописи можно сравнить.
У нас был разговор на тему: а где все те, которым вы помогали? Они возникают в вашей жизни? Он сказал: практически ни одного. И в голосе не было горечи. Может быть, в сердце была, но в голосе нет. «Мавр сделал свое дело, мавр может отдыхать». Он к этому относился легко. На его примере я окончательно убедился, что самые негативные человеческие качества – это зависть и неблагодарность. А уж зависть, сопровождавшая жизнь Сергея Владимировича – гипертрофирована. Ну как? В двадцать шесть лет получить Орден Ленина! Зависть преследовала все успехи, все достижения, как любого талантливого человека, а он с младых ногтей, что называется, был «в фаворе». Меня раздражают эти разговоры про то, что он царедворец, а теперь и его дети умеют в коридорах власти дружить, с кем надо, и так далее. Я считаю, что не он тянулся к власти, а власть тянулась к нему. Как настоящий, крупный художник он покорял власть своим талантом «…и лучше выдумать не мог!» Но не останавливался на этом. Одарил нас, читателей, зрителей очень многим, в силу чего его помнят и будут помнить. В фильме он сказал: «Я никакой не «патриарх». Если человек перешел рубеж в восемьдесят лет, то тогда любого можно назвать «патриархом». Дай Бог, если соберется хотя бы одна моя книжка, когда меня не станет, и проживет после меня пятьдесят лет…» Думаю, это возможно!
Истории о нем есть правдивые, а есть легенды. Эту мне Олег Янковский рассказал. Молотов пригласил Михалкова в Кремль после принятия текста гимна в 1944 году. Вячеслав Молотов, как известно, также заикался. Он спрашивает:
– Скажите, С-Сергей Владимирович, у вас к-квартира есть?
– Д-да, к-квартира у меня есть.
– Мы бы хотели вас поощрить. Ад-дача у вас есть?
– Д-да-дача у меня есть.
– А а-автомобиль есть?
– И ав-втомобиль у меня т-тоже есть. А вот с-с-самолет…
На что Молотов перебивает:
– А в-в-вот о с-самолете даже не заикайтесь!
А вот другая история.
Кто-то из его друзей сходил в театр, и у него там украли пальто из гардероба. Михалков позвонил ему и говорит: «Теперь ты понимаешь, что «Гамлет» – это настоящая трагедия!»
Сам Сергей Владимирович был очень смешливый. Я ему задавал вопрос: «Сергей Владимирович, когда вы последний раз плакали?» Он говорит: «Последний раз плакал, когда смеялся». И, действительно, если засмеется, – остановить невозможно. Смеется до слез и минут пять. Как ребенок. Это совершенно ребяческая система восприятия. Я однажды в кинохронике нашел кадры, как они поехали с семейством в Красноярск отмечать юбилей Сурикова. За праздничным столом Никита отпустил какую-то шутку. Отец так зашелся, что не мог остановиться, а вместе с ним все уже падали от хохота. А он говорил: «Во-вот, все будут думать, что я – алкоголик, а я пью воду!»
Подписывая нашу совместную фотографию, Сергей Владимирович сначала формально написал: «На добрую память о совместной работе». Поскольку не любил проявлять эмоций. Но я попросил: вы все-таки напишите что-то личное, для меня. Он дописал: «Желаю жить и радоваться жизни». Просто и ясно. Я понял: это его кредо – жить и радоваться жизни. Ни в коем случае не впадать ни в мерехлюндию, ни в какие депрессии, ни на чем не зацикливаться, надеяться на Господа, на то, что Он все по-своему управит. Вот и все.
Его друг художник Борис Ефимов прожил 108 лет. Его не стало 1 октября 2008 года.
27 августа следующего 2009-го ушел от нас и Сергей Владимирович Михалков. Ему было 96 лет.
Я думаю, ему хотелось дожить до 100 лет. Хотелось этого и всем нам. Господь управил по-своему.
Облака,
Облака —
Кучерявые бока,
Облака кудрявые,
Целые,
Дырявые,
Легкие,
Воздушные —
Ветерку послушные…
На полянке я лежу
Из травы на вас гляжу.
Я лежу себе мечтаю:
Почему я не летаю
Вроде этих облаков,
Я – Сережа Михалков?..
Таких людей больше нет. Не делают больше таких.