Круиз

Круиз

Несколько лет назад в СНГ ежегодно проводился фестиваль лучших авторских телевизионных программ «бархатный сезон». Сначала на первом этапе отбиралось около 200 программ со всех бывших республик СССР, а затем из их числа на втором этапе выбирались те, которые будут носить гордое звание лауреатов фестиваля. Наша программа 8 канала «Семь минут с «Христофором’ на втором фестивале не только попала во второй этап, но едва не стала призером, подвела нас лишь наша не соответствующая современным стандартам видеотехника. Второй этап того фестиваля проходил на теплоходе, который спускался по Днепру от Киева до Черного моря. Представляли нашу программу на нем работники Минского кабельного телевидения во главе с Петром Черноморцем. Было, по их словам, безумно интересно, поэтому вернулись они домой довольные поездкой и гордые тем, что их (точнее наша) программа вошла в число лучших.

Когда через год программа «Семь минут с «Христофором» получила приглашение на второй этап и третьего фестиваля, мы восприняли это очень спокойно, потому что поехать туда не рассчитывали. Дело в том, что стоит поездка довольно дорого (в это раз предполагался круиз по Средиземному морю), и кто-то должен был вместо нас взять на себя ее оплату, ведь у нас таких денег, сами понимаете, не было и нет. Но Петр Черноморец к его чести, решил, что в делегации обязательно должны быть и те, кто программу создает (мы с ним не спорили), поэтому включил в списки четырех «христофоровцев» Ю. Лесного, А. Длусского, А. Вергунова и меня.

Путешествие было рассчитано на две недели, теплоход должен был выйти из Одессы, затем через Босфор и Дарданеллы попасть в Средиземное море, а по пути сделать остановки в Стамбуле, Афинах, Хайфе, зайти на острова Родос и Кипр и вернуться в Одессу. Маршрут сказочный, кто из нас в детстве не мечтал о таком. Почему только в детстве? Потому что, став взрослыми, мы становимся реалистами и перестаем мечтать о том, что нереально, сосредоточиваясь на целях, которые считаем достижимыми. А тут, представляете, сказка неожиданно пообещала сделаться былью. Я до последней минуты отъезда из Минска не переставал сомневаться в том, что мы попадем на борт корабля, поэтому дома не сказал своим об истинной цели поездки в Одессу, сославшись на якобы предполагавшиеся гастроли по городам Украины.

Собирались мы в бешеном темпе, тратя неимоверное количество нервов и сил. Нужно было, кроме вещей, подготовить уйму всяких документов, а времени оставалось в обрез. Последние необходимые бумажки мы получили за несколько часов до посадки в поезд. Гордые собой прибыли мы в Одессу, и вот тут-то, в порту, мы узнали, что такое настоящие проблемы с документами. То, что было в Минске, стало казаться нам мелким и несерьезным.

Посадки на теплоход «Леонид Собинов» ждали около тысячи человек. Только из Беларуси были представители нескольких минских телестудий, а также студий из Барановичей и Кобрина. Короче, тьма творческого народа. Шум, гам, неразбериха, все волнуются, снуют туда-сюда, еще больше возбуждая и себя, и окружающих. Все это мне напомнило сцены из кинофильмов о гражданской войне, когда показывали бегство белых из Крыма и посадку их на корабли. Мы, правда, не прыгали пока в воду и не лезли через перила, но, судя по настрою многих, были готовы и к этому. Наконец появились люди со списками и стали выкрикивать фамилии, чтобы разбить нас на группы и по группам уже заводить на борт теплохода. Никто, как и мы, не знал, в каком он списке, поэтому все бегали от группы к группе, стараясь не прозевать своей фамилии. Мы тоже сначала бегали, а потом сообразили, что легче каждому взять под контроль одну из групп и от нее уже не отходить.

Перекличка, формирование групп и посадка их на теплоход длились несколько часов. Ни в одну из групп мы почему-то не попали. От огромной толпы на берегу осталась лишь жалкая кучка — и мы не на шутку начали нервничать. Но вот ушли и последние из стоявших, а наших фамилий так никто и не выкрикнул. Мы насели на людей со списками, требуя объяснить, куда девались наши фамилии. Выяснилось, что в списках они есть, но на борт нас не пригласили, потому что нет документов, подтверждающих оплату нашей поездки. Цена путевки, к слову, была около 1000 долларов на человека. Тут мы вспомнили, что с нами должен был отправиться в круиз и Петр Черноморец, который задолго до нас выехал с женой и сотрудниками на своем автомобиле из Минска в Одессу и что все необходимые документы он вез с собой. По нашим расчетам, он давно уже должен был быть на месте. Страшные предположения стали обуревать нас. Авария? Разбойное нападение? Внезапная болезнь? Заторы на дорогах? Думая с ужасом о возможной трагической судьбе Черноморца и его спутников, мы не забывали о безрадостной перспективе, вырисовывавшейся и перед нами. Ведь многие наши знакомые знали, куда мы отправились, я даже в интервью корреспондентам некоторых газет проболтался об этом. Представляете, какой позор ожидал нас после бесславного возвращения домой, сколько нам предстояло увидеть кривых усмешек и услышать злых шуток, особенно от недругов и тех, кто нам завидовал.

60–е годы. Театр Райкина в Англии — компания «Би-би-си» пригласила сниматься на телевидении. Часть миниатюр артисты вызубрили по-английски, в другие вмешивается переводчик, остроумно введенный Райкиным в ткань спектакля. График работы очень плотный, в середине дня один перерыв на обед. Обедать, по единогласному решению, все ездили в гостиницу: там каждый в своем номере кое-что клевал по мелочи, экономя каждую копеечку.

Вдруг однажды импресарио торжественно объявляет: «Сегодня, господа, вы не поедете в гостиницу, сегодня вы будете обедать здесь на «Би-би-си», в нашем ресторане!» Лица актеров вытягиваются, возникает мертвая пауза. Каждый стискивает в кармане потной ладошкой мизерные суточные, выданные на поездку Советской страной, понимая, что только на один обед их и хватит. Увидев окаменевшие физиономии, менеджеры заволновались: «Не беспокойтесь, господа: это лучший ресторан, прекрасная кухня, здесь обедают все звезды нашего искусства!» После этого состояние труппы приблизилось к обморочному, и все взоры обратились к мэтру. «Черт с ними, с деньгами, — прошипел Райкин, — позориться не будем! Заказывать все самое лучшее и дорогое! Вперед!» Все ринулись за столы. И только артист В. вдруг закричал, заскандалил: «Какого дьявола! Это личное дело каждого! Мне надо жене купить, дочери купить-чего я буду валюту тратить!» «Дурак, — ему говорят, — Райкин сказал «вперед!», значит «вперед!»» «Плевать! — стоял насмерть артист В. — надоело стадом быть! Никакой Райкин меня не заставит есть, если я не хочу!» Сел отдельно от всех и громко сказал официанту: «Уан ти! Один стакан чаю! И без сахара!» И еще пальцами показал для верности: сахару, мол, сыпать — не надо!..

Понесли еду. Но какую! Труппа пировала. Ясно было, что денег все равно не спасти, поэтому гуляли от пуза, как артисты умеют! Заморские вина рекой лились! При каждом новом блюде труппа громко обсуждала предполагаемые ощущения артиста В. с его чаем и жадностью. Обед закончился, принесли счет. Райкин взглянул, посчитал в уме, облегченно вздохнул: «Хватит!» — и сказал, сколько на каждого. Все полезли за деньгами, и тут вскочил импресарио. «Ноу, ноу, — заулыбался он и покачал пальцем, — импосибл: все за счет фирмы!» Грянуло русское «Ура!». На артиста В., больше всех в труппе любившего выпить и пожрать, было жалко смотреть.

Перед тем как покинуть дом, я оставил на столе запечатанный конверт, на котором написал, когда жена должна была его вскрыть. В конверте было письмо, присланное мной якобы из Стамбула (по моим прикидкам, в момент вскрытия конверта я должен был находиться в этом городе), и в письме я уже подробно рассказывал домочадцам о предстоявшем путешествии. Забегая вперед, скажу, что эта шутка мне потом вышла боком, так как жена чуть не получила инфаркт. Нас на встречах со зрителями часто спрашивают, шутим ли мы дома. Бывает, но не раньше, чем заживут раны после предыдущих «шуток», вроде той, о которой я вам сейчас рассказал.

Неужели вечером нам придется выезжать обратно в Минск? Веселенькая была бы картинка: мои дома читают письмо из Стамбула, тут открывается дверь — и на пороге я сам собственной персоной. Почти как в анекдоте: вернулся муж из командировки на две недели раньше…

Мнения у нас разделились: одни предлагали ехать срочно на вокзал, чтобы успеть купить билеты, другие — подождать отплытия теплохода. Победили вторые. Видимо потому, что надежда умирает последней, тем более что до ее кончины, то есть до пяти часов — времени отправления теплохода — оставалось всего около часа.

Ждать отхода построенного в Англии красавца «Леонида Собинова» оказалось неимоверно тяжело. Мы не находили себе места и занятия на это время… Курящие Длусский и Вергунов дымили непрерывно, мы с Лесным пытались о чем-то говорить, но разговор не клеился. Я жалел о том, что уже год, как «завязал», и планировал в вагоне «развязать». Мы то собирались вчетвером в кучку и исподлобья бросали печальные взгляды на свою голубую мечту, то, едва передвигая ноги, начинали тупо бродить по набережной, проклиная вырывавшуюся из динамиков и бывшую явно неуместной в нашей ситуации бравурную музыку. Время, как всегда при ожидании, текло издевательски медленно. Но текло…

И вдруг где-то без четверти пять на набережной в сопровождении своей веселой компании появился сияющий Петр Черноморец. Целый и невредимый, как говорят, здоровей здорового. Не знаю, как отреагировали на его появление остальные, но у меня от неожиданности отказались выполнять свои основные обязанности ноги. Захотелось сесть. Несколько секунд ушло на то, чтобы взять себя в руки и подчинить своей воле ноги. Думаю, нечто подобное происходило сначала и с моими друзьями, потому что бросились мы к Петру почти одновременно. Хотелось его убить, растерзать, обнять, расцеловать, выплеснуть на него все, что пришлось нам пережить, особенно за последний час.

Выяснилось, что Черноморец уже был в порту в этот день утром. Тогда он и узнал, что отправление теплохода задержится аж до 21–го, поэтому решил отомстить нам за все наши предыдущие розыгрыши — пойти погулять по Дерибасовской и вернуться в порт к пяти часам. Месть, конечно, он выбрал жестокую, хотя справедливости ради надо признать, что мы его тоже никогда не жалели. Например, во время своей передачи мы несколько раз всем, кто желал разместить у нас свою рекламу, давали домашний телефон Петра Владимировича, предлагали звонить и спрашивать Петю. Не нужно обладать очень богатым воображением, чтобы представить, какие «веселые» вечера бывали дома у Черноморца после этого. Получив на сей раз полное, почти как от дуэли, удовлетворение, Петр Владимирович быстро уладил все формальности, и мы, наконец, поднялись на еще недавно неприступный для нас борт теплохода.

Разместили нас в одной четырехместной каюте с иллюминатором. Мы разложили свои вещи, немного успокоились, отметили благополучное завершение первого этапа путешествия и стали ждать, когда отдадут концы. Ждать пришлось долго — до 12 часов ночи. И, что удивительно, хотя у всех в билетах было указано, что отправление в 17 часов, почти до самой последней минуты в иллюминатор было видно, как на борт спокойной походкой то по одному, то группками поднимались туристы со своими сумками и чемоданами. Интересно, они все знали об изменении времени отплытия или просто по житейскому опыту были уверены в нашем извечном бардаке и в том, что мы никогда не успеваем все сделать к сроку? Во всяком случае, погрузочные работы на теплоходе завершились практически одновременно с подъемом на борт последнего пассажира.

Первая ночь прошла у нас беспокойно, заснули поздно, а когда утром проснулись и поднялись на палубу — вокруг нас плескались волны Черного моря. Мы, как и все, отправились бродить по кораблю и выяснять, где что находится. Были обнаружены два ресторана, два бассейна, танцевальный зал, кинозалы, несколько баров — то есть все необходимое для шикарного отдыха тех, у кого есть для этого деньги. По пути мы увидели очень много приятных знакомых лиц: Ада Роговцева, Клара Лучко, Станислав Садальский, Роман Виктюк, Игорь Дмитриев, наши «Песняры» с Владимиром Мулявиным и многие, многие другие.

О красотах мест, где нам довелось побывать, я писать не буду. Во-первых, потому что об этом много написано до меня, во-вторых, вряд ли я смогу это сделать лучше других, тем более что сейчас каждый все может увидеть сам, например в «Непутевых заметках» Дмитрия Крылова. Расскажу лучше о некоторых веселых случаях и розыгрышах, участниками и инициаторами которых мы были.

Наш круиз был не просто развлекательным путешествием. На теплоходе все время шла напряженная работа: просмотры, встречи, семинары, презентации, концерты и прочие важные дела. Мы, помимо всего перечисленного, занимались еще съемками различных видеосюжетов для своей передачи «Семь минут с «Христофором».

На корабле был специальный стенд, на котором ежедневно с утра организаторами мероприятий вывешивались объявления о месте и времени их проведения. Все обитатели кают обязательно к этому стенду подходили, чтобы быть в курсе важнейших событий и правильно спланировать свой день.

Уже на второй день круиза мы, чувствуя на себе, в силу представляемого нами жанра, ответственность за нескучное прохождение путешествия, а также из врожденной шкодливости, решили разыграть почтенную публику. Трое отвлекли внимание стоявших возле стенда людей, а четвертый прикрепил к нему объявление следующего содержания: «Сегодня в 17–00 в баре «Цветок» начнется встреча с режиссером Романом Виктюком и писателем Владимиром Войновичем. В программе: современные частушки и чечетка». Виктюк известен своими оригинальными, экстравагантными режиссерскими решениями, о бывшем диссиденте и правозащитнике Войновиче все знают по его веселым, язвительным произведениям, но в жизни он человек серьезный и солидный. Амплуа, в котором они «собирались» выступить на этот раз, было настолько необычным и не свойственным им, что вызвало неподдельный интерес даже у такой пресыщенной публики, каковой являлись пассажиры нашего корабля. Некоторые, наиболее практичные, зная, что бар невелик и не сможет вместить всех желающих, ходили бронировать места заранее.

Ничего не подозревавшие Виктюк и Войнович в это время безмятежно загорали, лежа в шезлонгах, и с недоумением поглядывали на многозначительные улыбки и лукавые подмигивания начавших концентрироваться возле них отдыхающих. Когда же Ада Роговцева сказала: «Молодцы, молодцы. Не знала, что вы еще и на такое способны», — они потребовали у нее объяснить, на что она намекает, потом помчались к стенду и через несколько минут вернулись улыбающиеся с нашим объявлением в руках Розыгрыш им понравился, они даже объявили, что наградят призом того, кто это придумал, но мы решили «проявить скромность» и не признались, хотя по судовому радио потом еще несколько раз повторялось сообщение, что приз ждет автора розыгрыша. Нам было не до того, мы уже готовились к следующим «операциям» и ради сиюминутной «славы» не могли рисковать их успешным проведением.

На подходе к греческому порту Пирей мы обратили внимание на огромную толпу встречавших наш корабль. Создавалось впечатление, что у каждого из пассажиров было в этом городе как минимум по десятку родных или знакомых. Некоторые из них начали нас сопровождать на своих автомашинах задолго до прихода теплохода в порт. Они ехали вдоль берега, приветливо махали нам руками и что-то все время кричали. Народ все прибывал, чувствовалось, что последствия 13 подвига Геракла для страны даром не прошли.

Когда мы обратились за разъяснениями к более опытным нашим спутникам, то узнали, что встречали нас в основном продавцы шуб. Оказывается, в Греции есть не только все, но еще и великолепные шубы. Сами греки их не носят по причине жаркого климата, зато охотно продают туристам, особенно нашим. Кстати, мех на этих шубах тоже наш, точнее из России.

Цены на шубы в Пирее существенно ниже, чем в других городах и странах, но шуба — это все-таки шуба, и как бы ни была сравнительно низка ее цена, нам такая роскошная вещь была не по карману. Я, например, взял с собой в дорогу 200 долларов, около этого — Длусский и Лесной, а Вергунов — вообще 130. Таможенник в Одессе, когда увидел, какую сумму Шура вписал в декларацию, естественно, усомнился в его искренности и «шмонал» багаж Вергунова более получаса. Только узнав, что Шура — артист, он перестал искать «спрятанные миллионы», но, по-моему, так до конца и не поверил, что с подобной суммой можно отправляться в круиз по Средиземному морю. Вот почему интерес к встречавшим теплоход людям у нас сразу пропал, зато город, насколько мы смогли разглядеть его с высокого борта нашего корабля, понравился, и мы в числе первых, быстро пройдя пограничный контроль, сошли на берег.

День клонился к закату, поэтому мы, чтобы успеть побольше осмотреть, прибавили шагу и немного оторвались от основной группы. Первыми нас встретили продавцы шуб. «Шубы! Шубы! Шубы!» — неслось со всех сторон. Большинство продавцов неплохо изъяснялось по-русски, многие из них — потому, что были выходцами из России. Нам протягивали визитки, приглашали съездить в магазин или на фабрику, показывали рекламные проспекты, хватали за руки, предлагали познакомиться. Наши попытки отказаться от покупки шуб по причине их ненадобности никого не убеждали, а сообщить публично о количестве валюты у нас мы постеснялись. Кто бывал бедным, но гордым — нас поймет. Нужно было что-то делать, потому что из-за натиска продавцов шуб наша экскурсия в город могла ограничиться территорией порта. План спасения родился неожиданно, оказавшись, как потом выяснилось, еще и отличным розыгрышем. Подняв руки вверх, я призвал всех к вниманию и громко сказал:

? Господа греки! У нас уже шубы есть, а больше нам не надо. Но сзади нас идет человек, запомните его фамилию — Садальский, он хочет купить много шуб.

В толпе зашелестело: «Садальский, Садальский». Все старались не забыть фамилии благодетеля. Мои друзья, как бы подтверждая точность информации, тоже громко повторили заветную фамилию. После этого интерес к нам резко пошел на убыль — и мы быстро выскользнули из огромной толпы, заметив, что основная группа туристов уже подходила к ней. Продавцы шуб, громко скандируя: «Садальский! Садальский!», приветствовали наших соотечественников. Объективно среди них были артисты поименитее Станислава Садальского, он и сам это наверняка знал, но толпа «почему-то» выделила именно его. Нужно было видеть в этот момент Станислава. Сначала он ничего не понял, остановился и прислушался, потом завертел головой во все стороны. Крики не только не прекращались, а даже усилились. Лицо Садальского озарилось смущенно-гордой улыбкой. Тысячи километров до родного города, иностранный порт, случайная толпа простых греков — и его узнали! А может быть, они даже пришли его встречать? Но кто им сообщил о его приезде? Не исключаю, что Садальский мог подумать такое, а возможно — и другое, не буду настаивать, но Станислав поднял руку и приветливо помахал. Толпа в ответ восторженно заревела. К Станиславу потянулись сотни рук, он попытался, было их все пожать, но быстро понял бессмысленность этой затеи. Греки совали ему свои визитки и рекламные проспекты, он, думая, что нужны его автографы, расписывался на всем, что попадало под руку. Тех, кто был к нему поближе, растроганный артист поначалу даже обнимал и целовал. Купаясь в бурном потоке всеобщего внимания, Станислав заметил, что, кроме его фамилии, собравшиеся постоянно повторяли еще одно слово: «Шубы!»

Потом Садальский рассказывал, что он решил, будто греки хотят подарить ему шубу, поэтому на все намеки по поводу шубы одобрительно кивал головой. Это было его самой большой, роковой ошибкой…

Финала своего розыгрыша мы не видели. Мы понимали, что если кто-нибудь из толпы расскажет Садальскому о нашей роли в этой истории, то он под горячую руку может решиться и на убийство. Не исключалось, что попытается нас растерзать и одураченная, разъяренная толпа, поэтому мы, «взяв ноги в руки», помчались в город, вспомнив, весьма кстати, что очень хотели посмотреть его достопримечательности. На теплоход мы вернулись поздно ночью, видимо, самыми последними. Утром нам рассказали, что весь вечер по кораблю в рваной рубахе и с кровоподтеком на лице бродил Садальский и просил помочь ему найти подонков, которые так жестоко его подставили. Но мы и на этот раз «проявили скромность».

После завтрака нас повезли на автобусах на экскурсию в Афины. Акрополь произвел огромное впечатление. Мы благодарили судьбу за то, что она дала нам возможность посмотреть такое. Видимо, не одних нас он так восхитил своей красотой, потому что, по словам экскурсовода, столько туристов тайно берет на память о посещении Акрополя по «древнему» его камню, что ради них приходится привозить по семь грузовиков таких камней из ближайших каменоломен ежедневно.

Следуя намеченному плану, мы решили одну из сцен для своей передачи снять у стен Парфенона. Надев тельняшки и бескозырки, мы с Вергуновым сели на один из огромных камней у подножия храма и стали резаться в «дурака» на деньги, а Лесной, спрятавшись с видеокамерой за колонной, снимал нас. На Акрополе почти ежедневно снимают фильмы, в основном исторические, видал он всякое, но такое, думаю, — впервые. Представьте себе картину: два морячка, не обращая внимания на снующие вокруг толпы туристов со всего мира, самозабвенно лупят картами по камню. С выпученными глазами, раскрасневшиеся от азарта мы размахивали руками, отбирали друг у друга деньги, били картами по носу и совершали другие, знакомые любому пьянчуге-картежнику действия. Те, кто нас видел, наверняка были уверены, что мы играем на полном серьезе. Вокруг было много людей с видеокамерами, так что, даже увидев Лесного, логичнее всего было подумать, что он, как и все, снимает красоты Акрополя, а не нас. Наше «святотатство» не могло не вызвать справедливого возмущения, в самый разгар «игры» к нам подошел охранник и вежливо, но твердо попросил перейти в другое место. Мы, как могли, показывая на Лесного, стали объяснять ему, что снимаем фильм. Охранник не сразу, но понял, улыбнулся и позволил нам отснять всю сцену до конца.

В один из дней круиза, согласно существующему на море закону, на теплоходе проводилась учебная тревога. Пассажиров в такой день знакомят с правилами поведения в случае крушения, показывают спасательные средства и учат обращению с ними. Все должны были надеть спасательные жилеты и собраться возле шлюпок на палубе. Для каждых пяти кают предназначена отдельная спасательная шлюпка, и планировалось, что члены команды будут учить пассажиров, как этими шлюпками правильно пользоваться. Когда такая учеба проводится для нормальных пассажиров, то вполне вероятно, что занятия проходят успешно. Для нашей же богемной вольницы не существовало никаких правил, поэтому, как и следовало ожидать, на занятия из пассажиров почти никто не явился. Увидев это, мы быстренько сбегали в свою каюту, надели тельняшки, спасательные жилеты, бескозырки и с песней «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… пошли на корму, где под южным солнцем нежились в шезлонгах или купались в бассейне наши попутчики. Там, поднявшись на самую высокую площадку, мы изобразили фигурную композицию, вроде той, что на памятнике погибшим морякам в Севастополе. Потом я громко обратился ко всем присутствующим.

? Товарищи! Друзья! Сокруизники! Вы проигнорировали учебную тревогу. Мы — единственные из пассажиров корабля, кто знает, что нужно делать, чтобы спасти себя в случае крушения. А оно в нашей стране, не мне вам рассказывать, ой как возможно. Поэтому, чтобы было потом что передать вашим родственникам на память о вас, предлагаю сдать нам на хранение драгоценности, валюту и прочие ценные вещи.

После этого мы опять запели «Варяга» и, сняв бескозырки, пошли с ними по кругу среди отдыхающих. Буря смеха и аплодисментов сопровождала наши действия, в шапки полетели шоколадки, пачки жевательной резинки, всякие безделушки и даже доллары. Так что мы не только вволю посмеялись, но еще и поживились.

Когда мы разыгрывали своих попутчиков, Шура Вергунов всегда участвовал в этом вместе с нами и поэтому был безопасен для нас самих, но зато в свободное от розыгрышей время он не забывал устраивать всякие мелкие пакости и нам. Я уже рассказывал в главе, ему посвященной, что иначе он не может, в этом состоит суть его существования. Вот почему, когда наше путешествие подходило к концу, мы решили как-то «отблагодарить» Шуру.

В Стамбуле на базаре я для мелкого срочного ремонта одежды купил себе маленькую ручную швейную машинку на батарейках. Вещь эта в актерской жизни просто необходима. Чтобы ее опробовать, мы в качестве объекта испытания выбрали Вергунова, точнее его парадные белые брюки. Ночью, перед прибытием в Одессу, мы достали у него из сумки эти брюки, застрочили наглухо снизу обе штанины и в таком виде положили брюки обратно. Мы заранее рассчитали, что сойти на берег Шура захочет во всем блеске, обязательно решит их надеть — и вот тут-то… И даже если в Одессе ничего не получится, то уж в Минске, перед встречей с женой Ириной, он наверняка будет облачаться в свои любимые штаны.

Но в Одессу мы пришли рано утром, город еще спал — и Шура надел джинсы, что было логично, так как нужно было с вещами переезжать на железнодорожный вокзал и грузиться в вагон. В Минск наш поезд прибыл с опозданием, Шура высчитал, что Ирина в это время должна была находиться на работе и встречать его никак не могла, поэтому как был в джинсах, так в них домой и поехал. Мы, конечно, отметили с сожалением, что наш выстрел оказался холостым, и благополучно об этой истории забыли. А она имела самое неожиданное продолжение.

Прошло месяца два. Как-то Вергунов опоздал на репетицию, причем был чем-то очень расстроен. На наши недоуменные и сочувствующие взгляды он ответил:

? Понимаете, кто-то из моих женщин — имелись в виду жена и теща — в детство ударился. Взяли и зашили в брюках обе штанины. Пришлось сидеть распарывать. Сегодня вечером разберусь, чьих рук это дело.

Мы, как это услышали, так втроем одновременно и грохнули. Отсмеявшись, мы объяснили Шуре, что женщины его тут ни при чем, а просто это взорвалась наша «мина» — очень замедленного действия.

Вы, конечно, догадываетесь, что я рассказал в этой главе лишь о незначительной части забавных случаев, происшедших на нашем корабле. Если попытаться подробнее описать наше волшебное путешествие, то вполне может получиться отдельная книга, не уступающая (хотя бы длиной) «Войне и миру». Но это в мои планы пока не входит. Может быть, когда-нибудь потом…

Несколько лет назад, когда мы еще выступали в клубе им. Дзержинского, пришел к нам один минский бизнесмен и рассказал, что его товарищ, бывший артист ансамбля песни и пляски КБВО, ныне живущий в Новой Зеландии, приехал в Минск отбирать артистов для гастролей на его новой родине. Он, новозеландец, слышал много лестных отзывов о «Христофоре» и хочет поближе с нами познакомиться, поэтому просит назначить ему, если мы не возражаем, время и место встречи. Мы, разумеется, не возражали и договорились, что встретимся через два дня прямо у нас в клубе в 9 часов утра, так как весь день у новоиспеченного иностранца день был расписан по минутам. В назначенный день мы приехали в клуб к 7 часам утра, повесили все кулисы, задники, вытащили на сцену фортепьяно, расставили декорации, переоделись сами, в отдельном кабинете накрыли сто, так как планировали, что после показа программы для надежности попотчуем гостя, и с половины девятого стали ждать.

К девяти пришел бизнесмен и сообщил, что товарищ его обо всем знает и скоро будет. Прошел час, потом второй, но никто не появился. Мы стали успокаивать себя тем, что его, видимо, задержали какие-то дела, потом бизнесмен вспомнил, что вроде новозеландец что-то говорил о телевидении. Это на какое-то время нас обнадежило, потому что все мы знали, что на телевидении постоянно бывают какие-нибудь накладки и задержки. Но прошел еще один час, время приближалось к обеду, ждать уже становилось невмоготу, а у нас все оставалось без изменений. Бизнесмен, чувствуя, что напряжение нарастает, тихонько сидел в стороне, втянув голову в плечи и опустив глаза. Вдруг Длусский вспомнил, что он должен кому-то позвонить. Так как клуб им. Дзержинского считался режимным учреждением, его телефонами нам пользоваться не разрешали, и Анатолию пришлось выйти к телефонам-автоматам на улицу. А в это время, на нашу беду, мимо проходил его знакомый музыкант — импозантный хорошо одетый мужчина. Анатолий, решив, что из нашего ожидания все равно ничего путного не выйдет, надумал нас разыграть. Он все объяснил своему знакомому и уговорил его изобразить перед нами новозеландца…

Мы к тому времени уже окончательно потеряли надежду и собирались разбирать декорации. И тут в зал вбегает Длусский, а он у нас слывет человеком серьезным, поэтому ему все сразу поверили, и кричит:

? Ребята, по-моему, это он пришел. Там какой-то мужик нас спрашивает.

Мы выскочили в фойе и видим: стоит солидный мужчина в дорогом пальто, с бабочкой(!), короче говоря — вылитый иностранец. Проводив его в зал, мы начали представление. Гостю все очень нравилось, он от души смеялся и веселился, да и мы старались изо всех сил, но через некоторое время «новозеландец» вдруг встал, извинился, поблагодарил нас и ушел. Не знаю, почему он покинул зал так быстро, может быть, в самом деле, куда-то торопился, но, скорее всего, просто боялся, что если раскроется обман, то ему не поздоровится. Мы же сначала растерянно переглянулись, а потом все свои вопросы адресовали все еще сидевшему в зале бизнесмену. Но он нам ответил, что это был совсем не его друг и что молчал он, так как думал, что это мы взамен нашли какого-то другого иностранца…

Тут уж наше положение стало воистину тупиковым. Вывел всех из него дикий хохот Длусского, корчившегося сзади нас от смеха и едва не катавшегося по полу. Пока он приходил в себя, мы вспомнили, что Анатолий почему-то своих песен не пел. Получилось это случайно или они так договорились с другом, не знаю, но когда Длусский рассказал нам о своем розыгрыше, мы вначале чуть было не линчевали его (и тогда никто больше не услышал бы его новых песен), но потом, хоть и с трудом, взяв себя в руки, прокрутили в голове, как все происходило, оценили свое нетерпение и наивное желание любой ценой попасть за границу и стали хохотать тоже. Немного успокоившись, мы вспомнили, что нас уже заждался сервированный стол, и еще больше приободрились. К обеду настроение поднялось у всех, а Длусский был не только окончательно прощен, но и снова стал всеобщим любимцем.

А что же новозеландец? Назавтра он позвонил, долго извинялся — как выяснилось, не пришел он по причине вполне уважительной и от него, вроде, не зависевшей, и еще раз попросил о встрече. Но у нас уже прошел к тому времени приступ детской болезни «полетов в мечтax», поэтому без сожаления мы послали своего искусителя далеко далеко, аж за Новую Зеландию… Кстати, потом мы узнали, что никто из минских коллективов, которые он отсматривал, так в эту загадочную страну и не поехал. Почему? А фиг его знает.

Валентина Николаевна Кармазинова, наш костюмер и реквизитор, женщина очень и очень ответственная. На ней лежит большая ответственность — обеспечить наших артистов реквизитом, то есть всем тем, что может понадобиться на сцене. Кроме этого, она «заведует» чистыми рубашками, выглаженными костюмами, бабочками, майками, юбками, носками, туфлями, сапогами и т. д. и т. п. Она должна держать в голове все наши программы, а их ведь около двадцати. Каждая программа обычно состоит из 10–12 миниатюр. И в каждой миниатюре — куча предметов: папки, телефоны, зачетки, стетоскопы, очки, пистолеты, авторучки… Всего невозможно и перечислить, не то что запомнить. У Валентины Николаевны все это «богатство» записано на каких-то бумажках, в каких-то записных книжках, которые она регулярно теряет и заводит заново. Кроме этого, наша «тетя Валя» очень доверчивая и немного забывчивая женщина, чем постоянно и пользуются христофоровцы, любящие кого-нибудь разыгрывать. Особенно это касается опять же Шуры Вергунова и Сережи Комиссарова. Обычно с серьезными лицами они заходят в гримерку перед спектаклем и начинают примерно такой диалог:

? Сегодня в новом номере, когда будешь снимать мантию, не забудь поднять посох и взять корону…

Валентина Николаевна, услышав про корону и мантию, которых у нас в реквизите отродясь не было, сразу же начинает нервничать, так как она же отвечает за все костюмы и реквизит, и за их отсутствие ей будет нагоняй.

? Какие посох и корона? — спрашивает она у наших проказников.

Те делают удивленные лица.

? Как какие? Вам что, Крыжановский разве не говорил? Мы же сегодня новый номер показываем, «Прятки» называется… Там еще и барабан нужен…

Бедная Валентина Николаевна, в сотый раз попавшись на эту удочку, выскакивает в коридор и с надеждой спрашивает у Володьки Воронкова:

? Вова, а что это за новый номер сегодня будет?

И подлец Воронков, мгновенно сориентировавшись, не моргнув глазом отвечает:

? А что, вы разве не знаете? Сегодня для «Аншлага» записываем новый номер, я там еще в немецкой каске выхожу…

У несчастной Валентины Николаевны глаза лезут на лоб. Мало того, что у нее ничего из перечисленных вещей нет, так еще, оказывается, этот номер пишут на видео для «Аншлага», а это уже очень серьезно, тут не должно быть ни малейшего прокола! У нее начинается тихая истерика:

? Где же я это все возьму? — чуть не плача спрашивает она.

? Ничего не знаем, — отвечают «добрые» христофоровцы, — вам же Крыжановский вчера сам звонил и предупредил.

? Что-о — о?! Мне никто вчера не звонил, меня вообще вчера дома не было.

? А почему из-за вашего отсутствия должен страдать театр и срываться запись номера, — подливает масла в огонь кто-нибудь из прикольщиков. Убитая горем Валентина Николаевна, захлебываясь в слезах, несется в костюмерную ансамбля «Ровесник», в котором она уже много лет параллельно с «Христофором» работает костюмером, в надежде найти там чего-нибудь подходящее для нового номера и сталкивается с Крыжановским, который, выслушав ее стенания, с доброй улыбкой и честными глазами говорит:

? Валентина Николаевна, ну что вы, не знаете что ли наших юмористов? Они элементарно вас разыгрывают, а вы верите… Во-первых, номер называется не «Прятки», а «Кузнечики», во-вторых, пишем мы его не для «Аншлага», а для «Смехопанорамы», в-третьих, никаких посохов и корон там нет, а всего три фрака и красные розы… семь штук…

Валентина Николаевна, сползая по стене, тихо стонет:

? Где ж я вам возьму фраки и розы?..

И только вмешательство директора нашего театра Юрия Лесного все расставляет на свои места. Но буквально на следующем спектакле все начинается сызнова…