XII. НАПУТСТВИЕ ПРОДОЛЖАТЕЛЮ

XII. НАПУТСТВИЕ ПРОДОЛЖАТЕЛЮ

«Судьба Т. Д. Лысенко напоминает мою судьбу. Ведь известно, что со мною и моим учением и сегодня еще борются, к тому же часто негодным оружием клеветы и злословия. Но враги моего учения один за другим проваливались и разбивались в боях, а учение мое растет и крепнет.

Для меня совершенно ясно, что учение Т. Д. Лысенко будет победителем».

В. Р. Вильямс

Тот воинствующий дух партийности в науке, который Вильямс воспринял у классиков марксизма-ленинизма, жил в ученом до последних дней его жизни. Борец за передовую, революционную науку, помогающую перестраивать мир, Вильямс безошибочно угадывал и поддерживал любое прогрессивное начало в научной деятельности.

Он был самым горячим сторонником Ивана Владимировича Мичурина, такого же, как и он сам, великого борца за преобразование природы. Он говорил, что Мичурин «показал, как можно, и научил тому, как надо переделывать растение, организовать его в наших интересах; он великий обновитель растений».

В сентябре 1934 года, когда вся Советская страна радостно отмечала 60-летие научной деятельности И. В. Мичурина, Вильямс, приветствуя великого преобразователя природы, писал ему:

«Передовику мировой науки.

Глубокоуважаемый Иван Владимирович!

Разрешите и мне поздравить Вас в день празднования 60-летия Вашей творческой научной деятельности.

Ваше научное творчество и Ваши гениальные достижения в области плодоводства поставили Вас в самые передовые ряды мировой науки.

От всей души желаю Вам еще на многие годы сохранить здоровье, бодрость и силы для дальнейшей славной работы на благо всего социалистического общества».

Вильямс боролся не только за торжество своих научных взглядов. Он был непримирим и к врагам мичуринского учения. Борьба между прогрессом и реакцией в биологии в середине тридцатых годов носила очень ожесточенный характер, и Вильямс не мог не принять в ней самого деятельного участия. Он доказывал, что Мичурин, являясь «дарвинистом, тимирязевцем», внес в науку много нового, «мичуринского». Именно потому, что Мичурин творчески развивал и углублял дарвинизм, этого великого ученого, по словам Вильямса, «не любили и до сих пор не любят все антидарвинисты, неодарвинисты и прочие скрытые и явные противники настоящей науки».

Учение Мичурина старались обойти молчанием, так же как это пытались сделать с учением Вильямса. После смерти Мичурина его скрытые и явные противники — морганисты, вейсманисты, формальные генетики — придумали новую тактику борьбы с мичуринским учением: они стали «признавать» Мичурина на словах и продолжать свою прежнюю морганистскую линию. Вильямс быстро раскусил эту тактику. «Еще многим очень уважаемым профессорам, — говорил он, — придется переучиваться дарвинизму настоящему, а не книжному, придется делами, а не словесно, доказывать признание Мичурина и результатов его жизнедеятельности. Нельзя быть настоящим ученым и одновременно относиться к Мичурину прохладно, сдержанно, а то и просто непристойно. Некоторым давно пора это понять».

Как ни старались противники мичуринского направления опорочить или затушевать значение трудов великого преобразователя природы, их попытки не увенчались успехом. Передовая мичуринская наука росла и крепла.

Знамя Мичурина было подхвачено молодым ученым Трофимом Денисовичем Лысенко. Вступив в смелую и решительную борьбу с морганистами, он своими экспериментальными работами подтвердил и углубил основное положение мичуринской науки о возможности направленного, руководимого человеком изменения свойств растений и закрепления этих новых свойств, наследования их.

Морганисты, формальные генетики, проповедники «чистых линий» обрушились на молодого ученого, осмелившегося отрицать существование «наследственного вещества», осмелившегося утверждать, что изменение свойств растений и животных зависит от изменения среды, в которой они живут и развиваются, что эти изменения находятся во власти человека.

Первые работы Лысенко, приведшие к созданию теории стадийного развития, дали огромный практический эффект, привели к резкому повышению урожайности на тысячах гектаров совхозных и колхозных полей, где посев проводился яровизированными семенами в соответствии с указаниями Лысенко. Молодой ученый, возглавлявший Одесский селекционно-генетический институт, был избран членом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. В середине тридцатых годов в Академии господствующее положение занимали формальные генетики, морганисты. Молодой академик Лысенко вступил с ними в борьбу.

Первое решительное сражение разыгралось в конце 1936 года, на четвертой сессии Академии.

Лысенко вскрыл всю бесплодность и реакционность морганистского направления и ярко показал богатейшие перспективы развития агробиологии, если она будет строиться на основе мичуринского учения.

Он говорил: «В природе путем изменчивости и естественного отбора могли создаться и создаются прекраснейшие формы животных и растений. Человек, овладев этим путем, во-первых, сможет творить такие же прекрасные формы в неизмеримо более короткие сроки, а во-вторых, сможет создавать и такие формы, каких не было и какие не могли появиться в природе и за миллионы лет».

Лысенко и другие мичуринцы не только выдержали натиск «маститых» генетиков-формалистов, но и смело, горячо, непримиримо громили их реакционные, идеалистические взгляды.

В ходе этой сессии Лысенко получил неожиданную поддержку от человека, который даже не присутствовал на сессии. Этим человеком был Вильямс.

Вильямс давно следил за работами молодого ученого. Он увидел в этих первых научных трудах талантливое начало, он сразу угадал в молодом ученом задатки подлинного мичуринца, смелого преобразователя природы. Вильямс не мог из-за болезни принять участие в работах сессии, но он следил за ними с настороженным вниманием, понимая, что там развертывается решительная борьба. И он принял участие в этой борьбе, выступив с безоговорочной поддержкой мичуринского направления.

27 декабря 1936 года на сессии было оглашено письмо академика Вильямса к участникам сессии.

Вильямс, который по праву называл себя одним из самых старых селекционеров страны, писал в этом обращении:

«Основы современной селекции должны быть значительно расширены в сторону общебиологических наук и в первую голову общей теории эволюции, а не только генетики, ибо последняя далеко еще не овладела диалектическими закономерностями изменчивости организмов в изменяющейся среде, в среде, которую мы в сельском хозяйстве сознательно изменяем или можем изменить.

В последнем положении — воздействовать на растение, изменяя среду его развития и закрепляя изменения, в нем происходящие, — я не вижу противоречия эволюционной теории диалектическому материализму. Горячо приветствую академика Трофима Денисовича Лысенко, отстаивающего это правильное положение. Уверен, что он вскоре делами докажет его правоту даже тем, которые еще до сих пор не поняли опыта истории развития природной и культурной растительности, опыта общей эволюции органического мира».

Это письмо выдающегося ученого еще больше укрепило позиции Лысенко и всех его сторонников.

На следующий день состоялось свидание двух ученых. Лысенко приехал в Тимирязевскую академию и посетил лабораторию почвоведения.

Здесь, за массивным рабочим столом, где столько лет работал Вильямс, состоялась первая встреча, первый дружеский разговор двух ученых, сразу же нашедших общий язык.

Вильямс сказал, что он решил выступить со своим письмом потому, что дискуссия по вопросу селекции и генетики обострилась совсем не случайно, — это классовая борьба в науке, а враг и в науке не отдает без боя своих позиций.

Лысенко горячо благодарил Вильямса за поддержку.

— Я считал своим долгом, — сказал Вильямс, — поддержать вас в вашей борьбе против рутины и косности в науке.

И крепкое рукопожатие, которым обменялись на прощанье Вильямс и Лысенко, знаменовало собой начало творческого контакта двух ученых, начало слияния двух передовых направлений в науке.

Борьба, которую вел Лысенко, только разгоралась. Четвертая сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина не привела еще к полному идейному и тем белее организационному разгрому морганистов. Они продолжали свою борьбу против передовой мичуринской науки, против Лысенко.

И снова Вильямс выступает с горячей поддержкой теоретических положений Лысенко. Вильямс подчеркивает всю глубину и важность этих положений.

Вильямс указывает, что факты «для науки важны, как воздух, но сами по себе они науку еще не делают. Это леса, с помощью которых мы строим замечательное здание науки».

Вильямс говорит, что еще многие ученые, из-за неумения находить существенное, главное, ограничиваются сбором и описанием большого количества фактов, так и не понятых ими.

«Трофим Денисович Лысенко, — подчеркивал Вильямс, — не идет по этому пути. Он знает цену факта, наблюдения. Но факт для него важен не сам по себе. Из яровизации он вырастил теорию стадийного развития. Теория эта дала уже социалистическому растениеводству много чрезвычайно интересных и полезных применений».

Вильямс прекрасно знал, что теоретические положения Лысенко и практические выводы из них завоевывают себе признание в жестокой борьбе с противниками и при этом нередко с теми же противниками, которые пытались опорочить травопольную систему земледелия.

Выступая на защиту теории стадийного развития, Вильямс говорил:

«Физиология растений и тем более агрохимия еще не сделали эту теорию отправной для своих работ. Они все еще пытаются обходиться без нее. А это не выйдет…

Трофим Денисович Лысенко, как настоящий дарвинист, в своей теории стадийного развития растений, да и во всей своей деятельности упорно, настойчиво и правйльно углубляет дарвинизм, применяя его к развитию растения, постигая пути сознательной переделки их и изменений».

В своей работе Лысенко отводил все большее значение почве — главнейшему элементу той среды, в которой живет и развивается растение. Учение Вильямса о почве и ее переделке все больше помогало Лысенко в его научной деятельности. Он сам говорил об этом во время новой встречи с Вильямсом, которая состоялась через год после первой.

Приехав из Одессы в Москву, на первую сессию Верховного Совета СССР, Трофим Денисович Лысенко посетил 16 января 1938 года Тимирязевку, чтобы снова повидаться с Вильямсом. На этот раз он благодарил великого ученого за ту поддержку, которую оказывают ему и всему коллективу Одесского селекционно-генетического института выдающиеся труды Вильямса по почвоведению и земледелию.

«Я просто чувствую и сознаю на каждом шагу своей работы, — сказал Трофим Денисович, — что без действительного понимания развития почвы, без умения управлять им нельзя по-настоящему управлять развитием растения и его изменчивостью. Создать для растения оптимальные условия развития можно, только понимая почву так, как этому учит академик Вильямс. Почва развивается, нельзя ее рассматривать, как скелет, как некую механическую среду, куда можно совать удобрения, откуда растение будет доставать их, как оно может. Мы не умеем как следует удобрять потому, что не знаем почвы».

Лысенко, борясь с представителями реакционного Направления в биологии, прекрасно видел, что и Вильямсу приходится вести подобную же борьбу, что научные взгляды Вильямса встречают сопротивление и непонимание.

И в заключение своей беседы с Вильямсом он сказал, что, по его мнению, даже и в самой Тимирязевке еще далеко не понимают действительного значения учения Вильямса о почве.

Новая встреча с Лысенко еще больше укрепила Вильямса в его убеждении, что знамя передовой мичуринской науки находится в надежных руках.

В это время Вильямс руководил созданием учебных пособий для заочных курсов колхозного актива при Московском комитете партии. Он редактировал все эти пособия и обратился к Лысенко с просьбой помочь ему в этой работе.

«В части селекции и генетики для отражения правильных идей, — писал Вильямс в своем письме Лысенко, — редакцию по этим специальностям прошу Вас взять на себя.

Своим участием Вы поможете мне искоренять в работах, идущих для колхозного актива, вредные теории и взгляды, которые все еще протаскиваются антидарвинистами».

Вильямс снова и снова выступает в печати, отстаивая теоретические воззрения Лысенко и громя реакционные взгляды морганистов — формальных генетиков.

В конце 1938 года Вильямс поддерживает кандидатуру Лысенко, выдвинутого для избрания в Академию наук СССР.

Он опубликовал специальную статью в «Вестнике Академии н. аук СССР», где дал глубокую и всестороннюю оценку научной и общественной деятельности выдвинутого им кандидата.

«Громадная заслуга Т. Д. Лысенко, — писал Вильямс, — сочетающего в себе мыслителя-биолога и практика-селекционера, состоит в том, что он не побоялся посягнуть на установившиеся догматы генетики, а, наоборот, повел на них яростную атаку во всеоружии разумно направляемого эксперимента…

Громадная заслуга Т. Д. Лысенко — весь его опыт непосредственного сочетания теоретической работы с выполнением задач, стоящих перед социалистическим сельскохозяйственным производством; такое решение теоретических вопросов, которое позволяет каждый раз немедленно и успешно применять их на практике, в виде определенного агроприема, доступного и понятного для практики.

Но кроме этих действительно больших теоретических и практических достижений в работах Лысенко, главная его заслуга в науке заключается в том, что его теория стадийного развития, подкрепленная блестящими достижениями ее применения, открывает новую страницу успехов теории развития на этот раз в области, казавшейся для многих наиболее сложной и запутанной, — в науке о наследовании.

С этой точки зрения теоретические выводы, разработанные Лысенко, без сомнения распространятся далеко за границы селекции растений.

Т. Д. Лысенко в своей теоретической и практической работе показал себя истинным новатором, передовым советским ученым, деятелем сталинского типа».

До последних дней своей жизни Вильямс непримиримо боролся с врагами передовой мичуринской науки, с врагами Лысенко.

В конце 1939 года разгорелся новый бой дарвинистов-мичуринцев с морганистами. Это было в октябре, за месяц до смерти Вильямса. Совещание по вопросам генетики и селекции созвали на этот раз в институте философии. И. это было вполне понятно: речь шла не просто о генетике и селекции, — нет, это был глубоко философский вопрос, вокруг которого развернулась борьба передового материалистического направления с явными и скрытыми сторонниками реакционных, идеалистических учений.

Морганисты чувствовали себя еще достаточно сильными. Они прикрывались различными иностранными «авторитетами», они не останавливались перед прямой клеветой, опорачивая результаты работ Лысенко и других мичуринцев.

Вильямс был уже очень тяжело болен, но он не мог, несмотря на это, остаться в стороне от решающих боев за передовую науку.

Он обратился с письмом в редакцию журнала «Под знаменем марксизма», приславшую ему приглашение на предстоящее совещание.

От этого письма, написанного семидесятишестилетним, тяжело больным человеком, веяло боевым партийным духом. Ученый-большевик считал, что оценка положения в биологии, изложенная в пригласительном письме, «очень мягкая и далеко не исчерпывает политической сущности вопроса».

Он считал, что два направления, сложившиеся в биологии — дарвинистов и морганистов, — непримиримы и любая попытка их примирить ни к чему не приведет. Он говорил, что существование двух этих направлений «напоминает игру в узелки: один завязывает узелки и старается похитрее завязать, а другой развязывает узелки». Вильямс писал в своем письме, что трудно охарактеризовать тот огромный вред, который нанесен морганистами сельскому хозяйству нашей страны. Он подчеркивал, что наши селекционеры-морганисты идут на поводу у американских селекционеров, находящихся в услужении у капиталистов.

«И если не возбуждает никакого сомнения, — писал Вильямс, — кого обслуживает американская селекция, то невольно возникает вопрос, кого обслуживает советская селекция».

Лысенко выступил на совещании так же непримиримо, как и Вильямс в своем письме. Он наглядно показал всю вздорность разглагольствований формальных генетиков о «наследственном веществе», о генах «яровости», «озимости» и о прочих «незыблемых истинах» реакционных менделистов. Лысенко продемонстрировал аудитории большое число вегетативных гибридов — на столе президиума были расставлены созданные Лысенко и его сотрудниками невиданные растения: баклажан, росший на картофеле, помидоры, созревшие на паслене, перец — на томате; все эти растения были получены не путем скрещивания, а путем вегетативной гибридизации. А это было совершенно невозможным с точки зрения морганистов.

Борьба Лысенко против морганистов продолжалась. Вильямс видел в борьбе Лысенко, во всей его судьбе много общего со своей судьбой, судьбой непримиримого борца, ученого-новатора. Вильямс знал по своему личному опыту, что путь, предстоящий академику Лысенко, путь нелегкий.

«На этом крайне сложном пути, — говорил Вильямс, — ему предстоит преодолеть еще немало трудностей. Одна из них — инерция старого направления физиологии растений и агрохимии, противодействие чаще скрытых, чем явных, антидарвинистов>.

Но Вильямс верил в успех учения Лысенко. И старый ученый, отмечавший с большой радостью великолепное начало боевой новаторской деятельности Лысенко, сказал проникновенные слова, звучавшие напутствием достойному продолжателю Мичурина и Вильямса:

«Учение Т. Д. Лысенко будет победителем, ибо оно правильное, диалектическое, историческое и эволюционное. У меня нет сомнений, что такое талантливое начало, такая чудесная первая стадия может дать только еще более талантливое развитие в последующих стадиях.

От души желаю ему успеха».