Глава VI Война в Афганистанепродолжается

Глава VI

Война в Афганистанепродолжается

Наджибулла оправдал надежды. Подготовка и вывод шести боевых полков из Афганистана. Взгляды на наших воинов, выполняющих свой долг за рубежом. Политика национального примирения. Подготовка Женевских соглашений. Операция в Кандагаре. Лойя Джирга утверждает политику Наджибуллы и избирает его президентом. Операция «Магистраль». Вывод наших войск из Афганистана: первый этап — нормально, второй этап — с большими трудностями. Судьба южных соседей связана с судьбой России.

Фактически весь полет из Москвы в Кабул размышлял о положении в нашей стране. И хотя опять я возвращался на афганскую войну, а следовательно, и мысли как будто должны были касаться именно этого, все-таки думы были о родном доме — о Советском Союзе. Сложная ситуация внутри страны и вокруг не давала покоя. Просто беда. С Афганистаном еще никак не развяжем узлы — и вдруг на нас обрушился Чернобыль!

В конце февраля — начале марта прошел XXVII съезд КПСС, утвердивший новую редакцию Программы партии и «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986–1990 годы и на период до 2000 года». Не успели еще затихнуть послесъездовские голоса, как вдруг — взрыв и пепел чернобыльской катастрофы окутал страну, словно тяжелое небесное знамение. Конечно, налицо серьезные нарушения в эксплуатации АЭС, отсутствие дисциплины. Однако, может, поэтому и знамение?

Забегая вперед, хочу отметить, что в том же, 1986 году, в декабре месяце на нас опять свалилось несчастье, и я опять вспоминал Чернобыль. Дело в том, что по рекомендации Горбачева на пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана фактически был назначен Г. В. Колбин, который до этого пробыл три года первым секретарем Ульяновского областного комитета КПСС. Но самое главное — кого он сменил. Это был Динмухамед Ахмедович Кунаев. На мой взгляд, для Советского Союза в целом, а для Казахстана тем более, это была легендарная личность. Окончив в 24 года Московский институт цветных металлов, он прошел на Балхашском медеплавильном комбинате путь от машиниста, мастера и сменного инженера до директора комбината. Затем Риддерский рудник, Лениногорское рудоуправление. Он становится доктором технических наук, академиком Академии наук Казахской ССР. В годы войны вырос до заместителя Председателя Совета Министров Казахской ССР и на этой должности проявил себя как незаурядный организатор. В 1952 году избирается Президентом Академии наук Казахской ССР. В 1955 году назначается Председателем Совмина республики, а через пять лет избирается первым секретарем ЦК Компартии Казахстана и работает на этом посту 25 лет. 20 лет он был в составе Политбюро ЦК КПСС, 15 лет из них — членом Политбюро. Трижды Герой Социалистического Труда.

Из руководства у нас в стране старше его был только А.А.Громыко. И приблизительно такого же возраста — М.С. Соломенцев.

Кунаев был здоров, подтянут, у него был ясный, живой ум. И когда его начали сталкивать со всех постов (естественно, по инициативе Горбачева), то это выглядело крайне неуклюже и как-то оскорбительно. Особенно мерзко выглядело выступление на Пленуме ЦК КПСС Н.А.Назарбаева. Уж как он только не обливал Кунаева в угоду Горбачеву! А ведь именно Кунаев вырастил его, бывшего рабочего Карагандинского металлургического комбината, до Председателя Совета Министров Казахской ССР в 1984 году. Я слушал Назарбаева и удивлялся его коварству. Одновременно поражался горбачевскому цинизму, который выворачивался в этом «спектакле». Зачем все это? Ведь можно и нужно было поступить благородно. Кунаев заслуживал этого. Я близко с ним не был знаком, но видел в его лице личность, политического деятеля, который был у нас действительным авторитетом.

Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана в Алма-Ату «привезли» Геннадия Васильевича Колбина. Он был ставленником Горбачева, отсюда и все последствия — убирались люди, которые внесли огромный вклад в развитие экономики и культуры Казахстана.

Сегодня с прискорбием можно сказать, что происходила полная смена руководящих кадров, начиная от колхозов и совхозов и кончая партийными комитетами. Этим создавалась благоприятная почва в республике для работы спецслужб Запада.

Даже нам, сторонним наблюдателям, было странным назначение Колбина, тем более что совершенно не учитывался национальный фактор. Правда, тогда кое-кто пытался оправдать Горбачева в этой провокации, объясняя все, мол, уже имевшим место прецедентом —  Л.И.Брежнев пребывал в этой должности. Верно. Но там все обстояло совершенно иначе. В связи с решением ЦК КПСС и Совмина СССР об освоении целинных и залежных земель Брежнева направляют в Казахстан, где он в 1954 году избирается вначале вторым, а через полтора года, когда республика уже узнала его, — первым секретарем ЦК КП Казахстана. Колбина же буквально навязали Казахстану.

Демонстрации националистически настроенной молодежи не могли возникнуть сами собой. Были, конечно, силы, которые провели необходимую «организаторскую работу». Это был первый серьезный конфликт с момента начала перестройки. Теперь в Казахстане считают, что это были первые демократические выступления в стране. Однако нет сомнения, что эти проявления «демократических свобод» были инспирированы, в том числе и извне, и мастерски организованы. Лично у меня события в Алма-Ате вызвали тревогу. На мой взгляд, демонстрации и митинги протеста могут иметь место только в классовом обществе, при обострении противоречий между классами, между трудящимися и властями («хозяевами», эксплуататорами).

В общем, горбачевская перестройка принесла много бед. События в Казахстане увязывались с общими бедами у нас в стране, в том числе с Чернобылем, пребыванием наших войск в Афганистане. В те годы я много размышлял о их причинах и взаимосвязи.

Было ясно, что в Алма-Ате, в связи с назначением Колбина, в знак протеста выступила большая группа молодежи. Это, несомненно, являлось результатом работы определенных сил, в том числе и спецслужб Запада. Мы с полным основанием можем утверждать, что события в Тбилиси, Вильнюсе, Фергане, Риге и т. д. инспирировались по одному сценарию. И что бы ни говорилось об этих событиях сегодня, какие бы усилия ни предпринимали поклонники Горбачева и Ельцина, что, мол, надо просто зарегистрировать те события и не показывать их авторов, любой здравомыслящий человек сегодня понимает, что именно тогда закладывались основы развала Советского Союза, а теперь и нашей России.

…В Кабуле меня встретили как обычно товарищи из нашей Оперативной группы и генерал-лейтенант М.М.Соцков, который был моей «правой рукой» при подготовке к возвращению в СССР 12 тысяч воинов (или 6 боевых частей). Они были выведены нами из Афганистана осенью 1986 года — то есть еще задолго до Женевских соглашений. Надо было подталкивать наше руководство снизу. Об этом выводе войск вскользь я уже говорил, сейчас же хочу остановиться на этом подробнее.

За несколько дней до моего первого вылета из Кабула в Чернобыль, т. е. в мае 1986 года, я уже официально поздравил Наджибуллу с избранием его на пост Генерального секретаря ЦК НДПА (вместо Б. Кармаля). Конечно, было много сторонников, но были и противники его назначения. Альтернативной фигурой называли полковника Сарвари (в свое время руководил МГБ), который для военного положения Афганистана и по другим качествам якобы больше подходил на роль лидера. Но в 1981 году Кармаль отправил его послом в Монгольскую Народную Республику, тем самым избавился от возможного конкурента. Учитывая длительное отсутствие Сарвари в стране, большинство предпочло на посту лидера Наджибуллу, точнее, согласилось с советским предложением, несмотря на его якобы «слабые» стороны (кроме тех, о которых я уже говорил): из аристократической семьи, женат на внучке короля, не имеет военного образования (врач), не так близок к Советскому Союзу, как многие из руководителей, которые или учились в нашей стране, или часто бывали там по делам службы. Считалось, что он будет далек от нужд народа.

Но жизнь показала, что все претензии, предъявлявшиеся Наджибулле, отпали сами собой. Он оказался настоящим патриотом и прекрасным государственным деятелем. Наджибулла по природе был масштабным и талантливым человеком, поэтому впитывал в себя все необходимое с первого захода. Вот почему он приглянулся и всем нам.

В то же время я понимал, что с приходом Наджибуллы нужен был поступок, который бы поднял авторитет и Советского Союза, и Афганистана. Надо было обозначить новую политику. Этим шагом мог стать вывод войск, хотя бы в незначительном составе, — допустим, 10–12 процентов от имеющейся численности.

Переговорив предварительно об этом с Виктором Петровичем Поляничко, я вместе с последним прозондировал настроение Наджибуллы — как он посмотрит на то, что мы выведем несколько боевых полков из Афганистана в Советский Союз. При этом было сказано, что с его, Наджибуллы, приходом к руководству страной внутренняя и внешняя политика должна быть изменена коренным образом, в частности, в области стабилизации ситуации. Особенно горячо и аргументированно его убеждал, конечно, Поляничко. Наджибулла колебался недолго. Мало того, что согласился с нашим предложением, он заглянул еще дальше и, полностью разгадав наш замысел, сказал: «Вывод Советских войск будет полностью соответствовать интересам и Афганистана, и Советского Союза. Афганистан продемонстрирует свою готовность мирным путем разрешить все проблемы с оппозицией. А СССР еще раз докажет миру, что никаких захватнических целей он не преследует, как это ему приписывают, и что он готов вывести войска так же, как и вводил». Это было прекрасно. Наджибулла дословно высказал наши мысли.

В тот же день я переговорил по телефону с начальником Генштаба С. Ф. Ахромеевым и подробно рассказал о нашей беседе. Он сразу ухватился за эту идею и сказал, что перезвонит через час. Действительно, через непродолжительное время позвонил (видно, с кем-то посоветовался) и начал сразу с вопросов:

— А вы уверены, что Наджибулла действительно воспринимает такой акт положительно? А не получится ли так, что накануне вывода он позвонит нашему руководству и скажет, что не хотел бы, чтобы наши части уходили? Не может ли он сказать, что поторопился со своим согласием?

И в таком духе было задано еще несколько вопросов. Я успокоил Сергея Федоровича, сказав, что Наджибулла, в отличие от других, не станет отказываться от своих слов и свое решение не изменит. Посоветовал также переговорить на эту тему с В. П. Поляничко, что Ахромеев и сделал. Затем последовали другие вопросы, касающиеся непосредственно вывода наших войск:

— Какие части вы предполагаете выводить? На каких направлениях? Как это отразится на общей обстановке?

— Думаю, что это будет пять-шесть боевых полков. Именно боевых — другие не прозвучат. Но в числе боевых могут быть и такие, которые фактически на боевую обстановку особо не влияют…

— Например, зенитно-артиллерийские полки ПВО, — перебил меня Сергей Федорович.

— Верно, зенитно-артиллерийские полки. Или танковый полк.

— Согласен. Но если в числе этих полков не будет мотострелковых, то мы только дадим пищу оппонентам.

— Надо подумать. Позвольте мне завтра подробно доложить предложение и одновременно согласовать его здесь, на месте.

Вообще-то мы давно эти полки определили и капитально их готовили к выводу, будучи уверенными, что с нашими предложениями согласятся. Но мне надо было окончательно затвердить это решение с командованием армии и дивизий, после чего выходить на Генштаб. Поэтому в этом разговоре я воздержался называть Ахромееву номера полков.

На следующий день после обсуждения этого вопроса у себя в Оперативной группе, а также с командующим 40-й армией и Главным военным советником мы пришли к выводу, что выводить советские части надо там, где достаточно сильны афганские войска или наших войск в избытке: из 5-й мотострелковой дивизии через Герат на Кушку можно вывести мотострелковый, танковый и зенитно-артиллерийский полки; из 201-й мотострелковой дивизии, через Кундуз на Термез, — мотострелковый и зенитно-артиллерийский полки; из 108-й мотострелковой дивизии, из Кабула на Термез, можно отправить один зенитно-артиллерийский полк. Если учесть, что с этими боевыми частями мы рассчитывали отправить множество различных других подразделений, то в целом набиралось до двенадцати тысяч человек.

Такой состав был доложен Генеральному штабу ВС СССР.

Это, конечно, выглядело уже солидно. Получив от начальника Генштаба добро, я отдал все необходимые дополнительные на этот счет распоряжения по завершению подготовки войск, предназначенных для вывода, назначил соответствующую команду, а сам по указанию Ахромеева вылетел в Советский Союз — вторично в Чернобыль. В это же время Горбачев, находясь во Владивостоке, сделал следующее заявление: «До конца 1986 года шесть советских полков… будут возвращены из Афганистана на Родину вместе с табельным имуществом и вооружением. Эти подразделения вернутся в район своей постоянной дислокации на территории СССР, причем с таким условием, что все заинтересованные стороны смогут в этом убедиться».

Несомненно, это произвело впечатление. Но меня начала беспокоить концовка фразы нашего генсека: «…все заинтересованные стороны могут в этом убедиться». Из этого следовало, что на выводе войск могут и даже должны будут присутствовать наблюдатели различных стран. А если это так, то надо обеспечить их полную безопасность, а на войне это сделать не так-то просто. Но надо было вывод войск вообще сделать гарантированно безопасным, что в первую очередь было в наших интересах.

Вернувшись после первой поездки в Чернобыль обратно в Афганистан, я с Оперативной группой МО развернул кипучую деятельность по подготовке конкретных войск к выводу. В числе других мероприятий предусматривалось провести операции по разгрому непримиримых банд, расположенных вдоль маршрутов, по которым пойдут войска. А с бандами, настроенными не особенно агрессивно, проводились соответствующие переговоры по принципу: нас не трогай — мы не тронем, а затронешь — спуску не дадим.

Однако «партнеры» были весьма коварны. Руководство оппозиции, так называемый «Альянс семи» (семь главарей основных оппозиционных партий), и в первую очередь ярый фундаменталист Гульбетдин Хекматиар, прослышав о предстоящем выводе наших войск (с учетом заявления Горбачева), объявил, что они устроят русским «кровавую баню», подразумевая под «русскими» все наши войска. При этом они потребовали от банд, чтобы они ни одного нашего солдата и офицера не выпустили живыми.

Ведя агентурную разведку с целью установления истинных планов мятежников и используя при этом данные не только наших военных разведывательных органов, но и таких же органов КГБ СССР, я пришел к выводу, что нападения банд не исключены. Поэтому предпринял следующие меры.

Начало вывода войск условно мы назначили на конец августа 1986 года. Затем определил конкретную дату и время начала движения головной колонны на каждом маршруте. Все это сразу же становится известно всей стране. В средствах массовой информации Афганистана изо дня в день разъясняются народу цели и задачи советского контингента в период его пребывания в Афганистане — это стабилизация обстановки. А также причины вывода наших войск — стремление советского руководства и военного командования разрешить афганскую проблему политическим путем и показать это мировой общественности.

Одновременно с этим в наиболее опасных районах, где предполагалось возможное нападение банд мятежников (в 15–20 километрах от этих участков), сосредоточивались артиллерийские (в основном реактивная артиллерия) части, готовые по команде занять поблизости огневые позиции и открыть огонь на поражение по объявившимся душманам. Кроме того, самолеты-разведчики на значительной высоте, чтобы не спугнуть мятежников, делали съемку, а также вели визуальную разведку полосы местности в 10–15 километрах справа и слева от дороги.

В день вывода представители местной афганской власти и общественности прибыли в соответствующие наши полки для участия в церемонии прощания. Однако в связи с тем, что буквально в нескольких километрах от магистрали, где должны проходить наши части, были обнаружены (как и следовало ожидать) большие скопления банд мятежников, готовых выдвинуться и массированным огнем взять в свинцовые клещи наши колонны, войскам была дана команда: «Отбой!» А артиллерийские части и особенно авиация получили команду нанести массированные удары по скоплениям душманов. После чего дано разъяснение произошедшему.

Первые два часа удары наносились фактически непрерывно. Огневые налеты артиллерии чередовались с бомбо-штурмовыми действиями авиации. Затем авиация повторяла свои удары через каждые два-три часа (отдельно самолетами и отдельно — вертолетами). Остальное время заполнялось методическим огнем артиллерии с отдельными огневыми налетами. На протяжении всего дня велась разведка и уточнялись цели.

Через сутки в афганских средствах массовой информации по нашему требованию появились подробные сообщения о том, что, несмотря на просьбы и предупреждения советского командования не мешать советским войскам возвращаться на свою Родину, не провоцировать боевые действия, во многих местах банды изготовились к нападению на колонны частей 40-й армии, предназначенные для вывода. В таких условиях вместо нормального движения войска вынуждены были вести боевые действия. И все это — только по вине главарей «Альянса семи», в ущерб афганскому и советскому народу. В целях избежания больших потерь наших войск советское командование вынуждено было применить силу против тех, кто мешает мирному процессу в Афганистане. В итоге все подтянутые к магистралям банды были разгромлены.

Гульбетдин Хекматиар хотел «баню»?! Он ее получил! И мы постарались это разъяснить народу не только во всех средствах массовой информации, но и традиционными каналами — на базарах, через караваны, просто через ходоков в кишлаки. Мятежники «сорвали» вывод войск, и командование вынуждено назначить второй срок вывода — середину сентября 1986 года. При этом оппозиция строго предупреждалась о том, что если кто-то еще раз посмеет перейти к нападению, то последуют наши удары во много крат мощнее предыдущих.

Это был военно-политический маневр с целью максимально ослабить наличные силы банд вдоль магистралей, чтобы никакой соблазн не мог бы их толкнуть на развязывание боевых действий. И свой замысел мы воплотили в жизнь.

Ко «второму» нашему выводу войск (фактически тоже фиктивному) оппозиция опять попыталась подтянуть свои силы к магистралям. Местных банд, судя по докладам агентурной разведки, было очень мало. В основном действовали пришлые, переброшенные из других районов страны и из Пакистана — из центров подготовки моджахедов.

И опять, как и в августе, в назначенное время вместо выхода войск на маршруты наша артиллерия и авиация обрушили мощные удары по всем скоплениям банд, готовых напасть на наши колонны. Это был полный провал всех планов оппозиции. Ее формирования понесли тяжелые потери. Но самое главное — это стало широко известно и в Афганистане, и за его пределами (в первую очередь в Пакистане и Иране). Как и в первый раз, в средствах массовой информации и по всем другим традиционным каналам было объявлено, что советское военное руководство не стало рисковать в условиях, когда оппозиция не сделала для себя выводов из августовских событий и опять вывела на различные участки маршрута несколько своих банд для нападения на колонны советских войск.

В связи с этим намечен новый срок для вывода — теперь уже на начало октября. Оставшиеся до этого две недели были посвящены «чистке» районов, прилегающих к маршрутам вывода войск. Были также подготовлены места для размещения наблюдателей от различных стран за этим процессом. В короткое время здесь выросли не только сооружения типа просторных трибун с шатром, защищающим от палящих лучей солнца, откуда на многие километры вверх и вниз по маршруту видны колонны на марше, но и просторные, с кондиционерами палатки для отдыха и получения телеинформации, переговорные пункты, пункты питания, медицинского и санитарно-бытового обслуживания. Наконец, неподалеку были оборудованы вертолетные площадки с автобусами-пикапами, которые перебрасывали прибывающих гостей от вертолетной площадки к месту наблюдения. Естественно, что все это в радиусе 20–30 км гарантированно охранялось. Так же, как и аэродромы, куда прибывали гости.

Кстати, представители некоторых стран изъявляли желание направить своих посланцев вместе с колонной до государственной границы, при этом высказывалась просьба обеспечить безопасность как самой поездки, так и возвращения обратно. Мы принимали такие просьбы и исполняли их.

Итак, третий срок вывода наших войск был назначен на начало октября.

А во второй половине сентября мне пришлось вторично вылетать в Чернобыль и работать там по октябрь включительно, готовя войска к действиям, жизни и быту в условиях зимы, в обустроенных лагерях — полевых военных городках. Таким образом, мне не довелось непосредственно участвовать в самом акте вывода. За меня оставался генерал-лейтенант М. М. Соцков, с которым я поддерживал надежную связь и который меня информировал по обстановке, при необходимости я принимал дополнительные решения.

Генерал-лейтенант М. М. Соцков бывал в Афганистане много раз и в разном качестве: вначале — как заместитель начальника Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск; затем — как представитель Главной инспекции Вооруженных Сил. С ним была группа 12–15 офицеров. На период пребывания в Афганистане эта команда органически вливалась в состав Оперативной группы МО СССР в Афганистане и действовала по нашему общему плану, сосредоточивая основные усилия на боевой подготовке войск 40-й армии и афганских Вооруженных Сил. А в 1988-м году Михаил Михайлович Соцков прибыл в Афганистан уже в качестве Главного советского военного советника.

Наконец, всё для вывода войск было готово. Перед моим отлетом в Чернобыль мы условились, что на третий раз, при всех условиях, войска задерживать не будем. И их вывели. Практически без потерь. Правда, все проходящие колонны сопровождались до госграницы боевыми вертолетами и самолетами, а на особо опасные участки выдвинули наши войска (которые оставались) и максимальное количество артиллерии. Предварительно оппозиция получила грозное предупреждение: если кто-то посмеет обстрелять наши колонны, мы ответим ударами максимальной мощности, которые в соответствующем районе сметут все без исключения.

Уверен, что это предупреждение плюс преподанные моджахедам уроки в августе и сентябре и, наконец, всестороннее обеспечение вывода войск — сопровождение авиацией, блокирование особо опасных участков нашими войсками и т. п. — сыграли решающую роль. Это был настоящий триумф. Всему миру было блестяще продемонстрировано наше желание и готовность уйти из Афганистана хоть сегодня, но предварительно нужен конструктивный диалог, чтобы развязать затянувшийся узел политическим путем.

Досадно, конечно, что в свое время наши политики и дипломаты не обставили как следует сам факт ввода войск в Афганистан. А ведь можно и нужно было сделать это. Открыто заявить о своих намерениях, завоевать общественное мнение, а затем действовать. Что в этих действиях может быть секретного? Ведь не нападаем, а оказываем помощь. Возьмите Буша — как мастерски с точки зрения пропаганды в свое время он обставил «Бурю в пустыне»! А ведь он фактически защищал свои личные экономические интересы в Кувейте, свой бизнес.

У нас же пребывание наших войск в других странах рассматривают (особенно сейчас) односторонне, только как негатив. А почему? Не потому ли, что отдают дань моде? Или подстраиваются под общую линию наших бывших правителей-предателей, действующих в угоду Западу. Ведь Западу, и особенно США, выгодно внушить мировому сообществу, что любые наши акции за пределами Советского Союза, в том числе на территории сопредельных дружеских нам стран, были порочны, что они якобы несли горе и слезы другим народам. А вот США, которые уже не один год бомбят мирное население Ирака и Югославии, несут народам этих стран радость и счастье.

Считаю, что оценка наших акций за рубежом имеет принципиальный характер. Ведь даже некоторые прогрессивные и уважаемые мной историки иногда до того заблуждаются или завираются, что мне становится их жалко. Один из таких «авторов» пишет: «Вообще с судьбами и жизнями людей за всю историю Советского Союза никогда не считались (надо бы добавить: а вот когда Советского Союза не стало, то стали считаться, и подтверждением этого является война в Чечне. — Автор). Их клали «на алтарь Отечества» когда было надо и не надо. Ведь на протяжении длительного времени политика внешней безопасности Советского Союза строилась в значительной степени на основе идеологических догм. Именно они выступали критерием правильности при оценке принимаемых тогда решений. Им же были подчинены государственные и национальные интересы страны. Особое внимание уделялось поддержке своих идеологических союзников».

И далее автор приводит «примеры»: Германия 1953 года (кстати, у Советского Союза никаких потерь — ни физических, ни морально-политических — не было), Карибский кризис 1962-го (тоже), Венгрия 1956 года, Чехословакия 1968 года. Действительно, в те годы были обострения. Верно и то, что в Венгрии и Чехословакии при подавлении контрреволюционных выступлений были и потери.

А кого же нам поддерживать в первую очередь, как не наших друзей и союзников? И разве не идеологические постулаты должны быть в основе всех наших решений по всем проблемам государственных и национальных интересов?! Можно подумать, что США действуют по-иному. Ничего подобного! Собственная идеология и интересы у них всегда ставятся во главу угла. США со своими солдатами лезут везде. Да и сейчас присутствуют во многих странах мира, начиная от стран Западной Европы до Японии и атолла Диего-Гарсия в Индийском океане. А вспомните многолетнюю кровавую войну США во Вьетнаме!

Но особо я хотел бы остановиться вот на таком принципиальном моменте. Как ныне иные разглагольствуют о том, что будто бы в период советской власти у руководства страны начисто отсутствовала ответственность при вводе наших войск и проведении соответствующих акций. Конечно, это злобный навет. Цель его — потрафить антисоветчикам во главе с Ельциным.

Сравним отношение руководства страны к нашему народу в советский и другие периоды истории. Можно с полной ответственностью сказать, что более пошлого, низкого и безнравственного отношения к нашему народу, как проявил себя Ельцин, у нас в России никогда не было. Дело дошло до того, что сегодня не какое-то количество жизней положено «на алтарь Отечества», а судьба и жизнь всего народа. Причем это сделано ради интересов и благополучия горстки грабителей и своих личных интересов. Слава Богу, что Ельцин отошел от престола. Но ведь заданную инерцию не остановить.

Несостоятельны и упреки в том, что советское руководство вводило войска в другие страны якобы из-за своей безответственности или «кровожадности». Когда требовали интересы государства, то и русская армия до семнадцатого года участвовала в различных компаниях за рубежом, и они отличались от ввода советских войск в Венгрию (1956 года) и Чехословакию (1968 года) еще большей активностью. Но ими мы гордимся. И это правильно.

Во время семилетней войны 1756–1763 годов, после разгрома прусским королем Фридрихом II французских и австрийских армий, войска Российской империи (а Россия состояла в коалиции с Францией и Австрией) получили приказ наступать. В итоге армия С. Ф. Апраксина разгромила пруссаков в районе Грос-Егерсдорфа и в 1758 году заняла Восточную Пруссию; армия П. С. Салтыкова в 1759 году в сражении при Кунерсдорфе нанесла поражение прусской армии и вторглась в Померанию. Мало того, корпус этой армии под командованием генерала Захара Григорьевича Чернышева в 1760 году овладел Берлином, о чем, к сожалению, наши историки часто умалчивают (в последующем З. Г. Чернышев стал генерал-фельдмаршалом — в нашем современном понимании — генералом армии). Эта победа предопределила последующие события: в 1761–1762 годы Пруссия полностью потеряла Померанию, Силезию, Саксонию и фактически была на грани полной катастрофы. А дальше на престол в России приходит Петр III. Вместо того чтобы добить врага, он, ко всеобщему изумлению и негодованию, внезапно прекратил боевые действия и заключил с Фридрихом II мирный договор. Вполне вероятно, что на Петра III могла повлиять его родословная: сын гольштейн-готторпского герцога Карла Фридриха и дочери императора Петра Великого Анны Петровны. Императрица Елизавета Петровна, тетка Петра III, в свое время объявила его наследником престола.

По своему внутреннему содержанию и уму Петр III явно недотягивал до уровня государственного деятеля. Увы, важнее всего для него были придворные развлечения. А его невежество и хамство многих отторгало от себя (обратите внимание на эти черты, уважаемый читатель, и зеркально перенесите их на конец XX века. Закономерно, что пренебрежение всем русским, антинациональная внешняя политика, игнорирование устоявшихся русских обычаев и стремление насадить в армии и в стране прусские порядки вызвали рождение оппозиции в лице гвардии, которую возглавила жена царя — будущая императрица Екатерина II. Хотя она по происхождению тоже была немкой (принцесса Софья Фредерика Анхаль-Цербская), но чувство ответственности за Российское государство у нее было, как у истинного россиянина. Петр III был свергнут с престола, сослан в Ропшу и там по приказу Екатерины II — убит. Встав на престол, она расторгла союз с Пруссией, но по понятным причинам боевых действий против нее не возобновила.

Нелюбовь Петра III к России, пренебрежение ее национально-государственными интересами можно объяснить тем, что все-таки его отец был немец. Поэтому, мол, и тяга к прусским порядкам частично объяснима. А вот у нынешних горбачевых, ельциных, гайдаров, черномырдиных, яковлевых и прочих чубайсов американской крови в венах вроде нет, а их дух и позиция — проамериканские. Отсюда их продажность, отдача ими нашего народа на заклание в интересах США. Вот когда судьбы и жизни наших людей ничего не стоят!

Можно вспомнить другие примеры пребывания наших войск за пределами России, когда они отстаивали интересы державы. Итальянский и Швейцарские походы А.В.Суворова в 1799 году — сражения при реке Треббия, при Нови, у Сан-Готарда и Чертова моста. Поход Русской армии в Западную Европу в 1813–1815 годах. Именно тогда парижане впервые увидели у себя русских солдат и офицеров. Именно тогда появились у них кафе и закусочные с названием «бистро». Русские воины просили обслужить их быстро, и так это слово и вошло в обиход у французов и осталось по сей день. Мне довелось видеть эти «бистро» в Париже в 1990 году, что совсем не удивительно. Удивительно другое — у нас в России и особенно в Москве в последнее время получили распространение забегаловки под названием «Русское бистро». Всем понятно, что это уродство, но эти «бистро» остаются на своих местах — рядом, но ниже «Макдоналдса».

Вот так! Наши далекие, но яркие походы, прославлявшие Россию и российское воинство, его оружие, не подпадали и не подпадают под формулу: «с судьбами и жизнями людей у нас никогда не считались». И это верно. Я не могу отнести к таковым и наши действия в отношении народов Западной Белоруссии и Западной Украины, а в последующем и народов Прибалтики. Кто бы что ни говорил, это были освободительные походы. Еще в 1831 году Александр Сергеевич Пушкин в своем стихотворении «Клеветникам России» словно стальным мечом вырубил каждое слово в адрес тех, кто пытался бросить «тень на плетень» — мы сами разберемся в наших делах:

О чем шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? Волнения Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

Уже давно между собою

Враждуют эти племена;

Не раз клонилась под грозою

То их, то наша сторона.

Кто устоит в неравном споре:

Кичливый лях иль верный росс?

Славянские ль ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? Вот вопрос.

Оставьте нас: вы не читали

Сии кровавые скрижали;

Вам непонятна, вам чужда

Сия семейная вражда;

Для вас безмолвны Кремль и Прага,

Бессмысленно прельщает вас

Борьбы отчаянной отвага —

И ненавидите вы нас…

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?

Вы грозны на словах — попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

Наш народ вечно будет благодарен своим предкам, которые, не щадя себя, созидали наше Отечество, отстаивали его интересы. К примеру, в итоге Второй мировой войны были уточнены границы Советского Союза. По решению Потсдамской конференции 17.07—2.08.45 года часть бывшей Восточной Пруссии передана СССР вместе с городом Кенигсбергом. По советско-чехословацкому Договору от 29.06.45 года Закарпатская Украина была воссоединена с УССР вместе с городом Ужгород. По мирному договору от 10.02.47 года с Финляндией область Печенга (Петсамо) возвращена СССР. По решению Каирской конференции от 01.12.43 года Советскому Союзу возвращены Южный Сахалин и Курильские острова. Все это отвечало национальным интересам нашего народа и его государства.

Принципиально интересам нашего народа отвечают и добрые дружеские отношения с каждым из наших соседей, а также стабильная обстановка внутри государств-соседей. И когда возникал вопрос о вводе наших войск на территорию, к примеру, Венгрии, Чехословакии или Афганистана, то речь шла не об оккупации или захвате их территорий и национальных богатств, как это представляла общественности желтая пресса Запада. Цель была одна — помочь народу этой страны и его правительству стабилизировать обстановку. Ведь во всех этих случаях фактически шла речь не о демократии, хотя демагогии вокруг этого было предостаточно. На самом деле велась борьба за власть. В Венгрии и Чехословакии непосредственно эту борьбу организовывало Центральное разведывательное управление США, а в Афганистане первоначальные действия в этом отношении были со стороны администрации Пакистана, которая всегда мечтала об организации вассальной зависимости Афганистана от Пакистана, а уже затем открыто подключились США.

В каждом из названных случаев наши воины с честью выполнили свой долг и были окружены заботой и вниманием своего народа и правительства. Правда, надо откровенно сказать, что в отношении воинов, воевавших в Афганистане, первоначально не только не проявлялась должная забота, но местные органы власти всячески уклонялись от выполнения своих обязанностей. Чиновники стыдливо отводили свои глаза от собеседника-афганца, потерявшего ногу или руку в этой стране. Некоторые же, не краснея, отвечали на просьбы инвалидов: «А мы вас туда не посылали!» И даже хоронили погибших втихую, а на скромном памятнике писали: «…погиб при исполнении служебных обязанностей». Хотя погиб на войне в Афганистане, выполняя свой воинский долг перед Отечеством. Об этом и надо было писать. И тогда на этом настаивали все военные.

Подобные чинуши находились и на самом верху — фигуры типа М. Суслова. Он хоть и не отражал мнение всего Политбюро ЦК, но, являясь по природе догматиком и зашоренным, но влиятельным политиком, выкидывал такие «коники», которые, конечно, сыграли свою отрицательную роль в отношении воинов-интернационалистов. Например, в рабочей записи заседания Политбюро ЦК КПСС от 30.07.81 года обозначен следующий разговор:

«…Суслов. Хотелось бы посоветоваться. Товарищ Тихонов представил записку в ЦК КПСС относительно увековечивания памяти воинов, погибших в Афганистане. Причем предлагается выделять каждой семье по тысяче рублей для установления надгробий на могилах. Дело, конечно, не в деньгах, а в том, что если сейчас будем увековечивать память, будем об этом писать на надгробиях могил, а на некоторых кладбищах таких могил будет несколько, то с политической точки зрения это не совсем правильно… Спрашивается, почему мы должны скрывать от народа, что их солдат погиб в чужой стране, выполняя свой воинский долг?

Следовало бы подумать и об ответах родителям, дети которых погибли в Афганистане. Здесь не должно быть вольностей. Ответы должны быть лаконичными и более стандартными…»

Разумеется, эта беда Суслова лично не касалась — его сынок в Афганистан ни под каким видом попасть не мог (тем более участвовать в боях), поэтому можно и давать рекомендации о коротких стандартных ответах родителям и о том, чтобы на надгробиях не писать об Афганистане. А соответствующие угодники, не желая портить отношений с «серым кардиналом», принимали эти рекомендации как директивы.

В этих просчетах, безусловно, просматривалась безответственность к судьбе и жизни наших воинов. Но, к счастью, это был весьма краткий период. Разумеется, всё это потом поправили. А в целом забота о людях, в том числе о воинах в период Советской власти, действительно проявлялась значительно выше в сравнении с тем, что было до Советской власти, и тем более после ее ликвидации, т. е. при Ельцине.

После вывода наших шести полков из Афганистана главные усилия мы сосредоточили на развитии обозначившегося политического процесса, поскольку вывод значительной группировки боевых войск из состава 40-й армии был самым лучшим способом доказать мировой общественности наши принципиальные намерения в отношении Афганистана.

В связи с этим все советские представительства в Афганистане (начиная от посольства) каждый по своей линии настоятельно предлагали всячески развить политический успех. При этом главное внимание обращалось на разрешение принципиальной задачи, то есть на выводе всех советских войск из Афганистана. На наш взгляд, центральные московские органы начали шевелиться, хотя конкретных результатов мы не имели ни в 1986-м, ни в первой половине 1987 года.

Что же касается действий руководства самого Афганистана, то его политика должна была с приходом Наджибуллы коренным образом измениться, как мы все и договаривались. Виктор Петрович Поляничко был в центре этого бурления. Как-то он приезжает ко мне и говорит, что наконец не только определились с принципами новой политики, ее основным содержанием, но и со сроками и методами действий. Ориентируя меня, он сказал, что новая политика охватит внутренний и внешний фактор и будет называться «Политикой национального примирения». Ее суть состоит в следующем: первое — с назначенного срока (предполагалось, с первых чисел января 1987 года) враждующие стороны немедленно прекращают ведение боевых действий, обстрелов и других враждебных выпадов по отношению друг к другу; второе — от враждующих сторон должны быть выделены представительства с достаточными полномочиями, которые в определенное, по договоренности, время собираются в Кабуле (или в любом другом городе Афганистана) за «круглым» столом на равных; третье — эти представительства избирают временное правительство; четвертое — временное правительство готовит, а затем проводит открытые всеобщие выборы президента страны.

При этом существующее правительство Афганистана давало гарантию обеспечения безопасности работы временного правительства и проведения выборов, подчеркивая при этом, что не будет возражать, если некоторые представители от оппозиции возьмут с собой необходимую личную охрану, о чем также можно будет договориться.

Принципиальная суть «Политики национального примирения», несомненно, была приемлема для всех. Учитывая, что Наджибулла, уже будучи президентом Афганистана (это я забегаю вперед), на определенном этапе заявил, что он готов сложить с себя полномочия президента, если это положительно скажется на примирении, то можно себе представить, как реально близки были к цели те, кто действительно думал о стабилизации обстановки.

До нового 1987 года было проведено много различных подготовительных мероприятий. Причем идеей проведения в жизнь «Политики национального примирения» были охвачены буквально все слои населения, в том числе воины армии, МВД и МГБ. К разъяснению существа этой политики подключились наши советские специалисты и весь личный состав 40-й армии. Все верили и надеялись, что наступил переломный этап, затянувшаяся война закончится, народ наконец облегченно вздохнет и начнется мирная жизнь.

3 января 1987 года принимается декларация «О национальном примирении в Афганистане», в которой говорится, что с 15 января 1987 года «Политика национального примирения» вступает в силу и что все без исключения обязаны ее выполнять. Документ гласит: прекращаются все виды боевых действий, запрещается ведение огня из всех видов оружия; все войска возвращаются в пункты постоянной дислокации и приступают к учебе по программам мирного времени; в случае обнаружения вооруженного отряда мятежников, если достоверно подтверждается, что этот отряд никакой агрессивности не проявляет и опасности не представляет — огневые удары артиллерии и бомбо-штурмовые действия авиации по ним не применять; основные усилия армии МВД и МГБ будут сосредоточены на охране важнейших объектов, прикрытии государственной границы и обеспечении проводки колонн с грузами по основным магистралям.

Создается механизм претворения в жизнь «Политики национального примирения» — чрезвычайные комиссии на всех уровнях: кишлак — волость — уезд — провинция — столица. В Кабуле находилась Всеафганская чрезвычайная комиссия, которая являлась высшим органом примирения.

Кроме того, созывались джирги (собрания) мира с широкими полномочиями. Они имели право перераспределять землю и воду, делить получаемую из Советского Союза гуманитарную помощь, распространять бесплатно товары и продукты питания, поступающие из Кабула (фактически это были товары и продовольствие в основном тоже из СССР), запрашивать различных специалистов, медицинскую помощь и лекарства. Но чаще всего джирга занималась умиротворением враждующих кланов и племен. Кстати, им же предоставлялось право проводить амнистию (в том случае, если осужденные давали гарантии о прекращении антинародной деятельности), призывать в армию, назначать народных судей. Священнослужители, т. е. муллы, брались на государственное содержание, им выделяли небольшие хорошие дома.

Там, где результаты «Политики национального примирения» были реальными, то соответствующий уезд или даже провинция объявлялись «зоной мира», и они получали от правительства большие материальные льготы.

Во многих провинциях (в уездах и волостях) руководителями назначались (избирались) местные беспартийные авторитеты. Это укрепляло власть. Сюда съезжались афганцы различных убеждений. Особо ярким примером «зоны мира» был Герат.

Как же отреагировала на все это оппозиция?

Прежде чем ответить на этот вопрос, зададим еще один: могла ли оппозиция рассматриваться сама по себе? Была ли она независимой? Нет, она была инструментом правящих кругов США, которые преследовали в этом регионе свои цели.

Могла ли надеяться оппозиция на то, что при самом лучшем, в ее пользу, раскладе сил во время голосования, а также при полном соблюдении положения о выборах она получит уверенное большинство? Нет и нет, ибо за многие годы войны народ уже разобрался, откуда исходит зло и откуда исходит добро. Могли ли США хотя бы гипотетически представить, что они с проведением в жизнь «Политики национального примирения» смогут достигнуть своей цели, т. е. что Афганистан будет настроен проамерикански. Конечно, нет. Наоборот, на территории Афганистана народ был настроен против США.

Понятно, почему на Западе в целом, и особенно в Пакистане, а также в Афганистане через заброшенных сюда провокаторов, сеявших слухи на базарах, в дуканах и других общественных местах распространялись всевозможные ложные измышления, будто «Политика национального примирения» — это всего лишь уловка Советского Союза и его марионеток в руководстве Афганистана, чтобы увести народ Афганистана в сторону от главной цели. А цель они ставили: сначала ликвидировать в Кабуле и во всех провинциях «антинародный» режим и только потом можно говорить, мол, о выборах.

Таким образом, лидеры оппозиции, преследуя свои цели и выполняя «рекомендации» своих хозяев, приняли однозначное решение — ни при каких условиях на компромиссы с Наджибуллой не идти. Они активизировали свою деятельность, в том числе обстрелы и нападения на колонны и населенные пункты, которые контролировались правительством, проводили террористическо-диверсионные акции, максимально усилив пропагандистскую деятельность и распространение слухов, порочащих правительство Афганистана и лично Наджибуллу.

А самое главное — оппозиция представила мирные инициативы Наджибуллы как проявление слабости Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА) и правительства ДРА. Она стремилась показать общественности не просто слабость НДПА, но и безвыходность ее положения, ее полную обреченность, из-за чего они, мол, и решили использовать последнюю возможность для своего спасения — примириться.