КАИР: СЛЕДЫ БЫЛОЙ РОСКОШИ (октябрь 71-го)
КАИР: СЛЕДЫ БЫЛОЙ РОСКОШИ
(октябрь 71-го)
На пересечении улиц Сулейман-паши и Фуада стоит переводчик-виияковец Шелястич. На молодом самодовольном лице — очки «Макнамара», здоровенный будильник «Ориент» болтается на запястье. Он вставляет в уголок рта сигарету «Ротманс», неторопливо достает зажигалку «Ронсон», пускает длиннющую струю пламени, ловко подпаливает сигарету. Со вкусом затягивается, выпускает кольцо дыма, поправляет авторучку «Паркер» в нагрудном кармане.
Он вышел из кинотеатра «Радио», где посмотрел The Сastle of Fu Manchu.
Советует заглянуть в «Колумбию» и купить пластинку Doors.
Шелястич, как и большинство виияковцев, жаждал карьеры и выгодного брака. Его мечта сбылась: по приезде из Каира он женился на внучке маршала Голикова, кажется, и поселился в маршальском доме на улице Грановского. Там он ходил в бархатном халате по анфиладе комнат, где висели голландские картины и немецкие гобелены, а в углу стоял магнитофон «Грюндик», на котором он слушал любимую группу «АББА».?). Шелястич знал, что загранкомандировка ему обеспечена, а в перспективе — должность атташе в одной из теплых стран.
Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
В кинотеатре «Каср аль-Нил» мы со Шелястичем смотрим «Стреляйте в пианиста» Трюффо. Прихлебывая бренди из плоской фляжки. Ничего особенного я в этом фильме не увидел, никогда не любил Трюффо. Выходим на площадь, где улица Сулейман-паши (ныне Талаат Харб) переходит в улицу Каср аль-Нил. Тут же любимое Насером и местной буржуазией итальянское кафе «Гроппи».
В наступающих сумерках дома вокруг кинотеатра — темнокаменные, в европейском стиле. Выглядят впечатляюще. В них разыгрывались драмы растленных буржуа-космополитов в золотые годы британского протектората. Один из них — дом Якобяна. Говорят, там бушевали необычайные страсти. Сношались представители коптской и армянской буржуазии, загнивали на корню городские элиты времен короля Фарука. Позднее на эту тему был написан роман Аля аль-Асуани «Дом Якобяна».
Захмелев от бренди, курим у памятника Павлику Морозову. Так хабиры прозвали человечка в европейском костюме и феске на белокаменном постаменте. На самом деле это Талаат Харб — отец-основатель банка «Миср». А жаль! Раньше на этом месте стоял Сулейман-паша Французский в форме зуава, знаменитый полководец эпохи Мухаммада Али.
Этот французский офицер Жозеф Антельм Сев, прибывший в Египет с армией Наполеона, принял ислам и наплодил детей — будущих египетских аристократов. Среди великих гяуров Египта были еще Клот-бей, французский хирург при Мухаммаде Али, и многие другие.
Насеровская революция 1953 года и последующая египетизация вымели из Каира все западные и феодальные названия. Нет больше улицы Сулейман-паши, нет проспекта короля Фуада, нет улицы инженера Вилкокса в Замалике, как нет Auberge des Pyramides и многих других звучных имен Каира космополитического. Провалившаяся вестернизация, блин!
Их всех вымели, всех зачистили — армян, греков, итальянцев, евреев… Остатки местной буржуазии перебрались в Гелиополис, и теперь центр Каира заполнили темнокожие выходцы из Дельты, размывшие старый буржуазный уклад. Бороться с ними бесполезно: они клянчат, воруют, валяются по углам.
Городские власти пытаются держать эту людскую массу под контролем: на площади Тахрир всех подозрительных прохожих сажают в «обезьянник» — полицейский бронированный фургон. Их там — как сельдей в бочке: сквозь решетку видны смуглые курносые лица. Как часто я видел в Египте такие мутные с бельмами глаза — последствия бильгарциоза. В них — обреченность отверженных. Это тоже — Египет.