КОМАНДИРОВКА (Москва, 28 февраля 1971 г.)

КОМАНДИРОВКА

(Москва, 28 февраля 1971 г.)

Хмурая, холодная столица СССР. У здания Главпура на Гоголевском бульваре топчется группа людей в кургузых пальтишках и шапках-ушанках. Курят «Яву», «Приму», «Север». Это советские военспецы. С ними я — 20-летний переводчик-арабист.

Нас грузят в автобус, везут в «Шереметьево», сажают на спецборт «Ил-18». Сопровождающий офицер пересчитывает всех по головам, дает отмашку:

— Команда в сборе, поехали!

Курс — Каир.

Ночное пространство вдоль Кавказа, Малой Азии, Средиземного моря — безлюдное и темное. Прощупываемое радарами дальнего слежения. Изломанная линия холодной войны. Где-то под крылом проплывают Турция, Кипр.

Я думаю, как все же надоела монотонная советская жизнь, водка с салатом оливье и бесконечные разговоры о духовном. Как хочется вырваться на древнюю землю Востока, о которой я знал лишь по книгам. Уж лучше слушать по утрам рев ишака, чем гимн Советского Союза…

А теперь помолчите, товарищи!

Приглушенно шумят турбины, самолет идет на снижение, в иллюминаторе возникают огни гигантского города.

Здравствуй, Каир!

Сходим с трапа. Все непривычно: аромат ночных трав, гортанные крики носильщиков, теплый ветер. Прямо на поле — короткая перекличка, погрузка в автобус и размещение в общежитии для советских специалистов — хабиров.

Многоэтажный дом в Наср-сити, на самой окраине Каира.

Обшарпанные чемоданы, пакеты. Все достают кипятильники. Фронтовой юмор, сто грамм и спартанские койки в в большой полупустой квартире.

Какого хрена занесло меня сюда? Их, спецов, манили сертификаты с желтой полосой, возможность пить спирт с мужиками вдали от опостылевших кастрюль. А я, двадцатилетний студент, чего ищу? Только экзотику Востока? А может, в душе я настоящий комсомолец и клюнул на уговоры пропагандистов из Главпура и «Десятки»?

Грузный, задубевший полковник Мосоликов отечески похлопал по плечу:

— Лети, сынок!

Я вытянулся:

— Служу Советскому Союзу!

И полетел.

Наутро яркое солнце ослепило, ошеломило. Я ходил по Наср-сити, забыв про своих спутников, про Главпур, про «Десятку» и про полковника Мосоликова, наблюдал за шумной арабской жизнью. Чувство жизни и, как ни странно, чувство свободы — после Москвы.