Дом и соседи

Дом и соседи

Вернувшись домой, обнаружил, что жена и служанка моются. Сидел у себя до тех пор, покуда под моим окном, как раз когда я писал эти строки, не появился ночной сторож со своим колокольчиком и не прокричал: «Половина второго ночи! Холодная, морозная, ветреная ночь!» После чего я отправился спать, а жена и служанка все еще мылись.

16 января 1660 года

На обед к сэру У. Баттену. Сегодня свадьба его слуги и служанки. Позвано очень много купцов и прочих знатных гостей, с тем чтобы собрать молодым денег, что мы, когда обед кончился, и сделали. Я дал 10 шиллингов и ни пенса больше, хотя, думаю, остальные дали больше и посчитали, что и я дал столько же.

15 ноября 1660 года

Сегодня утром, обнаружив, что некоторые вещи лежат не там, где им надлежит, схватил метлу и стал колотить горничную до тех пор, пока она не закричала на весь дом, чем крайне мне досадила.

1 декабря 1660 года

Вернулся вечером с сэром Уильямом (Пенном. — А.Л.) и, поскольку было еще очень тепло, стал играть на флажолете прямо в саду. Сэр Уильям тоже вышел к себе в сад в одной рубашке, и мы, стоя под луной по обе стороны ограды, до 12 часов ночи разговаривали, пели, пили стаканами бордо и ели молоку с хлебом и маслом. Засим, изрядно опьянев, — спать.

5 июня 1661 года

Домой. Обнаружил, что леди Баттен и ее дочь косо смотрят на мою жену, ибо жена не гнет перед ними шею и не ищет с ними дружбы, что меня нисколько не смущает.

25 августа 1661 года

За обедом и ужином я, сам не знаю почему, выпил столько вина, что потерял всякое разумение и промучился головной болью весь вечер. Посему домой и в постель, даже не помолившись, — раньше по воскресеньям я не пропускал молитвы ни разу. Но сегодня был так плох, что не посмел читать молитву из страха, что слуги заметят, в каком я состоянии. А посему — в постель.

29 сентября 1661 года

Сегодня я хорошенько проучил своего человека Уилла — впредь будет относиться с большим уважением к своему хозяину и хозяйке.

25 октября 1661 года

По возвращении домой обнаружил, что жена моя недовольна своей горничной Долл, которая провинилась тем, что не в состоянии держать себя в руках, без умолку болтает и все время чем-то недовольна, причем без всякой на то причины. Меня это огорчает; задумался над тем, что рост благосостояния сопряжен с определенными неудобствами: приходится держать больше прислуги, что прибавляет хлопот.

30 октября 1661 года

Домой и в постель; волновался из-за того, что в доме собралось слишком много денег, о чем я было запамятовал. Заставил горничных встать, зажечь свечу и выставить сундук в столовую, дабы спугнуть воров. После чего уснул.

3 июня 1662 года

Поскольку жена и горничные жаловались на мальчишку, я вызвал его наверх и отделывал плеткой до тех пор, пока не заболела рука, и, однако ж, мне так и не удалось заставить его признаться во лжи, в которой его обвиняют. В конце концов, не желая отпускать его победителем, я вновь взялся за дело, сорвал с него рубаху и сек до тех пор, пока он не признался, что и в самом деле выпил виски, от чего все это время с жаром отрекался. А также сорвал гвоздику, главное же, уронил на пол подсвечник, от чего отпирался добрых полчаса. Надо сказать, я был совершенно потрясен, наблюдая за тем, как такой маленький мальчик терпит такую сильную боль, лишь бы не признаться во лжи. И все же, боюсь, придется с ним расстаться. Засим в постель; рука ноет.

21 июня 1662 года

Утром леди Баттен послала за мной и весьма вежливо сообщила, что не хочет (и надеется, что не хочу и я), чтобы у нас испортились отношения, хотя между нею и моей женой добрососедских отношений не было никогда. Так вот, она пожаловалась на мою служанку, которая посмеялась над ней за то, что свою служанку у себя в доме она ласково назвала «Нэн» (вместо Нэнси. — А.Л.) моя же служанка Джейн, которая в это время была во дворе, услышала это и ее высмеяла. Привела она и другие примеры непочтительного к ней отношения, заявив, что жена моя дурно о ней отзывается. На все это я отвечал ей со всей учтивостью, всячески ей угождая; я и в самом деле сожалею, что такое произошло, хотя мне вовсе не хочется, чтобы моя жена водила с ней дружбу. Пообещал ей, что впредь подобная история не повторится, с чем и отправился домой. Вечером же созвал всю прислугу и примерно отчитал Джейн, которая держалась при этом с такой покорностью и непосредственностью, что я, хоть и делал вид, будто сержусь, остался ею доволен — да и женой тоже.

5 ноября 1662 года

К сэру У. Баттену, где — мистер Ковентри, а также сэр Р. Форд с семьями. Пировали на славу — болтали и веселились. Пробыл там всю вторую половину дня до позднего вечера. Затем ненадолго в присутствие — неотложные дела, после чего домой и спать. Дома жена играла с прислугой в карты, все очень веселы. Я — в постель, они же допоздна сидели за картами, а также играли в жмурки.

26 декабря 1664 года

Сегодня сэр У. Баттен, который занемог уже дней пять назад, очень плох, настолько, что многие боятся, как бы не преставился; я же никак не пойму, что выгодней мне: чтобы он помер, ибо человек он плохой, или чтобы выжил — могут ведь вместо него и кого похуже назначить.

7 февраля 1665 года

Узнав стороной, что мои служанки, себе в помощь, впустили в дом одну шотландку, которая явно нечиста на руку, и что произошло это вдобавок совсем недавно, — я вышел за ужином из себя и заставил жену, переполошив весь дом и соседей, высечь нашу крошку (здесь и далее: Джейн. — А.Л.), после чего мы заперли ее в чулан, где она просидела всю ночь, сами же отправились спать.

19 февраля 1665 года

Оделся и был причесан моей крошкой, к которой, должен признаться, que je sum demasiado благосклонен, nuper ponendo saepe mes mains на su dos choses de son грудок. Mais il faut que je отступиться, дабы это не принесло мне alguno серьезных неудобств[54].

6 августа 1665 года

Сегодня, по случаю окончания чумы, постный день, и я дома: вожусь у себя в кабинете, убираю вещи, ставлю на место книги, привожу комнату в то состояние, в каком она была до чумы. Но утром, забивая гвоздь, ссадил в кровь палец на левой руке. От вида крови моя жена не на шутку перепугалась, однако я приложил к ране бальзам миссис Тернер и, несмотря на сильную боль, продолжал заниматься своим делом, в результате чего все привел в идеальный порядок, чем остался весьма доволен.

7 февраля 1666 года

Все мы, то бишь лорд Браункер, Дж. Меннз, У. Баттен, Т. Харви и я, — на обед к сэру У. Пенну, где, при стечении большого числа людей, празднуется свадьба его дочери; одета в затрапезное платье, на руке дешевый браслет — подарок служанки, сама же страшна как смертный грех. Угощение под стать невесте: все невкусно, неопрятно, разве что подавали на серебре, взятом, кстати сказать, у меня же. После обеда перекинулись словом, после чего я — в присутствие, засим домой, ужинать и в постель; говорили с женой о том, как жалко и убого все, что делают сэр У. Пенн и прочие наши знакомые, в сравнении с тем, что делаем мы.

22 февраля 1667 года

Встал и, собравшись, — в присутствие; немного потрудился и, по возвращении, обнаружил, что Люси, кухарка наша, по недосмотру, оставила входную дверь открытой, что привело меня в такое бешенство, что я, пинком ноги в зад, загнал ее на крыльцо, где отвесил ей солидную оплеуху, свидетелем чему стал мальчишка-посыльный сэра У. Пенна; это привело меня в еще большее бешенство, ибо не сомневаюсь: он доведет увиденное до сведения хозяев, а потому улыбнулся сорванцу самым ласковым образом и обратился к нему совершенно спокойно, дабы он не подумал, что я сержусь; и все же история эта не идет у меня из головы.

12 апреля 1667 года

Засим домой; оказалось, что Люси напилась и, когда ее хозяйка указала ей на это, собрала свои вещи и ушла, хотя никто ее не гнал. По правде сказать, хоть у меня никогда не было более нерадивой и грубой служанки, уход ее меня огорчил: отчасти из-за той любви, какую я всегда питаю к своим слугам, а отчасти потому, что девушка она усердная и старательная — вот только пьет.

18 мая 1667 года

Сегодня днем не упустил возможности para jouer с миссис Пенн, tocando ее mamelles и besando ella, ибо она была sola в casa ее pater и притом fort не прочь[55].

23 мая 1667 года

Домой, после чего, вместе с женой, — на обед к сэру У. Пенну, где подавали очень хороший пирог с олениной — лучше, чем мы ожидали: тот, которым кормили прошлый раз, дурно пахнул.

5 августа 1667 года

Когда стемнело, мы все: мой отец, я с фонарем в руках и жена, — в сад выкопать мое золото[56]. Боже, я так волновался, что они не найдут, где оно закопано, что весь вспотел и пришел в ярость оттого, что они никак не могут договориться о месте, и, в конце концов, испугался, что золото пропало; однако в скором времени мы нащупали его вертелом, выкопали яму и стали подымать золотые монеты на поверхность. Но, Боже, как же неловко мы это делали, да еще у всех на виду! Не дай Бог кто-то случится рядом, что-то увидит из окна соседнего дома или услышит, проходя мимо! Отец, правда, говорит, что деньги он закопал, когда все ушли в церковь, не раньше, но мне от этого легче не стало. Я чуть с ума не сошел, когда, вонзая лопату в землю, заметил, что рассыпаю монеты по земле и по траве и что земля и влага попала в мешки с золотом и они сгнили. Поэтому я не мог знать, сколько украдено, а сколько растерял, спустившись в яму, Гибсон, отчего окончательно обезумел и вынужден был взять целые куски дерна, в котором при свете свечи поблескивали золотые монеты, и отнести их в комнату брата, где, заперев дверь, наскоро поужинав и дождавшись, пока все лягут спать, вместе с Хьюером принес несколько ведер воды, отмыл грязь с монет и тогда только начал их пересчитывать; сверившись с запиской, где была указана общая сумма, обнаружил, что не хватает 100 монет, от чего впал в уныние. Учитывая же, что соседний дом находился совсем близко, и мы, поскольку отец мой был глух, не имели возможности говорить шепотом, и, стало быть, соседям ничего не стоило проведать, чем мы занимались, — я испугался, что они ночью проникнут к нам в сад и соберут рассыпанные монеты, и поэтому мы с Хьюером вновь, уже за полночь, вышли на улицу и при свете свечи подобрали еще 45 монет, после чего, вернувшись и отмыв их, в третьем часу утра отправились спать. Оттого что удалось собрать так много — на душе спокойно. Служанка пошла спать к жене, я же лежал без сна на раскладной кровати и в некотором волнении считал часы, покуда не рассвело.

10 октября 1667 года

Сегодня проснулся около семи утра от сильного шума, раздававшегося возле нашей спальни; со сна мне послышалось, что кто-то стучит, причем с каждой минутой все громче; разбудил жену, и некоторое время мы напряженно вслушивались: сначала будто кто-то высаживает окно, потом выносит табуретки и стулья, а потом — тут уж мы не могли ошибиться — ходит вверх-вниз по лестнице. Мы оба боялись пошевелиться; впрочем, я бы встал, но жена меня не пускала, к тому же я не смог бы сделать это бесшумно; в конце концов мы заключили, что в дом проникли воры, — но тогда что стряслось с нашей прислугой? Либо убиты, либо затаились со страху, как мы. Так мы лежали, пока часы не пробили восемь и не рассвело, после чего я потихоньку переложил халат и шлепанцы на другую сторону кровати, встал, надел халат и штаны и, вооружившись головней, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Никого. Затем (не скрою, со страхом) прокрался к двери в девичью, однако и там все было тихо и спокойно. Кликнул Джейн, спустился вниз, открыл дверь к себе в кабинет — всё в полном порядке. Потом, несколько осмелев, походил по дому и зашел на кухню: кухарка на месте. Опять поднялся наверх, и, когда пришла Джейн и мы спросили, слышала ли она шум, она ответила: «Да, и испугалась», тем не менее вместе с другой служанкой встала, но ничего не обнаружила, только услышала шум в дымоходе сэра Дж. Меннза по соседству. Послали узнать — так и есть: сегодня утром у него чистили трубы, отсюда и шум. Это явилось одним из самых невероятных происшествий в моей жизни, достойных Дон-Кихота… Взять хотя бы историю, которая произошла накануне. Наш кот в два прыжка слетел с лестницы, перемахнув с верхней ступеньки на нижнюю, чем так напугал нас, что мы не знали, кошка это или злой дух. После сегодняшнего шума поневоле задумаешься, уж не завелось ли в доме привидение. Слава Богу, что все обошлось, а то я изрядно перепугался!

29 ноября 1667 года