9

9

Приезжающие в край гости, после посещения Новороссийска Брежневым и присвоения городу звания Героя, как паломники устремлялись на Малую землю, слава которой гремела по всей стране. Акции города резко возросли. Были отпущены громадные средства на строительство. Городским партактивом шумно обсуждался генеральный план развития города–порта. Формировались строительные полки Министерства обороны. На берегу моря проектировался памятник малоземельцам, символизирующий высадку десанта морской пехоты на Малую землю.

Битва за небольшой плацдарм на западной окраине Новороссийска, продолжавшаяся 225 дней, была на редкость кровавой и полна героических свершений солдат и офицеров. Позади сражавшихся на том пятачке было Черное море, а впереди — немцы. Они вдоль и поперек простреливали открытое каменистое пространство артиллерией, а над головами защитников плацдарма завывали вражеские бомбардировщики, обрушивающие тонны смертоносного груза. Там был сущий ад и умалять подвиг моряков, всех кто сражался на Малой земле, обильно политой кровью, было бы кощунством над памятью павших и уцелевших в огне.

— На этом клочке, — вспоминал солдат–малоземелец, — не было живого места, куда бы не угодил осколок вражеского снаряда или бомбы. Земля и горы содрогались от страшного непрерывного гула. И так каждый день, каждую ночь трясло как в лихорадке, а мы держались.

На лице ветерана, приехавшего спустя много лет, чтобы отыскать свой окоп, пробилась слеза.

Немцы оставили Новороссийск мертвым городом, а точнее, горы битого кирпича, щебня, развалины домов и улиц, исковерканные в огне железные балки. Все перемешалось в страшном хаосе опустошения.

Нельзя не восхищаться тем, что город поднят из руин. Только памятники да книги напоминают о войне.

Появилась книга и о Малой земле, в авторстве которой сейчас никто не признается. С выходом ее в свет стало престижным и чуть ли не обязательным посещение Малой земли, особенно после величественного сооружения у самой кромки ЧерногО моря — символического катера, стремительно врезавшегося в отмель побережья. С него со всей решительностью приготовились спрыгнуть на Малую землю моряки–десантники. Памятник сооружен

на том самом месте, где в суровую февральскую ночь 1943 года высадился бесстрашный десант Цезаря Куни- кова. Среди десатнтиков был и студент В. Цигаль, автор мемориала. Кому как не ему было воплотить в нем свою давнишнюю мечту, воздать должное малоземельцам.

Вот только ему кто?то подсунул идею и настоял на ее воплощении — поместить пульсирующее сердце на самом носу бетонного катера. Может быть в этом проявилось старание угодить Генсеку. Медунов не раз рассказывал о том, что, когда заходил разговор с Брежневым о Новороссийске, он откидывал левый лацкан пиджака и, показывая рукой на сердце, говорил: «Вот он здесь у меня». Но обнаженное сердце вызывало неприятное чувство. Авторы явно перестарались в угодничестве. В том символе есть что?то патологическое, вызывающее неприятие. Сердце никогда не обнажается, кроме как на операционном столе.

Памятник был сооружен в сжатые сроки, добротно, на века. Что же касается реализации генерального плана развития города, то несмотря на усердие строительных полков, он так и не был выполнен. Проложенный в это воемя водовод избавил город от постоянной доставки воды танкерами, но не разрешил полностью снабжение города питьевой водой, через некоторое время уже требовал капитального ремонта.

Приехавший на Кубань на встречу с избирателями секретарь ЦК М. Зимянин, как депутат Верховного Совета СССР, тоже заявил о непременном посещении Новороссийска. Хотя он и отчитывался о своей депутатской деятельности, но его выступления были далеки от жизни избирателей. Он охотно и эмоционально говорил о глобальных проблемах в стране и в мире, подчеркивая при этом, что в общем?то он учитель по профессии и знает и понимает заботы учительства, не вдаваясь в рассмотрение конкретных вопросов.

Слушаешь Михаила Васильевича, все у него получалось складно, но если спросить, о чем же он говорил, то трудно было ответить. От выступлений ничего не оставалось, особенно о его работе, как депутата. Даже работа школы и учителей, которым он непременно отводил место в своих речах, тонули в весьма общих формулировках, не содержавших никакого просвета. Но отчет перед избирателями ему, безусловно, засчитывался.

Во время посещения хлопчато–бумажного комбината

3 Заказ 0201

65

в Краснодаре, Михаил Васильевич подошел к станочнице, молодой женщине, поинтересовался, как она работает и живет. Ткачиха ему сказала, что зарабатывает мало, живет в общежитии, незамужняя, потому что негде жить. —

— Рожайте, — тут же сказал он смутившейся станочнице. — Квартиру дадут.

Потом об этом совете ткачихе он рассказывал в своих речах в Новороссийске и других местах, однако избиратели безмолвствовали, не понимая, к чему он об этом рассказывает.

В сопровождении секретарей крайкома Михаил Васильевич шел дальше между станками. Директор комбината жаловался на то, что нет хороших красителей и джинсовая ткань получается низкого качества. Михаил Васильевич остановился и с удивлением посмотрел на директора. Для него это была неприятная новость.

— Вы директор и находите пути решения вопроса с красителями, — был его довольно резкий ответ, которым он тоже хвастался перед избирателями. — Всыпал одному директору…

Примерно то же самое происходило на других предприятиях и в учреждениях, которые посещал депутат Зимянин. Люди после его выступлений расходились в недоумении. Он говорил обо всем и ни о чем, как и многие, завороженные догматизмом.

Любимым словом Михаила Васильевича было — трёп. Оно запомнилось мне после нескольких встреч с ним, после его выступлений и рассказов о том, как ему приходилось воевать с правдистами, в бытность его главным редактором газеты. С устроенной ему абструкцией в редакции он справился, как я его понял. Между тем на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, в школах и в институтах, в театре и в кино народная мудрость рождала многие предложения, выдвигались идеи по совершенствованию общеобразовательной школы, организации науки, обновлению работы научно–исследовательских институтов. Укоренившиеся же догмы и представления о социализме мешали их внедрению. К тому же теоретиком развитого социализма признавался только генсек. Его доклады и речи указывались после Маркса и Ленина в списке обязательной литературы к изучению любого предмета.

Зимянин осмотрел многие памятники войны в Новороссийске, но о своих впечатлениях не распространялся.

Охотнее говорил о партизанской воине в Белоруссии, о том, как пробирался к партизанам, выполняя задания штаба партизанского движения, и как возвращался на

Большую землю.

В тот же день мы вернулись в темноте в Краснодар,

на дачу в Афипском, где за ужином Михаил Васильевич рассказывал о своей дипломатической работе во Вьетнаме и Чехословакии, об Академии наук СССР и академике Г. Марчуке, возглавлявшем тогда один из государственных комитетов.

посетив Малую землю, нельзя возвращаться

в Москву, — сказал Зимянин. — Черненко спросит. Был?..

Потом приезжали И. Капитонов, В. Чебриков и другие партийные и государственные деятели.