Глава VI НА ИЗБРАННОМ ПУТИ

Глава VI

НА ИЗБРАННОМ ПУТИ

Какими в свете сем следами

Искать спокойствия пойдем?

Не сходствуя ни в чем сердцами,

Мы спорить на пути начнем.

М. Херасков

1

Русская литература набирала силы. Журналы выдвинули неизвестных дотоле авторов, и число их продолжало расти. В одном из немецких изданий в 1768 году появилось «Известие о русских писателях», составленное кем-то из путешествовавших за границею русских. Называют Владимира Лукина, Сергея Домашнева, Федора Волкова; Ивана Дмитревского — пожалуй, с наибольшей вероятностью. Первое по времени, сообщение это, однако, было неполным и неточным.

Новиков, движимый любовью к словесности и подлинным уважением к людям, трудившимся на ее ниве, стал собирать сведения о русских литераторах, желая составить словарь более основательный, чем названное «Известие». Печатных источников для такой работы не существовало: Новиков готовил книгу «по словесным преданиям», услышанным or самих авторов, от знавших их людей. Помогали собственные наблюдения и знакомства, а также книги историков Щербатова и Татищева.

«Не тщеславие получить название сочинителя, — говорит он в предисловии к работе, — но желание оказать услугу моему отечеству к сочинению сея книги меня побудило. Польза от таковых книг происходящая, всякому просвещенному читателю известна. …Одна Россия по сие время не имела такой книги, и, может быть, сие самое было погибелью многих писателей, о которых никакого ныне не имеем мы сведения».

Подготовка материалов заняла несколько лет, и лишь в 1772 году вышла в свет книга «Опыт исторического словаря о российских писателях. Из разных печатных и рукописных книг, сообщенных известий и словесных преданий собрал Николай Новиков».

Это был первый и единственный случай, когда Новиков объявил в печати свое имя, откинув обычную скромность. Дело, предпринятое им, было очень ответственным. Он сознавал неизбежные недостатки словаря, продолжал получать известия о писателях, думал готовить дополнения к книге или новое издание и просил читателей посылать замечания и поправки. Новиков старался сделать читателей участниками своей работы, понимая, что только общими усилиями может быть создан труд столь крупного значения и объема.

В книге, названной осторожно не «словарем», а всего лишь «опытом словаря», Новиков собрал сведения о трехстах семнадцати писателях. Иные статьи — о Кантемире, Ломоносове, Тредиаковском, Амвросии Зертисе-Каменском, Феофане Прокоповиче — занимают несколько страниц и снабжены подробной библиографией. Другие состоят из двух-трех строк и упоминают авторов, которые еще не выступали в печати, хотя рукописные их сочинения составителю словаря известны.

Перечислено много духовных лиц — переводчиков книг и авторов различных «слов» и «поучений». Не забыт также и старший наборщик академической типографии Иван Рудаков, который «сочинял разные весьма изрядные стихотворения, а по большей части сатирические; но напечатанных нет». Составитель публикует одно из его произведений — наборщик свободно владел пером.

Новиков готовил словарь, издание справочное, и потому не пускался в разбор сочинений авторов. Да в то время литературная критика в России делала еще самые первые шаги, и критические заметки воспринимались писателями как оскорбления, как личные обиды.

Но в одном случае Новиков позволил себе сдержанную полемику. Говоря о Василии Петрове, которого императрица называла «своим карманным стихотворцем», Новиков высказал мнение, что его еще рано именовать «вторым Ломоносовым», как это делают некоторые. Петров пока лишь «напрягается идти по следам российского лирика», и надлежит подождать от него какого-нибудь важного сочинения, чтобы сказать, будет ли он вторым Ломоносовым или останется только Петровым. Разъяренный поэт пытался оспорить эту оценку, осыпал Новикова бранью в своих стихах, но в итоге подтвердил сомнение составителя словаря — «напрягался» он сильно, однако с Ломоносовым сравняться ему не удалось.

Среди авторов, вошедших в «Опыт словаря», не было императрицы Екатерины II, хотя Новиков знал о ее журнальных и драматических упражнениях. Вряд ли нужно видеть в том, что Новиков не упомянул государыню в числе русских писателей, акт демонстративного презрения к ее литературным данным, как иногда утверждают. Проще полагать, что в XVIII веке уравнение в одном ряду ее императорского величества и наборщика академической типографии, безвестного семинариста и бывшего турецкого подданного, каким был, например, Федор Эмин, не могло прийти в голову составителю, пусть в этой роли выступал и отважный Николай Новиков. К тому же об участии Екатерины II в печати не объявлялось, на комедиях значилось только, что они «сочинены в Ярославле», — мог ли добросовестный литератор приписывать высочайшей особе вещи, о происхождении которых документальных сведений он не имел?!

«Опыт словаря» Новикова был достаточно полон и без императрицы и сыграл свою замечательную роль первого библиографического пособия по русской литературе.