Портретные зарисовки

Портретные зарисовки

Февралем 1207 года, то есть временем после освобождения Фридриха, датировано письмо из близкого окружения юного короля. Возможно, его автором является Вильгельм Францизиус, «magister regis»,[7] рассказавший о Фридрихе следующее:

«Я должен правдиво сообщить вам, господа: юный король по знаниям и силе опередил свой возраст и обладает качествами, способными украсить зрелого, сформировавшегося мужчину. К нему должно уже сейчас без колебаний прислушиваться: он умеет различать верность и неверность, хорошее и плохое».

Эти строки написаны о двенадцатилетнем Фридрихе. В длинном письме неизвестного автора имеется еще более подробное описание молодого человека, рано лишившегося родителей и воспитывавшегося среди грубой солдатни:

«Телосложение короля нельзя назвать тщедушным, но оно не больше, чем соответствует его возрасту. Природа наградила его достоинством, поскольку к крепкому телу дала ему сильные конечности с присущей им естественной выносливостью для любого действия. Никогда не бывая в покое, он весь день проводит в постоянной деятельности, и при этом его сила увеличивается от упражнений. Свое подвижное тело король тренирует различным образом. Когда он упражняется в искусстве владения оружием, то выхватывает меч и приходит в дикую ярость, как будто хочет вонзить его в противника. Он научился славно стрелять из лука и прилежно в этом упражняется. Он ценит благородных и быстрых лошадей. Можете мне поверить, никто лучше короля не умеет управлять поводьями или пришпоривать коней, чтобы они быстрее скакали.

…Кроме того, ему присуще королевское достоинство, он способен повелевать. Его лик исполнен изящной красоты с ясным лбом и с еще более лучезарной веселостью в глазах — смотреть на него доставляет удовольствие. Король полон проницательности и учености, а если он выказывает неподобающее и неуместное поведение, сие является не свойством его натуры, а лишь привычкой к грубому обхождению (наследие времени Каппароне).

Но природный дар короля — стремиться к совершенству — постепенно сменит те неприличия на достойное поведение. Однако он недоступен для увещеваний, а следует только устремлениям собственной свободной воли и считает, судя по всему, позорным положение несовершеннолетнего, когда окружающие воспринимают его как ребенка, а не как короля; скорее всего он сбросит любую опеку и, получив свободу, часто будет преступать меру дозволенного королю; и всеобщая молва об этом сможет уменьшить благоговение перед величеством.

Еще не успев стать мужчиной, он щедро наделен знаниями, опережающими его возраст, и обнаруживает дар мудрости. Поэтому, говоря о том, сколько ему лет, нельзя просто считать года и ожидать времени зрелости, ибо по знаниям он уже мужчина, а по величию — властелин».

Примечательная и тонкая характеристика, которую нельзя игнорировать, как похвалу придворного льстеца: на протяжении жизни Фридрих удивительным образом проявил упомянутые здесь таланты и склонности характера, как положительные, так и отрицательные.

После катастрофы в Парме в 1208 году пятнадцатилетний юноша проскакал огромное расстояние от пылающего лагеря Виктория до Борго-Сан-Домино и далее до Кремоны, куда он прибыл поздней ночью, с рассвета находясь в седле и «совершенно не упав духом», как уверяет летописец.

Его неистовый гнев при известии о событиях в Витербо описывает кардинал Райнер Витербоский: «Подобно львице, у которой отобрали детеныша, и медведице, у которой похитили медвежат, он вспылил. Словно ураган, бушующий в ночи, он поспешил, охваченный пламенем гнева, на уничтожение города, как простой гонец, без всякой королевской пышности. Король прискакал на красном коне, дабы лишить эту землю мира…» «Однажды в воскресенье, — пишет Э. Канторович, — войска императора приступили к штурму… Император лично возглавил одно из подразделений… Несмотря на ожесточенную атаку, император в гневе спрыгнул с коня и, схватив острый меч, устремился вперед».

Пятидесятилетний мужчина реагирует именно так, как наш автор письма описывает двенадцатилетнего подростка: «Затем он выхватывает меч и приходит в дикую ярость, как будто хочет вонзить его в противника».

Когда автор письма вспоминает о жестоком обхождении с королем и размышляет о том, что свобода, которую тот получит, часто будет выходить за рамки дозволенного, то мы можем видеть пример, подтверждающий это предположение, в одном из эпизодов войны с сарацинами в 1222 году. Фридрих осадил главную крепость сарацин Ято. Его противник, эмир Ибн-Аббад, вместе с двумя сыновьями поспешил покориться императору и просить у него пощады. Император, разгневанный мятежным эмиром, своим поведением заставляет вспомнить приступы ярости царственного ребенка.

Эмир вошел в шатер императора и бросился ему в ноги. Император, увидев его, так сильно пнул эмира, что разорвал ему весь бок острой шпорой. А спустя две недели приказал повесить эмира и его сыновей как бунтовщиков. Внимательный автор письма справедливо увидел и отметил черты характера императора.