XXI. Великое стахановское движение

XXI. Великое стахановское движение

Осенью 1935 года русские учредили стахановское движение, которое привлекло больше внимания, чем все остальное, сделанное в последнее время, за исключением чисток. Большевики, у которых очень развит талант рекламирования, начали это движение с шумихой, достойной тысячи цирковых пресс-агентов, вместе взятых. Волнение в России было ни с чем не сравнимо, и быстро отозвалось в иностранных газетах. Вскоре эксперты всяческого рода начали описывать движение, как они его себе представляют, и некоторые интерпретации показались довольно забавными мне и другим, кто помогал провести его принципы в жизнь.

Согласно официальной версии, стахановское движение началось благодаря дюжему шахтеру под этой фамилией, которому показалось, что он добывает недостаточно угля, и он решил найти способ добывать больше. Перепробовав несколько вариантов, он внезапно наткнулся на такой, который обеспечил ему возможность добывать не просто больше угля, а больше в пятьдесят-шестьдесят раз. Довольный собой и открытием — гласит официальный рассказ — он научил этому способу других шахтеров, и вскоре вся смена добывала в несколько раз больше угля, чем раньше.

Стахановским методом, в конце концов, заинтересовались власти и объявили, что вот оно, великое новое открытие, которое позволит России догнать и перегнать производство всех других индустриальных стран за весьма короткое время. Коммунистический главный штаб в Москве отдал приказ своим представителям в прессе настойчиво рекламировать стахановское движение, используя все доступные ресурсы, и одновременно приказал всем инженерам и управляющим разработать способы и средства применения метода к их собственным отраслям промышленности.

Человеку со стороны трудно себе представить, что может пропагандистская машина в России, когда хватается за один предмет. Американские рекламщики или пресс-агенты, должно быть, зеленеют от зависти при одной только мысли. Большевики контролируют все газеты, все журналы, все издательства, все афиши, все кинотеатры и театры, все кинофирмы, все радиостанции, все лекционные залы, все школы и университеты, все клубы и общественные организации.

Когда коммунистический главный штаб отдает приказ о всеохватной пропаганде, как в случае стахановского движения, страна просто не слышит ничего другого целыми днями или даже неделями. Неудивительно, что русские пришли к выводу, будто изобрели нечто потрясающее, и что шумиха надула также тысячи иностранцев. Вскоре поднялось такое напускное возбуждение, что может быть, даже люди, направлявшие рекламную кампанию, поверили собственным словам.

Иностранные эксперты принялись объяснять стахановское движение в зависимости от своих политических взглядов. Правые отмечали, что стахановское движение означает введение в национальном масштабе потогонной системы в советской индустрии, чему успешно противостояли профсоюзы в прочих странах. С другой стороны, иностранные левые экономисты подтверждали официальные советские заявления, что стахановское движение представляет уникальные и оригинальные идеи увеличения производительности труда в промышленности — идеи, которые могли получить развитие только при социалистической системе.

Внутри России начали появляться целые библиотеки, описывающие различные фазы стахановского движения, и советские издательства поспешили отправить в печать десятки книг и брошюр, демонстрирующие скорее миссионерский энтузиазм, чем реальное понимание целей и принципов самого движения. Несколько недель почти на всех страницах советских газет писали только про это движение, и начали выходить новые журналы исключительно на эту тему. В тот период я видел киоски на вокзалах, с материалами для чтения лишь про стахановское движение.

Стаханов, шахтер, тем временем стал национальным героем, и во всех других отраслях промышленности возникали подражатели Стаханова. Они были так заняты, давая интервью и позируя для фотографий, что времени на обычную работу у них не оставалось. Их возили по стране, рекламировали и проталкивали везде, как кинозвезд или чемпионов по боксу в Соединенных Штатах. Русских довели до какого-то религиозного фанатизма по поводу этого движения. Они пытались ввести так называемое «стахановство» в любой вид работы. Газеты сообщали, что рабочие, кремировавшие трупы, успешно организовали это движение. Выходили брошюры, где описывалось, как бухгалтеры, школьные учителя, фермеры и даже домашние хозяйки могут применить стахановское движение в собственной работе. Но через несколько недель большую часть подобной чепухи тихонько прекратили, как русские обычно поступают после таких приступов.

Стахановское движение окружили такой шумихой внутри России и такими многочисленными ложными и противоречивыми объяснениями за рубежом, что я сомневаюсь, понимают ли большей частью даже те, кто о нем писал, что это вообще такое. Я уверен, что многие русские так и не поняли простые принципы, использованные Стахановым и его подражателями в своей работе, принципы, которые власти потом раздули для того, чтобы отбросить кое-какие устаревшие коммунистические представления, еще державшиеся в советской промышленности, хотя любому разумному человеку было ясно, что они не годятся.

Меня спрашивали, верю ли я, что движение действительно началось снизу, спонтанно, из-за некоего открытия самого Стаханова, или Стаханов — только символ, использованный коммунистическим главным штабом, чтобы начать изменения в индустриальной практике, подготовленные заранее. Я думаю, что Стаханов, вполне возможно, и правда наткнулся на какие-то простые принципы, привлекшие внимание властей, они их в этом свете прежде еще не рассматривали. Но стахановское движение, совершенно очевидно, управлялось сверху, и позволило коммунистическому главному штабу создать дымовую завесу, чтобы произвести изменения в своих теориях и практике, а то менять с их точки зрения было бы конфузно.

Стаханов сделал простое открытие: при особых условиях, преобладающих в советской индустрии, он может повысить производительность труда, по-другому организовав добычу угля. Он сказал мастерам и инженерам на своей шахте, что если они обеспечат его ручным инструментом и оборудованием и дадут ему необходимое количество помощников, можно добыть в несколько раз больше угля, чем он и его помощники получат по отдельности и без помощи мастеров и инженеров.

Инженеры подготовили ему специальный забой, разложили для него инструмент и оборудование, помощники стояли под рукой, готовые выполнить свою часть работы, даже подавать инструменты, какие понадобятся, и он устанавливал один рекорд за другим. Конечно, производительность труда обеспечил не он один, а бригада, включая всех помощников, плюс постоянное внимание мастеров и инженеров.

Другими словами, ему обеспечили готовое место для работы, и все инструменты были на месте, так что все рабочее время он занимался чистым производством. В прежнем движении ударников основное значение придавали фактической производительности рабочих, а в данном случае акцент был на лучшее снабжение и большую специализацию обязанностей каждого работающего, плюс сдельная система.

Квалифицированный инженер, изучая методы, примененные Стахановым, немедленно выделит задействованные принципы. Ничего уникального или оригинального в них нет; с точки зрения инженера, не больше и не меньше, чем применение к советской промышленности методов, основанных на здравом смысле, их поколениями считают само собой разумеющимися в других индустриальных странах, но экстремистская фракция правящей коммунистической партии России сопротивлялась им, по тем или иным причинам.

Одна из слабостей русских инженеров — тенденция получать информацию в основном из книг, а не путем прямого наблюдения, тенденция быть скорее теоретиками, чем практиками. Многие из них так и поступали в случае стахановского движения. Они пытались понять принципы движения, читая поток опубликованных книг и брошюр, а не рассматривая, что Стаханов и его последователи фактически делали. Очень часто они были склонны рассматривать его как требование больших физических затрат от работника. В то же самое время они пытались применить принципы, хорошо подходящие для добычи полезных ископаемых, к совершенно другим отраслям промышленности, где они должны были закончиться неудачей, что привело только к дезорганизации отраслей, которые начали было подниматься.

Я упоминал, что наш трест «Главзолото» был впереди всей советской промышленности по таким показателям как выполнение производственных планов и уменьшение затрат на рабочую силу. Когда подошло стахановское движение, наши инженеры игнорировали скороспелую литературу, которая больше сбивала с толку, чем объясняла, и рассмотрели, что действительно сделали эти сверх-ударники. Нам стало ясно, что большинство элементов нового метода и так применялись на наших рудниках и заводах, где нам только разрешали. Мы приветствовали движение, потому что было очевидно, что власти теперь разрешат использовать некоторые методы, которые раньше находились под запретом.

Стахановское движение не сбило «Главзолото» с рабочего ритма, как некоторые другие советские тресты. Даже в угледобыче, где работал Стаханов, движение в конце концов полностью провалилось, и производство угля в 1937 году оказалось существенно меньше запланированного, так что другие отрасли советской индустрии пострадали из-за недостатка топлива. У нас таких трудностей не было. Может быть, меня раскритикуют за мои слова, но нелицеприятная правда состоит в том, что самый полезный принцип в стахановском движении — требование, чтобы инженеры и мастера отвечали за постоянное снабжение рабочих инструментами и оборудованием. Пропажа ручного инструмента с советских рудников, заводов и фабрик, будь то по причине воровства или безалаберности, была и остается среди самых неприятных и дезорганизующих событий в промышленности.

Стаханов сказал мастерам и инженерам, чтобы его обеспечили инструментами. Другими словами, он настоял, чтобы они за это отвечали, снял с себя ответственность за то, чтобы собирать свои собственные инструменты. Этот принцип и был основополагающим в так называемом стахановском движении. Раньше отдельные рабочие должны были искать собственные инструменты, на что теряли много времени. Была ужасающая нехватка инструментов, следовательно, они представляли такую ценность, что проще было уносить их с собой.

В развитых промышленных странах инструментов хватает везде, так что они не столь значимы. У большинства горняков на Аляске, например, много своих собственных инструментов, они не высматривают, где бы еще присвоить. Но в России, особенно когда начиналось стахановское движение, общая нехватка инструментов провоцировала рабочих уносить их с рудников или фабрик. Стоило советскому рабочему положить кирку или лопату и отвернуться, повернувшись назад, он, вероятнее всего, обнаружил бы, что инструменты исчезли. А немедленно заменить инструменты было нечем, поскольку на советских предприятиях редко бывал запас под рукой.

Советские фабрики никогда не справлялись с удовлетворением спроса, и если на руднике или заводе не хватало инструментов, до получения новых поставок проходило время, а между тем работа стояла, и производство сокращалось. Инженеры и управляющие были настолько обескуражены безнадежными попытками сохранить инструменты или получить новые, что им хотелось опустить руки и ничего с этим не делать. А рабочие всегда тратили драгоценное время на то, чтобы следить за инструментами, дабы их не украли, запирать их, если уходили с рабочего места даже ненадолго, и снова теряли время, доставая их из ящиков.

Я пытался убедить русских управляющих, что проблему можно решить раз и навсегда, наводнив страну ручным инструментом. Я говорил, что если они запустят больше фабрик, производящих инструмент, скоро будет достигнута точка насыщения, как произошло в Соединенных Штатах, а когда вокруг много инструмента, у рабочих не будет искушения уносить его. Но мне не удалось довести эту идею до соответствующих инстанций.

Стахановское движение заставило инженеров и мастеров отвечать за то, чтобы рабочие были всегда обеспечены инструментами. По этой причине многие инженеры и мастера возражали против движения, потому что по горькому опыту знали, что держать инструменты наготове будет невозможно, а в нехватке будут обвинять их.

Но власти, в своей обычной грубой манере, быстро подавили протесты. Они провели несколько показательных процессов в угледобывающих районах, и приговорили нескольких инженеров и мастеров к длительному тюремному заключению за препятствие стахановскому движению. После этого возражения утихли.

Многие советские инженеры слишком долго разбирались в простых идеях, стоящих за этим движением, и в результате нажили себе хлопот. По-моему, они позволили задурманить себе голову грудой печатного псевдонаучного вздора, и до самых основ так и не добрались. Я их не виню. Если бы я сам пытался разобраться в задействованных принципах по литературе, меня бы тоже сбило с толку. В сущности, сомневаюсь, что сотни советских инженеров до конца поняли эти принципы.

Советские газеты в то время публиковали рассказы о рабочих, которые противились движению, и эти рассказы, естественно, воспринимались за границей как доказательство того, что движение — не что иное как потогонная система, введенная против желания советских рабочих. Не знаю, почему рабочие могли сопротивляться движению, если оно вводилось правильно. Стахановское движение целиком в пользу рабочего. Если инженеры и мастера не обеспечивают инструменты, рабочие могут идти гулять, не беспокоясь о потерянном рабочем дне. Если рабочие получают инструменты, они зарабатывают куда больше денег.

Я никогда не встречал ни малейших признаков сопротивления стахановскому движению у нас в тресте «Главзолото», где инженеры с самого начала понимали задействованные простые принципы, и вводили систему как следует.

В общем, стахановское движение не ввело ничего особенно нового, что было неизвестно мне по работе на Аляске, до приезда в Россию, или любому горному инженеру в западных индустриальных странах. Были определенные небольшие нововведения, но главный принцип был — очень строгое разделение труда.

Например, на аляскинских металлических рудниках горняк сначала зачищает рабочий забой, затем сверлит ряд отверстий, сам занимается взрывными работами, а иногда крепежом. В России бурильщик выходит в смену, при этом его машина уже подготовлена другим рабочим. Он немедленно приступает к работе и не делает ничего другого, только сверлит отверстия в течение всей смены. Другие шахтеры заняты исключительно простыми операциями — зачищают рабочий забой; крепильщики ничего не делают, только крепят, а все взрывные работы проводят отдельные специалисты.

Столь высокий уровень специализации не применяется в большинстве других стран, хотя, кажется, отдельные рудники экспериментировали с подобной системой. Система неплохо подходит к специфическим российским условиям, где рабочих все еще недостаточно обучают, но я не считаю ее необходимой или желательной для рудников в Соединенных Штатах, или другой промышленно развитой стране. Снабжение у нас организовано лучше, инструментов хватает, так что шахтеры не уносят их домой; а если такое и случается, можно быстро произвести замену.

То же касается и специализации: она полезна в России, но не принесла бы пользу у нас в стране, потому что у русских очень большой разрыв в оплате квалифицированных и неквалифицированных рабочих. Стахановцы, квалифицированные рабочие, производят операции, которые требуют определенных навыков, в то время как их неквалифицированные помощники выполняют простые задачи, для которых не требуется навыков, зато нужно время. В западных странах не наблюдается такого расхождения между тем, что может квалифицированный и неквалифицированный шахтер, и нет смысла разделять обязанности подобным образом. На Аляске, например, все горняки могут хорошо выполнять любые операции, а в России — только часть. То же касается работающих в других отраслях советской промышленности.

Пройдет немало времени, пока русский рабочий достигнет уровня американского по средней квалификации, и поэтому стахановские методы могут быть полезны для России еще многие годы. Когда я покидал Россию в 1937 году, тенденция была — подчеркивать и развивать еще большую степень специализации, а это, кстати, проводит еще более резкую черту между квалифицированными и неквалифицированными рабочими, и в оплате, и по престижу. Сомневаюсь, будет ли система иметь смысл после того, как доля квалифицированных рабочих поднимется до уровня, достигнутого в западных индустриальных странах.

Много было написано, и в России, и за ее пределами, о связи между стахановскими методами и социализмом. На мой взгляд, это чепуха. Никакой возможной связи не просматривается. Движение и его методы были разработаны, оказались довольно полезными, потому что средняя квалификация советского рабочего на низком уровне. Здесь ничего удивительного нет, и стыдиться тут нечего, поскольку Россия еще десять лет назад была преимущественно аграрной страной, и там пришлось обучать одновременно миллионы человек работать с незнакомой техникой. Писатели левых убеждений, которые пытаются скрыть низкую квалификацию советских рабочих за дымовой завесой болтовни о социализме, демонстрируют только свое собственное замешательство, по всей видимости, стыдясь чего-то безо всяких причин. В любом случае, большинство стахановских методов не пригодится в Америке, независимо от того, сколько социализма мы получим. И те же самые методы очень хорошо помогли бы России, лучше, чем сейчас, на мой взгляд, будь в России капитализм.

Советские промышленные рабочие постепенно повышали квалификацию и производительность с тех пор, как я впервые увидел их за работой в 1928 году. Я уже рассказывал, как первые русские шахтеры, чью отдачу я измерял, производили не более 10 процентов средней выработки аляскинских рудников. С точки зрения инженера, почти все на первых золотых рудниках, что я наблюдал в Кочкаре, делалось неправильно. Не было стандарта для круглого отверстия, снабжение для взрывных работ было неподходящее, крепление и заточка инструментов не были организованы. В то время почти никто из рабочих не знал своего дела по-настоящему; по сравнению с теми временами, сегодняшние советские рабочие — настоящие мастера.

Кроме того, в 1928 году рудники постоянно останавливались из-за трудового законодательства. Когда я предлагал некоторые изменения, поначалу требовалось вызвать инспекторов, показать им, чего я хочу, и как это улучшит, а не ухудшит, рабочие условия, а затем убедить их рекомендовать произвести изменения в инструкциях. Шахтеры тоже не хотели менять привычных методов, и некоторых приходить чуть ли не заставлять использовать мои предложения.

Советское трудовое законодательство в то время служило главным образом для того, чтобы снижать производительность труда, а не обеспечивать безопасность работающих. Например, мне разрешалось взрывать одновременно не более четырех отверстий в одной шахте, и то вручную. В некоторых случаях, когда приходилось взрывать по семьдесят два отверстия, терялось очень много времени, пока можно было работать только с четырьмя отверстиями одновременно, а потом повторять операцию, пока процесс не доходил до конца. Даже при туннельной работе закон разрешал взрывать только восемь отверстий одновременно, так что уходило много времени на вентиляцию и удаление породы.

Мне долго пришлось убеждать советских инспекторов, что эти инструкции не нужны для безопасности рабочих, и плохо сказываются на производительности. На Аляске разрешалось взрывать столько отверстий, сколько нужно, если взрыватели были достаточно длинными, обеспечивая необходимое для рабочих время, чтобы отойти. Русские регулировали число отверстий, но не длину взрывателей, а ведь это важнее как мера предосторожности. И многие другие инструкции были столь же обременительны и неэффективны с точки зрения безопасности.

Словом, на аляскинских рудниках нам разрешали пользоваться здравым смыслом, а русские нагромождали массу очень строгих и сложных инструкций, касающихся безопасности, которые нельзя было игнорировать ни рабочим, ни инженерам, во избежание серьезных неприятностей. Тем не менее на аляскинских рудниках было меньше несчастных случаев, а добыча обеспечивалась куда легче.

Признаю, что опыт много значит в горном деле, и для инженеров, и для рабочих. На Аляске у наших горняков обычно был за плечами годами накопленный опыт и близкое знакомство со всеми процессами горного дела. И, конечно, наши инженеры были как следует подготовлены. Когда я прибыл в Россию, мало кто знал свою работу, а многие не знают и до сих пор. Вдобавок, на рудниках Аляски лучше оборудование и материалы. Динамит советского производства, например, остается очень низкокачественным по сравнению с импортным. Он замерзает примерно при плюс 9 градусах Цельсия, после чего очень опасен в обращении, в то время как динамит, который мы используем, для холодного климата, замерзает только при 20–30 градусах ниже нуля.

На Аляске было мало инструкций, но те, что были, тщательно соблюдались. В России инструкций в сотни раз больше, но инженеры, мастера и сами рабочие очень небрежно их выполняют. За последние год-два, сотни инженеров и мастеров были арестованы по обвинению в контрреволюции, потому что пренебрегли инструкциями по технике безопасности. Могу свидетельствовать, что пренебрегают инструкциями часто, но сомневаюсь, что именно контрреволюционеры. Все просто неосторожны.

Стахановское движение, в отличие от его описаний всякими экспертами, оказалось очень полезным для советской промышленности, потому что послужило поводом отбросить множество нецелесообразных запретов, наложенных за прошедшие годы коммунистическими теоретиками, запретов, показавших практическую неприменимость, но соблюдавшихся многими управляющими-коммунистами. Например, запрещали сдельную оплату и работу по контракту.

Когда я приехал в Россию, на рудниках платили строго поденно, и в результате получали очень малую выработку. Начиная с 1929 года, мы ввели сдельную оплату и работу по контракту при вскрытии месторождения, но враждебно настроенные коммунисты заблокировали наши попытки ввести их при разработке. Хотя стахановское движение на самом деле основано не только на сдельной оплате, оно послужило введению такого способа оплаты труда во все виды работ в России, даже конторскую. Начали платить бухгалтерам сдельно, и все, включая актеров, врачей, певцов и золотоискателей, получили нормы, которые следовало выполнять, и обещание более высокой оплаты при выработке выше средней.

Полагаю, именно из-за этого движение приобрело репутацию потогонной системы за границей, и вполне возможно, что профсоюзы в демократических странах откажутся принять методы, основанные на нормах и сдельных ставках. Нормы разрабатывает центральное управление каждой отрасли промышленности, обычно расположенное в Москве. Их печатают в книгах, где приводятся общие нормы выработки и описаны все возможные операции, связанные с данной отраслью. В тресте «Главзолото», например, нормативные документы фиксируют сдельные ставки для всех операций на рудниках и обогатительных фабриках, при различных системах горных разработок, с соответствующим допуском на различия в твердости руд и скальных пород.

Очень трудно правильно вычислить нормы, чтобы учесть все условия, и инженерам на рабочих местах обычно позволяется десятипроцентное отклонение. Если сделана ошибка, рабочие ее быстро обнаруживают по зарплате, и имеют право протестовать, и все шансы за то, что вскоре нормы откорректируют. Но рабочие на самом деле не имеют права решать, каковы нормы и сдельные ставки, а свободные профсоюзы настояли бы на праве голоса. Профсоюзы в России вряд ли станут ссориться с администрацией по такому вопросу. Их должностные лица — обычно члены Коммунистической партии, как вообще большинство управляющих. Так что они следуют за коммунистическим главным штабом.