2. 1946 г. Ворошилов-Уссурийский. Кирилл. Отпуск.

2. 1946 г. Ворошилов-Уссурийский. Кирилл. Отпуск.

23 февраля 1946 года. День Красной Армии. Мы с Лидой едем из Маньчжурии. Зима, холод, дорога между сопками, сидим в грузовике на ящиках и тюках, ветер пронизывает шинель насквозь. И будто бы китайцы даже стреляют вслед: "хунхузы".

Полгода назад, когда японцев гнали, китайцы встречали с ликованием: "Шанго ! Шанго!". А теперь разочаровались: вывозим все японские трофеи, а наши оккупационные деньги сильно подняли цены на базарах.

В Ворошилов-Уссурийский, там штаб и окружной госпиталь, приехали вечером, совершенно замёрзшие. Четырехэтажный "генеральский" дом. Остановилась машина, сползли на землю. Лида осталась греться - прыгать, а я поднялся на третий этаж. Открыл молодцеватый офицер: чёрные глаза, шевелюра с проседью - "кавказский человек". Ждали:

- Ты Коля Амосов?

Вышел Аркадий, расцеловал, сказал "сейчас", сесть не предложил. Через минуту вышел одетый: "Пойдём".

Вот так встреча! Обида, почти слёзы. Дружба побоку? Даже погреться не предложил. На улице поздоровался с Лидой, велел нам забираться наверх, сел в кабину, поехали.

Потом ещё с полчаса стояли около госпиталя, пока Аркаша куда-то ходил. Вернулся с офицером и солдатом, чтобы вносить вещи. Очутились в красивой светлой комнате, с обстановкой.

- Здесь Вишневский жил до отъезда. Располагайтесь, завтра поговорим.

И ушёл. Но в комнате так тепло! Санитарка принесла отличный ужин, обида почти прошла.

На следующий день Аркаша всё разъяснил. У военных, как и везде, квартирный кризис. Бочаров пришел вечером к начальнику госпиталя и сказал: "Прибыл из Манчжурии хирург с женой, о котором договаривались. Совершенно замерзли. Прикажите разместить". Тому некуда деться, велел ночевать в кабинете при отделении физиотерапии, где уже раньше жил генерал.

- Если бы я тебя оставил даже на ночь, квартиры бы уже не получить. Им не надо знать, что ты друг. Пока, не надо.

Тот офицер, что встретил у Аркаши, оказался Кирилл Симонян, капитан. Для меня и друзей просто Кирка. Он числился в штабе, жил у Аркадия - они готовили к печати сборник научных работ хирургов Пятой армии. Способный, чёрт, за машинку только сел и как стучит! "Я же пианист!"

Меня определили старшим ординатором в травматологическом отделении окружного госпиталя. Начальник - Фамелис, грек, москвич. Очень знающий, но и я не промах. Работы не много, дело подчинённое.

Через месяц нам дали комнату. Почти каждый день ходили в гости к Бочарову. И разговоры, разговоры с Киркой. Очаровывал, был у него к этому талант, очаровывать: санитарку, академика, кого угодно.

"Сын персидского подданного". Отец - армянин, ростовский коммерсант, уехал в Иран вскоре после белых, оставил жену с двумя детьми без средств, на попечение родственников. Бедствовали. Кира много рассказывал о школе: был тесный кружок умников. Среди них - А.И.Солженицын. В 43-м Кира попал на фронт в пятую армию, к Аркадию. Быстро выдвинулся до ведущего хирурга медсанбата. Работал отлично.

После того как от Аркаши уехала одна, скажем так, знакомая, а попросту ППЖ ( хирург), Кирка с ординарцем вёл все хозяйство.

Помню, Лида пекла пирог, ставилась минимальная выпивка, и мы очень хорошо проводили время. Главный разговор - о войне. Но уже строили планы на мирную работу и на науку. Сборник трудов закончили, но не напечатали.

... ... ...

В марте была Сессия Верховного Совета - опубликовали планы на 4-ю пятилетку. Восстановление страны, к 1950 достичь 70% от 40 года.

... ... ...

В июне (1946 г.) мы втроём поехали в Москву. Лида, уже свободная - кончать пединститут, Киру обещали демобилизовать, а я в отпуск и к Юдину, за протекцией. Аркаша написал письмо и просил за меня. Без блата демобилизоваться молодому врачу на Востоке было немыслимо.

Страна дышала особым воздухом: облегчение, мир внешний и внутренний. Аресты тридцатых годов заслонились потерями войны. Имя вождя сияло, рапорты заводов и республик "дорогому и любимому" печатались в каждой газете. О новых репрессиях ничего не было слышно, скрывали очень тщательно, научились. Приступили к восстановлению производства. Профессорам удвоили зарплату: поняли цену науки.

Запомнилась дорога с Дальнего Востока. Переполненный вагон. Поезд в Ворошилове брали штурмом, с помощью солдат. Одна полка на троих. Путь - 12 дней, долгие остановки на станциях, очереди у будок "Кипяток", скудные пристанционные базарчики, оборванные дети с ведёрками из консервных банок: "Подайте, дяденька!" Безногие инвалиды с медалями на заношенных гимнастёрках. Уборные со сплошь исписанными стенами. Мы с Кирой специально изучали солдатский фольклор. "Нынче новая программа срать не меньше килограмма".... дальше совсем непечатное. Миллионная армия, что прокатилась на восток и назад оставила следы "на скрижалях".

Сделали остановку в Ярославле: новую жену показать и лишние вещи оставить. По поводу жены - волновался. Не любят невесток, да и Галю помнят. Но всё сошло хорошо, Лида умела себя вести.

Из Ярославля сделал марш-бросок в Череповец: нужно вещи забрать, с друзьями повидаться. Прожил два дня.

Череповец был близко от фронта - около двухсот километров. Город не пострадал, всего несколько бомб сбросили в вокзал. Но голода хватили.

Мои вещи, что оставлял у знакомой докторши проели. Обиды на это не держал. Спасибо, что бумажное имущество сохранили: дипломы, книги, письма. Тетрадки с "теориями".

Ходил по городу, по гостям. Минуло пять лет, а впечатление - как вечность прошла. Зачем-то собор снесли. Александра Николаевна умерла. Лёнька Тетюев вернулся с войны инвалидом. Рука не гнулась после ранения, на скрипке играть не может. К выпивке пристрастился. Но уже был при хорошем деле - лесопильном, шло строительство металлургического комбината. Его мать, Титовна, умерла, у Жени двое детей народилось. Катеньку, операционную, видел. Замуж вышла, ребёнок есть. Рассказала больничные новости: Борис Дмитриевич постарел, его выпирают на пенсию, а он не хочет. Из-за этого я даже не пошёл к нему: жаловаться будет, а что я скажу (...по-жлобски поступил, Амосов...)?

На обратном пути перечитывал старые письма. Те, что от женщин - порвал. От соблазна. "Моя судьбы уж решена... я вышла замуж... ". Нет, зарок себе тогда не давал.

По дороге из Ярославля в Москву украли самый главный чемодан - в нём было наше парадное обмундирование, Лидины вещи. Не помню, чтобы очень переживал. Когда что-нибудь безвозвратно пропадает, я всегда себе приказываю: "Отринь!"

В Москве ночевали у Кати Яковлевой, нашей сестры. Год назад я оперировал её по поводу тяжелой язвы желудка. Побоялся сделать резекцию, наложил соустье, потом она всю жизнь мучилась, а я себя клял за трусость.

Яковлевы жили в двухэтажном деревянном доме на Таганской улице, настолько дряхлом, что стены были подперты брёвнами (теперь его уже нет - искал). Но квартира в полуподвале уютная по моим тогдашним стандартам. Приняли с той особой русской теплотой, от которой душа тает.

С трудностями доехали в Харьков - в гости к тёще, Екатерине Елисеевне Денисенко. Ей тогда было немного лет, около пятидесяти, но казалась старше. Зятя принимала, как положено. После этого свидания мы с ней мирно сосуществовали двадцать лет. Я не зря написал это политическое слово: душевности в отношениях не было, звал по имени-отчеству, "на вы", голоса ни разу не повысил. Она отвечала тем же.

Отец Лиды, Василий Михайлович Денисенко происходил из рабочей семьи, из Кривого Рога. Был шахтёр, очень энергичный, рано вступил в партию, быстро пошёл на выдвижение: судья в сельском районе, потом секретарь райкома. Потом, так же быстро в верхи - аж первым секретарём обкома в Смоленске. Проработал секретарем пару лет и был направлен в Академию Общественных наук. Там его застала война. Мобилизовали и отправили на фронт, в чине полковника. В 1945 заболел раком и умер.

В семье, кроме Лиды, были еще сестра Рая, геолог на Колыме и брат Коля, студент в Харькове.

Когда немцы подходили к Смоленску, семью эвакуировали в Коми-Пермяцкий округ. Там тёща работала на хозяйственной работе.

Лида после средней школы училась в Днепропетровском Университете, перевелась к отцу в Смоленский пединститут, в 41-м кончила третий курс. Из рассказов Лиды секретарь обкома жил скромно: три комнаты и полдома - дача.