БОГА НЕ ПРИНИЗИЛИ МЕРА
БОГА НЕ ПРИНИЗИЛИ МЕРА
ДЕЛ ЕГО ИСПОЛНЕНА И ДУША ЕГО ЧИСТА ПЕРЕД БОГОМ — написано на памятнике Голубеву Владимиру Васильевичу (1884—1954).
Это ныне, когда прилюдно, перед камерами телевидения, крестятся и члены правительства, и даже те, кто еще совсем недавно были недругами церкви, убежденными атеистами, такая эпитафия крамолой не считается.
А ведь сделана она во времена диктатуры коммунистического режима и не где-нибудь, а на кладбище для самых избранных. И уж совсем как прямой вызов смотрится этот текст на могиле, расположенной там, где, как правило, хоронили партийную элиту.
Голубев был беспартийный ученый — математик, механик. Одних только званий — член-корреспондент Академии наук СССР, генерал-майор инженерно-технической службы, профессор МГУ, начальник кафедры ВВИА, заслуженный деятель науки и техники РСФСР — с избытком хватило на получение места на Новодевичьем.
Как же появилась такая « нецензурная» посмертная аттестация жизнедеятельности известного советского ученого, да еще генерала?
...Доктор физико-математических наук, профессор Ольга Владимировна Голубева, дочь Владимира Васильевича, несмотря на свои уже сильно за восемьдесят, сохранила ясную голову, память о тех далеких событиях.
Рассказывала она мне охотно, помнила детали. Чувствовалось, что ей приятно внимание к ее отцу.
Вот несколько отрывков из долгих интересных бесед с нею.
...Отец Голубева был священник. И сын, блестяще окончивший в 1917 году Московский университет, реально оценив свою «запятнанную» биографию, уезжает в Саратов, где становится сотрудником открывшегося там университета, а вскоре его профессором, заведующим кафедрой и одно время даже ректором.
Но в 1930 в Саратовском университете, как и во всех без исключения учреждениях, предприятиях страны, проходила чистка кадров от враждебных, социально неугодных элементов. Там она называлась «Публичное обсуждение профессоров». На своеобразном судилище, в присутствии всех сотрудников, специальная комиссия под председательством ректора допрашивала и решала, оставлять ли на работе, в какой должности, или вообще уволить.
Настал черед Голубева предстать перед комиссией.
Председатель «доброжелательно» спрашивает:
— Кто был ваш отец?
Голубев, показывая на висевший портрет Чернышевского, имя которого носил университет, спокойно отвечает:
— Как у него, только с небольшой разницей: его отец был протоиерей, а мой — просто иерей.
В зале приглушенный смех.
Председатель:
— А в революцию 1905, по какую сторону баррикад вы находились?
Голубев, зная, что председатель комиссии купеческий сын, отвечает:
— По другую сторону от вашего отца.
Голубева не тронули. Но, предчувствуя расправу, он бросает все и уезжает в Москву, где академик С.А.Чаплыгин, один из организаторов и руководителей ЦАГИ, охотно берет на работу своего ученика по МГУ. Это спасло Голубева.
...Научная и инженерная общественность широко отмечала 70-летие Владимира Васильевича Голубева. Чествовали его в переполненном актовом зале МГУ. На банкете Голубев почувствовал себя плохо. Постарался незамеченным выйти... В фойе сел в кресло, где его и нашли. Его отвезли домой, и через несколько часов он скончался.
Провожая в последний путь самых дорогих и близких ему людей или поминая их, Голубев обычно говорил:
«Мера дел его исполнена, и душа его чиста перед Богом».
Вот эти слова и решили сделать эпитафией Владимиру Васильевичу его жена и дочь.
Комиссия, которая утверждала проекты памятников для Новодевичьего, естественно, воспротивилась такой крамоле. С требованием заменить текст обратились в Академию наук СССР.
Оттуда последовал ответ: памятник делает семья за свои деньги, и мы не вправе вмешиваться.
Понимая, что от выбранной надписи семья не откажется и все это грозит скандалом, комиссия нашла... «гениальное решение»: выгравировать на памятнике не «перед Богом», а... «перед богом»! По крайней мере, не так заметно будет.
Родные «согласились» и попросили гравера все буквы текста сделать одного роста: и Бога не «принизили», и комиссию удовлетворили.
(1-44-4)