Саша Лунёв

Саша Лунёв

Мать, конечно, всем рассказала в подробностях о своём возвращении из Лисок в Бутурлиновку, о своём спасителе лейтенанте Шуре. Все уши прожужжала: красивый, добрый! Обязательно придёт к ним!.. Но проходит неделя, другая, а он всё не идёт. Решили домашние — уже и не придёт вовсе. И вот однажды под вечер в дверь постучали. Вся семья за столом сидела. Удивились: стучать было не принято — толкни дверь и входи. Крикнули:

— Та заходите!

Дверь приоткрылась, кто-то весело спросил:

— Можно будет?

И вошёл — в самом деле красивый, высокий, улыбчивый. Оказывается, все эти две недели он их искал — мать-то точный адрес впопыхах не назвала. Так он по всему городку прошёлся, начиная с другого конца: фамилия Волковых в Бутурлиновке довольно-таки популярная. А нашёл их совсем близко от своего аэродрома. Дом Волковых ведь рядом с вокзалом, а сразу за вокзалом — склады, где эшелон разгрузился, а ещё чуть дальше — аэродром. И Павла — мужа Марии, — Александр уже, оказывается, знал: тот, вместе с другими железнодорожниками помогал разгружать технику.

Аня стала называть лейтенанта Сашей.

— Что ещё за «Шура»? — пожала плечами. — Саша — так я буду звать тебя.

Так и пошло: все у Волковых вслед за ней стали называть его так. Даже потом, в Харькове, его мать и братья тоже стали звать его так.

В тот первый вечер, когда он к ним пришёл, попросил умыться. Аня стала ему поливать воду. Александр разделся по пояс и, красуясь, поигрывал могучими бицепсами. Аня о таком и не слыхала никогда, не то, чтобы видала. Даже испугалась: «Ой, какой нервный!»

Жил лейтенант Шура — Александр Лунёв, — вместе с офицерами в другом конце города, в общежитии: их туда с аэродрома машинами возили. Но это было далеко, а дом Волковых — рядом. И там всегда ему рады, как родному, всегда вода горячая умыться, еды вдоволь. Тогда, в конце 41-го, был ещё достаток, да и Клавка-сваха в магазине работала — прибежит, принесёт чего-нибудь, а то и выпить… И зачастил Александр к ним, да и ночевать часто оставался. В одной комнате спали хозяева — Мария с Павлом и маленькой новорожденной дочерью, в другой — мать с отцом, Аня с племянницей Валей, а на полу — Саша с Сергеем.

Серёже Нежельскому уже исполнилось 14 лет. Для него Александр был кумиром. Взрослый, военный, на все руки мастер: был Лунёв механиком на аэродроме, но отлично знал не только самолёты — любую машину. Часто подъезжал к дому на машинах разных марок. А однажды приехал на тракторе. Поставил тарахтящий агрегат у окна и сказал Ане:

— Это я специально, чтобы вы поглядели — где я жил до войны и жить буду после. В Харькове, где эти трактора делают. Как раз рядом со знаменитым заводом ХТЗ.

И точно, на тракторе были написаны эти три буквы — «ХТЗ». Смотрела Аня, и не знала ещё, что вся её дальнейшая жизнь будет связана с Харьковским тракторным заводом…

Однажды Серёжа прибежал из города и с заговорщеским видом стал крутиться около Ани. Улучил момент, когда около неё никого не было, и шепнул:

— Сашку видел, он тебе привет велел передать!

Аня сильно покраснела, почувствовала себя взволнованной. До этого момента она не думала о Лунёве, как о кавалере. Все, в том числе и она, считали, что Саша ходит навещать мать, что он её гость. Он с ними встречал Новый год — 1942-й. Родители и Нежельские, уставшие, рано легли спать, и Аня с Сашей просидели всю новогоднюю ночь, до утра, одни — разговаривали. Но и тогда не возникло у Ани чувства их особой связи. А вот шепнул племянник: «Привет от Сашки», и сердце у неё забилось по-особенному.

А через несколько дней, когда Александр, гостивший у них, собрался уходить, мать сказала:

— Нюра, проводи.

До сих пор она сама его провожала до калитки, а тут что-то занемогла. А, может, притворилась…

Аня набросила на халатик платок, вышла на крыльцо.

— Что ж, ты и с крыльца не сведёшь? — спросил он насмешливо.

Сошла. Стали у окна. Тут он взял её за плечи, притянул и поцеловал. Она оттолкнула его:

— Вот ещё!

И ушла. Некоторое время Лунёв не приходил. Аня успела пересердиться на него: «Ну, поцеловал парень, что тут такого!..» Даже досадовала — то ли на него, то ли на себя. Но Александр, конечно же, пришёл — Волковы были ему уже как родные. Уходя, уже сам попросил Аню:

— Проводи.

Стоял на крыльце, нервничал:

— Не сердись…

— Да я и не сержусь.

— Ну конечно, — скривил он губы, — я ведь кто — работяга. А ты своего корреспондента ждёшь…

Аня, конечно, рассказывала ему о Кочукове и о том, что Василий пишет ей с фронта.

Именно после этого возвращения Сашки и второго провожания на крыльцо, они стали встречаться по-настоящему, не только дома у Волковых. Гуляли, ходили в кино. Матери Александр очень нравился, а вот отцу — нет. Отец относился к нему настороженно и не раз говорил дочери:

— Красуется собой, любит себя очень. Смотри, Нюра…

Подросток Серёжа был просто влюблён в Александра. А Аня? Ведь был ещё Василий, она отвечала на его письма… Тогда она и сама не слишком разбиралась в своих чувствах. Гораздо позже, анализируя всё, поняла: настоящей любви не питала ни к тому, ни к другому…

Встречи с Александром продолжались три месяца — кстати, столько же, сколько она встречалась в 38-м году с Васей Кочуковым. А в феврале 42-го лётная часть, где служил Лунёв, передислоцировалась. Он уезжал.

В день отъезда Александра на улице мела сильнейшая пурга. Приближались 2 часа дня — час отбытия, а родители Аню не отпускали проводить.

— Что ты, заметёт! — качала головой мать. — Ничего, сам уедет. Если захочет, напишет. А нет — ничего! Вон, офицеров кругом много.

Племянница Валя в тот день приболела, лежала в постели. Аня тихонько подговорила её раскапризничаться и просить купить ей, прямо сейчас, немедленно, тот зонтик, о котором она давно мечтала. Валя просила и раньше купить ей красивый детский зонтик в магазине как раз около вокзала… Валя всё сделала как надо — очень артистично и натурально! Хныкала и даже расплакалась, не отставала до тех пор, пока родители не сказали:

— Ну ладно, Нюра, сходи, купи ей.

Впрочем, очень может быть, — родители догадались о сговоре тёти и племянницы, и решили: пусть уж идёт, провожает…

Аня надела Мариино длинное широкое пальто, Федин лётный тёплый шлем (этот шлем она потом проносила все военные суровые зимы), сверху набросила платок и пошла. Вернее, побежала, поскольку времени оставалось совсем немного.

У вагонов, по краю перрона, прохаживался Лунёв, нервничал, похлопывал перчатками о сапоги. Аня уже подошла близко, а он всё смотрел мимо, не узнавал. Тут она сбросила платок, он ахнул, бросился к ней. Она, смеясь, рассказала, как удалось вырваться. Они побежали в магазин, быстро купили зонтик. И там, за магазином, накрывшись её платком, прощались-целовались аж пока вагоны не дернулись, заскрежетали и потихоньку пошли… Александр быстро проговорил:

— Вернусь за тобой, если останешься здесь, с родителями. Уедешь от них в другой город — туда за тобой не поеду!

На ходу вскочил на подножку вагона, долго махал ей рукой…

Они переписывались всю войну. Один раз Александр приезжал — ехал мимо в командировку. Один раз прилетал на военном самолёте: он окончил курсы лётчиков и войну заканчивал уже лётчиком.

Василий тоже писал Ане письма с фронта. Как-то раз сестра Мария её спросила:

— Так за кого же ты выйдешь замуж?

— За того, кто приедет первым, — ответила она беспечно.