Лето перед Залужным

Лето перед Залужным

Да, впереди — война. Но в 1938 году матери и отцу Волковым кажется, что все испытания позади. Жизнь налаживается. У старших дочерей хорошие семьи, растут дети. Денис уже офицер, Федя — лучший ученик в школе. Аня — юная выпускница педагогического техникума, готовится к своему первому учебному году, к своему первому классу. Но пока ещё в разгаре лето, и ей так хочется поехать в родную Бутурлиновку. Там — подружки, которые обязательно должны увидеть её учительницей! Там — сестра Мария и любимые маленькие племянники… Она очень любила приезжать сюда. И теперь, счастливая, весёлая, она едет провести лето в свой родной дом.

Сестра Мария и её муж Павел Нежельский обрадовались Ане, как всегда. Но на этот раз — особенно. Они собрались съездить в Ленинград, купить кое-что из одежды себе и детям. У них у всех, как у семьи железнодорожника, бесплатный проезд в любой конец страны, почему бы не воспользоваться.

Старшего сына Серёжу, которому было девять лет, они брали с собой. А младших — Валю и Ваню, — оставляли с Аней. Валя уже ходила в школу, Ване исполнилось пять. Но не только дети — огород, куры, корова оставались на двадцатилетнюю девушку. Да, взрослую вроде бы. Но ведь она, младшая дочь в семье, росла ничего не ведая и не зная по домашнему хозяйству. На этих работах всегда обходились без неё: всё делали старшие сёстры, брат, родители. Она только убирала в доме. Но Мария сказала, как всегда командным тоном:

— Ничего, справишься, девка здоровая! Да и что там делать: огородик прополола, детей покормила и пустила гулять. Утром и вечером придёт тётка Маша — ты её знаешь, Пашина родственница, — подоит корову. А ты только сходишь днём к речке, на водопой, и подоишь корову там…

Пару дней поучила Аню доить корову — и уехали.

И начался для Ани ад кромешный! Рано утром вскочила, приготовила поесть, выгнала в стадо корову, накормила детей, и — на огород. Огород огромный, сорняки ползут прямо на глазах, спина от прополки болит… А тут прибежали дети — снова корми. Хорошо, что их иногда подкармливали родственники: они часто бегали во двор к своей тёте, старшей сестре Павла, играли там с двоюродными братьями…

Совершенно незаметно подходило время идти к реке на дойку. Брала Аня ведро и шла, дрожа от страха. Дело в том, что в стаде был бык — злой и бодливый. Аня его боялась до потери сознания, тем более, что он однажды за ней гнался. Приходила она к реке заранее, садилась вдалеке на горке и ждала. Вот подходит стадо на водопой, и она издалека высматривает: где их Пеструшка, а где бык? Если видела, что далеко — шла к корове, доила, находясь всё время в тревоге и напряжении, вздрагивая, оглядываясь…

Так пролетало время. Ей приходилось трудно, но всё-таки справлялась. Ничто не предвещало ничего плохого. Трагедия разыгралась в день возвращения Нежельских.

Приехали Мария, Павел и Серёжа весёлые, с удачными покупками. Шум, гам, смех, рассказы, раздаривание подарков! Под вечер Аня, вздохнув облегчённо и вновь ощутив себя беззаботной гостьей, собралась на танцы и кино в городской сад — впервые за много дней. Серёжа, которому купили в Ленинграде красивый матросский костюм, стал проситься с ней.

— Пошли, — согласилась Аня. — Мне будет веселее, да и возвращаться по темноте не так страшно.

Когда они одевались-собирались, Аня увидела, что Мария, встревоженная, укладывает на кровать Ваню. У мальчика личико печальное, губки кривятся.

— Что случилось? — спросила Аня.

— Да вот, жалуется на животик, говорит — болит.

Животы у детей, бывало, и раньше болели.

— Ничего, полечим, — успокоила сынишку Мария.

Плохое предчувствие никого не охватывало.

Аня и Серёжа ушли. Веселились, смотрели кино. Правда, в кино Серёжа уснул — всё-таки он был с дороги. Но на обратном пути взбодрился, шёл весело. Было уже темно, на улицах тихо, во многих домах свет не горел. Ступили на свою улицу и издали увидели, что свой дом освещён.

— Гляди-ка, — сказала Аня. — Наши ещё не спят. Нас ждут.

И почти сразу услышали крик — женский, страшный, холодящий кровь. Ещё даже не думая, что крик имеет к ним прямое отношение, Аня замерла от ужаса, сердце на миг остановилось. Что? Где? У кого-то что-то случилось…

Такие были мысли. Они с Серёжей почти побежали к дому. И чем ближе — тем яснее становилось, что кричат именно там.

…Ваня лежал на полу, тихо дёргался, лицо и губы были синие. Мария лежала рядом, обнимала мальчика, кричала-выла, поскольку было ясно: ребёнок отходит, умирает… Прибежал Павел с женщиной-врачом, но та только беспомощно развела руками. Сказала: у мальчика скоротечная дизентерия, ничего уже не сделать…

Через несколько минут мальчик умер. В припадке горя Мария обвинила младшую сестру в его смерти. Аня сама стала как неживая. Над маленьким мёртвым телом она не стала ничего говорить несчастной матери. Но она-то знала, что не виновата. Не было у мальчика никаких признаков болезни. Выглядел он все дни весёлым, живым, бегал, играл. Есть она ему, как и сестричке Вале, позволяла всё: пить молоко, грызть яблоки — как и раньше, при матери. И не жаловался Ваня ни на что! Может, у него и побаливал животик, может и был понос, но ей он ничего не говорил. А как самой заметить? Ведь в туалет ребятишки ходили даже не в будку в огороде, а где попало по кустам. Возможно, мальчик стеснялся своей молоденькой тёти, а была бы дома мать — и признался бы ей, и хватились бы раньше, в самом начале болезни…

Горько плакала Аня над телом бедного малыша: от жалости к нему и от жалости к себе — так несправедливо обвинённой в страшном проступке.

Вскоре после похорон она уехала. Тяжко было оставаться. Да и подходило время отправляться в Залужное — на место своей первой работы. Павел Нежельский провожал её, утешал, хотя сам был сильно угнетён смертью сынишки.

Поезд тронулся, стал набирать скорость, взошёл на горку. Отсюда как на ладони открывалась часть городка и близкий дом Нежельских — её, Ани, родной дом. Она стояла в коридоре, глядела в открытое окно. Рыдания сотрясали её плечи, слёзы текли по щекам. Люди смотрели сочувственно: может быть, девушка далеко уезжает, расстаётся с кем-то очень родным… А, может, обидели её… Кое-кто пытался утешить, говорил добрые слова. Но Аня никого не слышала. Уже Бутурлиновка давно скрылась из виду, ветер высушил слёзы, а она всё стояла у окна…