Глава 1 ПРЕДТЕЧА ПЕРЕСТРОЙКИ?

Глава 1

ПРЕДТЕЧА ПЕРЕСТРОЙКИ?

О личности этого человека писать крайне трудно. Вот уже сорок лет к его фигуре прочно приклеился ярлык «зловещая». Исторически правильнее было бы сказать: загадочная, интригующая и, не побоюсь этого слова, в чем-то даже провидческая.

Увы, не факты определяют нашу историю, а мифы и вымыслы. И раньше до меня доходили приглушенные разговоры о том, что Берия был отцом атомной бомбы в СССР, что именно ему было поручено курирование разработки этого страшного оружия. Второе лицо в государстве — и вдруг иностранный шпион! Все это более-менее самостоятельно мыслящим людям казалось, мягко говоря, неубедительным.

Традиционно сложившийся и даже окрепший в перестроечной литературе и публицистике взгляд на Берию как на исчадие ада, отвратительную, мерзкую личность, злого тирана и палача первым поколебал писатель Иван Щеголихин, проживающий в Алма-Ате. Правда, случилось это уже в постперестроечные времена. Во втором номере за 1992 год в казахском журнале «Простор» появилась его повесть «День Лазаря» — о судьбе интеллигенции в годы горбачевской смуты.

Чем же поверг в шоковое состояние своих читателей русскоязычный писатель из столицы суверенного Казахстана? Его главный персонаж, литератор Лисин, собирается дать интервью журналистке молодежной газеты. В преддверии встречи он размышляет: о чем вести диалог? Может, о Берии? А что? Но не про лагеря, это пошлость, они были и будут, в России все возвращается. Может, поговорить о лжесвидетельстве как методологии нашей журналистики, а если шире, то и всей советской истории? Только заранее оговорить, что все факты подтверждаются документами. Итак…

Кто первый на уровне ЦК партии назвал Сталина тираном и предложил членам ЦК ознакомиться с многочисленными фактами жестокости Сталина, злоупотребления властью, насилия и произвола?

Хрущев, конечно же, на XX съезде в 1956 году, уверенно скажете вы. Но это ложь. Начал — только не пугайтесь — Берия. И на три года раньше Хрущева. Верхушка партии сразу же начала роптать: как это так, правая рука самого Иосифа Виссарионовича позволяет себе такое коварство, такое предательство. Так что вовсе не Хрущев первым начал разоблачение культа личности. И об этом прекрасно знали многие члены ЦК, славословя мужество и смелость Никиты Сергеевича. Собственно, ничего нового Хрущев не изобрел — он воспользовался идеями Берии, точь-в-точь как в свое. время Сталин — идеями Троцкого. С той лишь разницей, что Сталин убил своего соперника не сразу, а спустя несколько лет после высылки из Советского Союза, Хрущев же не стал испытывать судьбу и, учитывая урок истории, безжалостно расправился со своим конкурентом, не откладывая.

Пойдем дальше. Кто предложил объединить обе Германии? Горбачев с Шеварднадзе? Так могут считать только дилетанты. Более чем за тридцать лет до горбачевской перестройки, в 1953 году на Пленуме ЦК Берия заявил, что не надо нам строить социализм в Германии, пусть они объединятся как мирные буржуазные государства. И снова эта идея повергла в ужас Молотова, Маленкова, но более всего маршалов и других военачальников: за что сражались?

Берия предлагал наладить отношения с Югославией — с гневом отвергли. Предлагал ограничить власть партии и все государственные вопросы: промышленности, сельского хозяйства, внешней и внутренней политики — решать не в ЦК, а в Совете Министров. Первым против выступил Хрущев, закричал: это не марксистский взгляд на партию, не этому учили нас Ленин и Сталин. Вспомните десять лет, которые Хрущев пробыл у власти. Он ведь действовал, как самодур, как и его предшественник Сталин. У курицы тоже сохраняется инстинкт орла-стервятника.

Берия прекратил дело врачей, но даже это ему поставили в вину. Берия выпустил из лагерей огромную массу бытовиков, всех женщин, имеющих детей, надо бы., спасибо сказать, но их впоследствии всех подряд назвали уголовниками, а Берию обвинили в том, что он умышленно хотел дестабилизировать обстановку. Ни в одной стране мира никогда не осуждалась обществом ни одна амнистия заключенных — только у нас, в нашей печати, устами нашей неумолимо, неистребимо передовой интеллигенции. Это к вопросу о лжесвидетельстве как методологии советской журналистики.

На читателя обрушивался целый град сногсшибательных сведений. Берия, оказывается, первым заговорил о перегибах в раскулачивании, предложил сокращение аппарата госбезопасности и чистку его кадров, предлагал урезать финансирование военно-промышленного комплекса — хватит уже оборонщикам громоздить бомбы. Предлагал не разукрашивать наши демонстрации, не вывешивать и не носить портреты вождей.

«И что же теперь получается?» — спрашивает себя главный персонаж повести. Основные положения перестройки, так смело высказанные в 1985 году, Центральный Комитет партии услышал на тридцать два года раньше. Но не дрогнул. Именно за это — прежде всего за это! — Берию тогда взяли за жабры, расстреляли за попытку урезать власть партии, за перестройку в стране, а не за репрессии, не за лагеря (они были до него и остались после), не за каких-то бабенок по списку, иной райпрокурор где-нибудь в Нахичевани или в Намангане имел их в три раза больше.

Можно ли было тогда узнать народу про эти факты? Нет, нельзя. Ни по радио, ни в газетах, ни в книгах. У нас нет заблуждений общественного мнения, у нас была и есть четкая, грубая и простая программа определенной группы людей. И не было и нет мужественного и отважного нежелания поддакивать. Стенограмма выступлений на пленуме ЦК в июле 1953 года была известна, в том числе и выступления самого Берии, но говорить о ней нельзя было, это выглядело бы попыткой его реабилитации, что исключено. «Он посадил моего отца или моего деда, дядю или тетю — мою!» А все «мое» — превыше любой исторической правды. Даже если не он сажал, даже если сами дяди-тети до этого пересажали уйму людей, все равно «м о и х» не тронь. Вся истина собралась и сжалась в жалкое и злобное слово и дело мести. Конечно, сидели не все. Но и те, кто не сидел, одного поля ягоды с сидевшими, родовая особенность наших людей — иметь врага, с пеной у пасти грызть хоть кого.

Неожиданно? Не то слово! Зло? Еще как! Обидно? Но ведь правда! Алмаатинский писатель ошибался только в одном: в июле 1953 года на пленуме ЦК Берия не выступал, следовательно, никакой стенограммы быть не могло. По некоторым свидетельствам, в дни, когда в Кремле проходил пленум (2–7 июля) Лаврентия Павловича в живых уже не было. И появившееся в «Известиях» 24 декабря 1953 года сообщение «В Верховном Суде СССР» о том, что приговор Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР в отношении Берии, осужденного к высшей мере наказания — расстрелу, приведен в исполнение 23 декабря, предназначалось скорее всего для легковерных простаков.

Относительно обстоятельств кончины бывшего всесильного сталинского монстра существует множество версий. Наиболее полно их изложил А. Авторханов в книге «Загадка смерти Сталина». Поскольку ныне это исследование доступно массовому российскому читателю, не буду подробно на нем останавливаться, в надежде, что основные варианты известны многим читателям этого очерка. Коротко напомню версии, собранные Авторхановым. Берия был застрелен в день ареста — в пятницу, 26 июня, и сделал это собственноручно не кто иной, как сам Никита Сергеевич. Во всяком случае, такие признания имели место, когда его особенно заносило. Происходило это за границей, во время обильных возлияний.

Вряд ли, конечно, следует всерьез воспринимать сделанные под воздействием хмельных паров подобные заявления. Куда более правдоподобно выглядит версия о расстреле Берии в бункере штаба Московского военного округа, куда он был помещен после ареста в Кремле. Долго держать его живым в ожидании суда было опасно. Кстати, об этом варианте до сих пор в народе ходит много слухов. Молва упорно не хочет верить в официальную версию — расстрел Берии вместе с его сподвижниками после вынесения приговора. Не убедил и кинофильм, где зрителям показали даже жутковатую процедуру кремации тела — картина-то игровая.

Люди склонны больше доверять документальным источникам. Особенно если они исходят от ближайшего окружения исторических лиц, их друзей и родственников. Если бы, к примеру, предположение о том, что Берия жив, поскольку ему удалось бежать в Аргентину, высказал какой-либо киношник или журналист, вряд ли кто-нибудь поверил бы отважному фантазеру. Ну а если версия принадлежит сыну Лаврентия Павловича?