Роммель

Роммель

Летом 1938 года я служил в штабе 3-го армейского корпуса в Берлине. Я, молодой ротмистр, прибыл на свою первую штабную должность прямо из военной академии. Однажды в мой кабинет вошел полковник — коренастый, живой, полный энергии и пышущий здоровьем человек с составлявшим предмет наших вожделений орденом «Pour le Merite»[48] на шее. Это был чисто служебный визит. Полковник Эрвин Роммель, недавно назначенный руководителем военной подготовки «гитлеровской молодежи», зашел обсудить некоторые второстепенные вопросы управления и дисциплины в Берлинском округе. Так я впервые увидел командира, с которым мне в течение пятнадцати месяцев пришлось делить все невзгоды африканской войны и которого я научился любить и уважать как одного из выдающихся полководцев нашего времени, Зейдлица танковых войск и, быть может, самого смелого и энергичного командира, какого знала германская военная история.

Даже в 1938 году репутация Роммеля в германской армии была уже высокой — блестящие командные способности, проявленные им в первую мировую войну, когда он был строевым офицером, предвещали его последующие успехи на высших постах. Он привлек внимание Гитлера, издав ценное руководство по тактике пехоты, и его назначение руководителем военной подготовки «гитлеровской молодежи», очевидно, было лишь ступенью на пути к важной командной должности. Позднее я узнал, что Роммель отнюдь не был доволен своим назначением и постоянно ссорился с Бальдуром фон Ширахом, имперским руководителем молодежи. Этот человек, который сам никогда не был военным, вообразил, что руководить молодежью должна сама молодежь, в результате чего эти шестнадцатилетние Schnoesels[49], как говорил Роммель, подавали команды своим Standarten[50], сидя в огромных сверкающих «мерседесах», как будто они были командирами корпусов. В общем Роммель вскоре отказался от своих обязанностей, и причиной этого было невозможное поведение Шираха.

Я прибыл в Африку в июне 1941 года в качестве офицера штаба танковой группы — этот штаб был сформирован в Германии, а затем в полном составе переброшен в Ливию к Роммелю. До сих пор Роммель был только командиром Deutsche Africa Korps — немецкого Африканского корпуса. Одержанные им в апреле 1941 года крупные победы увеличили масштабы его действий, и ему стал необходим соответствующий штаб. Сначала сам Роммель не сознавал этого, и я никогда не забуду сдержанного и холодного приема, который он оказал нам в Гамбуте. Мы все были типичными офицерами генерального штаба и в то же время совершенно не были знакомы с африканскими условиями.

Как боевой генерал, Роммель смотрел на нас скептически; более того, сам он никогда не был офицером генерального штаба и явно беспокоился, что мы попытаемся контролировать его действия и даже подменять его. В своих мемуарах Роммель говорит[51]:

«Однажды в Африку прибыл генерал Гаузе с большим штабом. Ему было приказано изучить возможности применения крупных сил в Африке и подготовить наступление на Египет. Хотя у генерала Гаузе были ясные указания от ОКВ[52] не поступать в мое подчинение, тем не менее он сделал это, после того как я сказал ему, что командование всеми немецкими войсками в Африке поручено мне одному».

В действительности мы никогда не ставили вопрос о том, чтобы оспаривать его права командующего; мы прибыли в Африку, чтобы служить ему, и вскоре он убедился, что не может командовать большой армией без нашей помощи[53].

Когда мы прибыли в Африку, обстановка была следующей. После разгрома армии Грациани в результате наступления Уэйвелла германское верховное командование было вынуждено вмешаться в африканские события, и в феврале и марте 1941 года в Ливию была отправлена 5-я легкая дивизия (впоследствии переименованная в 21-ю танковую дивизию). За ней должна была последовать 15-я танковая дивизия, но Роммель не стал дожидаться ее прибытия и, не обращая внимания на протесты итальянского верховного командования, в конце марта начал наступление. Вырвавшись через узкий проход у Гаср-эль-Брега (Мерса-Брега), Роммель захватил врасплох англичан и разбил их войска в Западной Киренаике. 4 апреля немецкие бронеавтомобили вступили в Бенгази, и Роммель начал преследование. Обычно сам он пользовался для своего передвижения «Шторхом» — маленьким самолетом, который мог приземлиться на теннисном корте. Известен факт, что во время этого наступления, пролетая над ротой, которая задержалась без видимой причины, он сбросил записку: «Если вы сейчас же не двинетесь вперед, я спущусь вниз. Роммель».

Бросив свои войска в наступление по пустыне через старый форт Эль-Мекили, где было взято в плен несколько генералов и более 2 тыс. солдат, Роммель вновь захватил Киренаику. Во время этого наступления был срезан «Киренаикский выступ» вместе с плоскогорьем Джебель-эль-Акдар — этот выступ не может служить препятствием для наступающего с востока или запада потому, что последний всегда вправе выбрать более короткий путь через пустыню. К 10 апреля наши войска заняли Бардию и перешли египетскую границу у Эс-Саллума. Слабые немецкие силы отвоевали почти всю Киренаику за двенадцать дней. Один Тобрук продолжал держаться еще и в мае, отражая решительные атаки немецких войск.

Эта блестящая победа придала совершенно иной оборот войне в Африке, но после неудачного наступления на Тобрук 3 мая Роммель вынужден был перейти к обороне. В конце мая войска Уэйвелла атаковали наши позиции в районе Капуццо и Хальфайи, но были отбиты; в середине июня они предприняли более широкую операцию под кодовым названием «Бэттлэкс», которая привела к тяжелым танковым боям в районе Капуццо и Сиди-Омара. Африканский корпус понес серьезные потери в танках, но благодаря решительным действиям Роммеля поменялся на этот раз ролями с 7-й английской бронетанковой дивизией[54] и одержал замечательную победу. За этим последовало длительное затишье, и с июня по ноябрь в Западной пустыне серьезных сражений не было.

Прежде чем перейти к описанию значительной по масштабам операции «Крузейдер» и крупного сражения при Эль-Газале, а также нашего победоносного наступления через Тобрук к Эль-Аламейну — то есть периода, включающего ряд самых драматических и поучительных эпизодов в истории боевых действий танков, — я хочу изложить свои впечатления о Роммеле и службе в его штабе. Я также расскажу об общих условиях войны в пустыне.

Служить у Роммеля было нелегко: он так же мало щадил окружавших его людей, как и самого себя. Чтобы работать с Роммелем, надо было иметь железный организм и стальные нервы; вместе с тем я должен подчеркнуть, что хотя Роммель иногда не стеснялся в выражениях, «разнося» командиров частей и соединений, но по отношению к тем, кто принадлежал к его непосредственному окружению, он вел себя совершенно иначе: стоило ему убедиться в работоспособности и добросовестном отношении к делу кого-либо из офицеров — и он никогда не говорил ему грубого слова.

У Роммеля было довольно странное представление о штабной службе. Особенно надоедало его вмешательство во всякие мелкие дела, решение которых лежало на обязанности начальника штаба. Как правило, он требовал, чтобы начальник штаба сопровождал его в поездках по фронту, что часто означало посещение даже передовых позиций. Это противоречило установившемуся принципу генерального штаба, который гласил, что начальник штаба замещает командующего в его отсутствие. Но Роммель любил, чтобы его главный советник находился всегда под рукой, а если тот выйдет из строя, — ну что ж, его всегда можно заменить[55].

В критические периоды Роммель и его начальник штаба иногда отсутствовали не только весь день, но и несколько дней подряд. Это возлагало большую ответственность на других штабных офицеров, и в особенности на первого офицера штаба (начальника оперативного отдела). Мы охотно брали на себя эту ответственность, зная, что Роммель всегда поддержит любое решение, которое мы сочтем необходимым принять. Самым трудным для нас было его отсутствие в разгар операции «Крузейдер» в ноябре 1941 года, когда Вестфаль как первый офицер штаба и я — третий офицер — оставались полными хозяевами штаба танковой группы с 23 по 28 ноября. Вестфаль был вынужден отменить один из важнейших приказов Роммеля, и после своего возвращения командующий проявил великодушие, утвердив действия Вестфаля, хотя они находились в прямом противоречии с его прежними распоряжениями[56].

За период с августа по ноябрь 1941 года мне пришлось очень хорошо узнать Роммеля. Хотя на фронте было затишье, ни штабы, ни войска фактически не отдыхали. Роммель лихорадочно работал над усовершенствованием позиций на границе, и в результате между Сиди-Омаром и Эс-Саллумом вырос настоящий минный барьер. Роммель также усиленно занялся подготовкой к захвату Тобрука. В течение этих так называемых спокойных месяцев Роммель уже в 5 часов утра, бывало, заходил в бронированную машину первого офицера штаба, чтобы изучить последние донесения об обстановке. Затем он отдавал распоряжения штабу и в сопровождении штабного офицера отправлялся к войскам, расположенным у Эс-Саллума или Тобрука, где, как правило, проводил весь день.

Обычно за маршрутом движения следит штабной офицер, но Роммель обладал необычайной способностью чувствовать нужное направление и ориентироваться на местности и сам указывал путь. Во время посещения фронта он видел все, ничто не ускользало от его внимания. Он замечал, что орудие плохо замаскировано, что поставлено недостаточное количество мин или что у дозора мало патронов. Во всех случаях он лично убеждался, что его приказы и указания выполняются. Роммель пользовался большой популярностью среди молодых солдат и унтер-офицеров, во время бесед с которыми он обычно отпускал немало шуток; вместе с тем он мог быть очень резким с командирами взводов, если бывал недоволен их действиями. После такой проборки он, однако, с готовностью выслушивал доводы сопровождающего штабного офицера в защиту незадачливой жертвы, и, если его упреки оказывались необоснованными, Роммель при следующем посещении восстанавливал справедливость.

Энергии Роммеля можно было удивляться: как правило, он весь день проводил в таких проверках, не считаясь с сильной жарой, которая в летние месяцы иногда доходила до 43 градусов в тени. Завтрак его состоял из нескольких бутербродов, которые он съедал в машине, и глотка чаю из бутылки; поздний обед был не менее спартанским. Роммель по обыкновению обедал один или в обществе немногих штабных офицеров — своих ближайших помощников. Во время обеда он позволял себе выпить один стакан вина. Он требовал, чтобы лично ему и его штабу выдавали такой же паек, как и войскам. В Северной Африке не всегда было нормальное питание — месяцами мы не видели свежих овощей и жили только на консервах; к тому же вода всегда была солоноватая — этот привкус ощущался даже в кофе и чае. Мы имели значительные потери от желудочно-кишечных заболеваний, и мне самому пришлось в сентябре 1942 года уехать из Африки с амебной дизентерией.

Роммель не был все время только строгим командиром, и, когда он становился менее суровым, бывал очень приятным в компании человеком. «Записки Роммеля»[57] содержат следующую выдержку из его письма к жене:

«10 сент. 1941. Вчера вечером я ездил на охоту с майором фон Меллентином и лейтенантом Шмидтом (адъютантом). Это было очень увлекательно. Мне удалось подстрелить из машины бегущую газель. На обед у нас была восхитительная печенка».

Мои впечатления о Роммеле как о полководце будут изложены в последующих главах. По моему мнению, он был идеальным командиром для войны в пустыне. Правда, его обычай «командовать, находясь в боевых порядках», иногда обращался против него: на решения, касающиеся всей армии в целом, подчас оказывали чрезмерное влияние чисто местные успехи или неудачи. С другой стороны, отправляясь лично в опасные места — а он обладал какой-то сверхъестественной способностью появляться в нужном месте и в нужное время, — он тем самым получал возможность изменять свои планы в соответствии с новой обстановкой, что в условиях Западной пустыни имело исключительно важное значение. Он вдумчиво и тщательно планировал боевые действия, быстро и смело принимал решения на поле боя, всесторонне оценивая возможности того или иного смелого удара в меняющейся боевой обстановке. Что больше всего меня восхищало, так это его мужество и находчивость, а также твердая решительность в самые критические моменты. Эти качества полностью проявились во время его блестящего ответного удара на Аджедабию в январе 1942 года, когда он захватил врасплох и наголову разбил победоносную 8-ю английскую армию; в ходе боев в «котле» в июне, когда Роммель спокойно и уверенно управлял войсками, находившимися на грани поражения и в то же время накануне величайшей победы; наконец в июле 1942 года, когда он с железной стойкостью держался у Эль-Аламейна, хотя резервы и боеприпасы были уже почти все израсходованы.

Между Роммелем и его войсками установилось то необъяснимое чувство взаимного понимания, которое дается людям свыше. Африканский корпус шел за Роммелем, куда бы он его ни вел и как бы сурово он с ним ни обращался, это был все тот же Африканский корпус из тех же трех дивизий — и у Сиди-Резега, и у Аджедабии, и у Найтсбриджа и у Эль-Аламейна. Солдаты знали, что меньше всего Роммель щадил самого себя; они видели его рядом с собой и чувствовали, что это их отец-командир.