ВЫСЫЛКА ТРОЦКОГО
ВЫСЫЛКА ТРОЦКОГО
Троцкий жил в Алма-Ате в Семиреченской области, под тщательным надзором местного ОГПУ, в еженедельных сводках сообщавшего в Москву о его деятельности. В начале
1929 года в Москве распространились слухи, будто Троцкий сильно болен и находится при смерти, а Центральный Комитет не дает ему возможности лечиться. Многие говорили, что Сталин нарочно держит Троцкого в Семиречье, где нет врачей, чтобы скорее уморить его и избавиться таким образом от опаснейшего конкурента на власть. Вместе с тем оперативные сводки указывали, что сторонников Троцкого становится все больше и больше. Посещение ими Алма-Аты приняло характер паломничества в Мекку. Вопрос был поставлен на обсуждение в Политбюро, и оно решило выслать Троцкого за границу. После долгих переговоров турецкое правительство согласилось принять Троцкого. Проведение постановления в жизнь было поручено агентам ОГПУ. Охранявшие Троцкого чекисты стали за это время ярыми сторонниками Троцкого и вместе с сыном Троцкого пытались оказать сопротивление ОГПУ и не дать возможности увезти «опального вождя». Сын Троцкого даже начал драться. Однако это не остановило сотрудников ОГПУ, и Троцкого почти на руках вынесли из дома и доставили на пароход, шедший в Константинополь.
Приехавшему в Константинополь Троцкому с семьей отвели на первое время помещение в советском консульстве. Одновременно резидент Минский получил распоряжение тщательно наблюдать за Троцким, но быть с ним любезным и помочь ему устроиться в Турции по его личному желанию.
Во исполнение инструкции Минский хотел представиться Троцкому, но Троцкий не принял его и поручил сыну вести все переговоры. Довольно наглый молодой человек, забыв, что он сам не Троцкий, а всего только его сын, пытался говорить с Минским в повелительном тоне. Минский его осаживал, но ежедневно получал десятки требований, исходивших якобы от Льва Давидовича.
Консульство предложило Троцкому подыскать себе другое помещение Он долго не соглашался, но наконец уступил при условии, что ему будет найдено помещение удобное и безопасное от возможных покушений со стороны белой эмиграции. Минский пустил на розыски помещения почти всю свою агентуру. В течение месяца Троцкому было предложено около двадцати квартир, но от всех он отказывался под разными предлогами. Наконец стало ясно, что Троцкий не желает покидать консульство и хочет выиграть время. Минский начинал терять терпение. Меду ним и сыном Троцкого происходили жестокие схватки. В конце концов Минский настоял на своем. Троцкий выехал из советского консульства. Теперь он живет на острове Принкипо под охраной и наблюдением турецкой полиции и тайных агентов ОГПУ.
Кроме задачи устроить Троцкого на жительство, перед резидентом стоял вопрос о наблюдении за деятельностью Троцкого. Для этой цели Минский использовал агента, работающего официально в одном из советских хозяйственных учреждений в Турции. Этот агент, бывший офицер, знакомый с семьей Троцкого по Москве, якобы возобновил свое знакомство с Троцким и, посещая его, передавал резиденту разные сведения. В конце 1929 года этот агент женился на сотруднице связи при ОГПУ некоей Эльзе.
Константинопольская резидентура организовала также просмотр писем, прибывающих по турецкой почте на имя Троцкого. Несколько таких писем при мне получено было в Москве. Они носили официальный характер. Некоторые издатели и журналисты обращались к Троцкому с вопросами или предложениями. Впоследствии было решено таких писем не задерживать, а пропускать их Троцкому.
После ареста Блюмкина Минский рассказывал, что при встречах с сыном Троцкого он часто удивлялся его осведомленности о делах в советском консульстве. Так, например, Троцкий всегда знал, когда резидент отправляет почту в Москву и когда почта прибывает из Москвы. В то время Минский не мог догадаться, откуда это могло быть известно Троцкому, но теперь вспоминает, что Блюмкин всегда старался узнать за несколько дней об отправке курьеров в Москву и, по-видимому, сообщал Троцкому. Из допроса Блюмкина, между прочим, выяснилось, что он должен был вести в Москве переговоры с Радеком. Первое время после ареста Блюмкина все думали, что его выдал Радек. Это недоразумение рассеял секретарь ЦКК Ярославский, выступивший на одном из собраний ОГПУ с обвинением Радека в двуличности.
Оказывается, Радек, отказавшись от троцкистских взглядов, все же ничего не сообщил ни в Центральный Комитет партии, ни в ОГПУ о посещении Блюмкина. После ареста Блюмкина Радек был вызван в Центральный Комитет и подтвердил показания Блюмкина, сообщив при этом, что на предложения Троцкого, переданные через Блюмкина, он ответил отказом.
Весной 1929 года в ОГПУ поступила просьба сына Троцкого разрешить ему приехать в СССР за женой. Мы передали просьбу в Центральный Комитет партии, откуда получили отрицательный ответ. Отказ мотивировался тем, что сын Троцкого может приехать под предлогом личных дел, а в действительности начнет, вероятно, устанавливать связь с троцкистами. Поэтому было благоразумно предложено невестке Троцкого, без помощи мужа, самой выехать в Константинополь.
После высылки Троцкого в Константинополь число сочувствующих ему в России значительно увеличилось. Особенно много сторонников он приобрел среди беспартийных рабочих и крестьянских масс. Центральный Комитет партии, учитывая растущую популярность Троцкого, широко использовал опубликованные Троцким в английских и американских газетах статьи и объявил его уже не оппозиционером, а контрреволюционером. На всех собраниях и митингах выступали правоверные коммунисты и по заказу Центрального Комитета партии порочили Троцкого на все лады, вспоминая все его политические ошибки с 1903 года.
Пока Центральный Комитет партии боролся с троцкизмом (вернее, лично с Троцким, так как, в сущности, Сталин украл программу Троцкого и сам проводит ее в жизнь), начала выявляться новая оппозиция справа. На смену Троцкому выступили против Сталина новые борцы, бывшие соратники Сталина в борьбе с Троцким. Разгоревшаяся борьба с правыми уклонистами отвлекла внимание партии от троцкизма. К осени 1929 года можно было видеть, что Троцкого постепенно забывают в советской России.
Сейчас можно с уверенностью сказать, что пройдет еще один год такой пассивности, какую проявляет Троцкий в изгнании, и вождь Красной Армии до конца своих дней останется на берегах Босфора, превратясь из страстного политика просто… в рыболова.