Глава VI

Глава VI

В последних числах ноября 1942 года по приказу штаба партизанского движения Юга наш отряд приступил к организации своих «филиалов».

Я мечтал тогда о десятках таких филиалов. Они должны кольцом охватить Краснодар, взять под наблюдение переправы через Кубань, проникнуть в самый город. Их действия будут направляться из единого центра. И, когда наступит время, они отрежут немцам пути отхода, одновременно ударив по всем коммуникациям…

Прежде всего было организовано три группы, которые должны были базироваться на Краснодар и поступить в распоряжение Арсения Сильвестровича.

Первую группу у нас в шутку прозвали «группой сапожников». Во главе ее стоял Яков Ильич Бибиков, бывший директор маргаринового завода. Одно время в нашей фактории на Планческой он руководил сапожной мастерской. В эту группу кроме Бибикова входили Иван Федорович Суглобов, Николай Андреевич Федосов и переданный в наш отряд бывший начальник политотдела Ново-Титаровской МТС Брызгунов.

«Группа сапожников» должна была провести ряд диверсий на железной дороге между Краснодаром и Усть-Лабой, затем подготовить взрыв восстановленного немцами моста на дороге, ведущей от Краснодара к Горячему Ключу, наконец, помочь краснодарским подпольщикам в момент будущих боев за город.

Вторую группу возглавил Демьян Пантелеевич Лагунов — начальник цеха Главмаргарина, в прошлом железнодорожный машинист, прекрасно знавший Краснодар. Под его началом были: Николай Григорьевич Гладких, кочегар комбината и председатель его местного комитета; Ефим Федорович Луговой, газовый мастер, спокойный, уравновешенный, старейший по годам в нашем отряде; Дмитрий Григорьевич Литовченко, заведующий военным отделом Сталинского райкома партии в Краснодаре; Таисия Сухореброва, секретарь Сталинского райкома ВЛКСМ.

Задачи этой группы были многообразны. Лагунов должен был перед отходом немцев из Краснодара уничтожить все перевозочные средства через Кубань — лодки, катера, пароходики; взорвать мост на плаву, ведущий из города к Георгие-Афипской; помочь нашему яблоновскому филиалу, если немцы все-таки восстановят там мост через Кубань; организовать взрыв шоссейных мостов на подходах к городу; спасти от разрушения оборудование основных промышленных предприятий Краснодара.

Мы понимали, конечно, что одной группе не справиться со всеми этими заданиями. Поэтому тотчас же по приходе в город она должна была связаться с Арсением Сильвестровичем и начать сколачивать ряд дополнительных групп. Это, очевидно, должно было лечь главным образом на плечи Сухоребровой — у нее сохранились большие связи с краснодарской молодежью.

Наконец, третьей группой командовал Георгий Иванович Ельников, инженер Главмаргарина, который должен был объединить под руководством Арсения Сильвестровича все городские отряды. Ему, между прочим, поручалось выделить несколько человек и забросить их в Стефановку — небольшой хуторок на левом берегу Кубани, против станицы Ново-Марьинской.

Дело в том, что марьинцы, уходя в леса и горы, оставили в Стефановке большое, хорошо законспирированное партизанское ядро. Ельникову предстояло связаться с ним и совместно с марьинцами организовать наш стефановский филиал. Мы придавали ему большое значение: Стефановка связывала Львовское шоссе с Краснодаром, и против Стефановки немцы перебросили через Кубань мост на плаву.

Наконец, лично Ельникову мы приказали раскрыть секрет понтонных мостов, которые, по нашим агентурным сведениям, немцы предполагали в последний момент навести через Кубань, где-то между Марьинской и Елизаветинской.

Подготовка групп шла полным ходом. Товарищи проходили дополнительный курс в нашем «миннодиверсионном вузе». Они тренировались в метании гранат, изучали пулемет. Я тщательно прорабатывал с ними явки, пароли, связи. Они зазубривали адреса, фамилии, имена: никаких записок, конечно, брать с собой не разрешалось.

Все это происходило в первых числах декабря 1942 года. Положение на фронтах было напряженным: наши войска нанесли немцам удар под Владикавказом и окружили сталинградскую группировку фашистов. Но немцы все еще занимали Моздок. Для нас, получавших очень скупые сведения по радио, положение еще полностью не определилось. Но все мы были твердо уверены в победе. Эта уверенность жила в нас наперекор всему. Вот почему и задачи наших отрядов определялись именно этой твердой уверенностью. Они сводились к одному: помочь Советской Армии, когда она начнет гнать немцев из Краснодара и с Кубани…

Помню, это было двадцатое декабря. Наш отрядный «Кренкель», Николай Демьянович Причина, принес мне две радиограммы.

Первая была сообщением Совинформбюро: на Среднем Дону началось новое наступление Советской Армии — немцы оставили на поле боя двадцать тысяч трупов.

Вторая была передана Валей: Арсений Сильвестрович сообщал, что группа Бибикова благополучно пришла в Краснодар…

Стоит рассказать о той конспирации, которую должен был соблюдать отряд наших минеров-диверсантов, явившись к бывшему коммерческому директору магазина «Камелия». Пропуская все сложные явки до подхода к городу, я скажу только о том, что обязан был проделать Бибиков в самом Краснодаре.

Прежде всего Яков Ильич должен был отправиться на Сенной базар. Здесь, на развале, ему надлежало отыскать старую, много раз чиненную никелированную кровать: на ее сетке должна быть наклеена маленькая бумажка с условной надписью:

«12. Железная кровать с сеткой. Цена 3950 рб.».

У этой кровати Бибиков увидит продавца с завязанным глазом. Если повязки нет, значит, что-то случилось, и Яков Ильич обязан поскорее уходить… Но если все в порядке, Бибиков мог сказать продавцу: «Мне сказал Павлов, что эту кровать можно взять за 3475 рублей».

Это, собственно говоря, и все, что знал Бибиков, уходя в Краснодар. Но старая кровать на Сенном базаре была лишь первым звеном конспиративной явки.

Продавец кроватей отправит Якова Ильича на Новый базар. Здесь в одном из ларьков он найдет часовщика, одетого в ушанку, сделанную из черного собачьего меха. На его маленьком прилавке будут лежать часы фирмы «Мозер» с указанием цены: 1750 рублей. Бибиков должен предложить за эти часы на 25 рублей меньше и сказать, что его послал все тот же Павлов.

Часовщик согласится и вместе с покупателем отправится в соседнюю часовую мастерскую проверить механизм. Хозяин этой мастерской доставит Бибикова на явочную квартиру в селе Калинине, а оттуда, проверив, что он именно тот, кого ждут, Якова Ильича проводят в табачный институт к Арсению Сильвестровичу.

Именно таким путем попал Бибиков в новую штаб-квартиру подпольщиков.

Тот корпус табачного научно-исследовательского института, где теперь обосновался Арсений Сильвестрович, имеет свою историю.

В первые месяцы Отечественной войны Краснодарский химико-технологический институт, директором которого был я, организовал здесь производство капсюлей детонаторов и взрывателей. В трех этажах корпуса работало свыше сотни химиков. Гремучая ртуть вырабатывалась в нижнем этаже, а капсюли начинялись ею на третьем.

Гремучая ртуть — опасное вещество. Достаточно уронить ее на пол — она взрывается. И я хорошо помню сцену, которая изо дня в день повторялась в табачном институте.

Очередная партия гремучей ртути готова. Ее надо переправить с первого этажа на третий. Начальник лаборатории нажимает кнопку — и во всех коридорах и комнатах, раздается резкий продолжительный звонок. После этого звонка никто не имеет права не только ходить, но даже шевелиться, громко говорить. В корпусе тишина. Слышны лишь осторожные неторопливые шаги. Это дежурная лаборантка несет гремучую ртуть. «По коридору идет смерть», — говорили наши химики, прислушиваясь к шагам лаборантки.

На третьем этаже гремучую ртуть заделывали в трубочки в специальных бронированных прессах. Однажды пресс пережал трубочку — и взрыв вырвал оконную раму. Другой раз лаборантка забыла закрыть смотровую щель — и взрыв повредил ей оба глаза. Девушка ослепла…

Когда немцы подходили к Краснодару, было предположено взорвать этот корпус, тем более что в его подвале хранилась большая партия тола. Но Арсений Сильвестрович настоял на сохранении его: он решил продолжать производство взрывателей и превратить табачный институт в подпольный арсенал. В институте остались работать многие из прежних лаборанток. Туда была позднее приглашена Мария Федоровна Ихно — опытный инженер, жена моего Евгения. Там же работал наш «таинственный старик», Иван Семенович Петров.

И вот ведь какое дело: в других корпусах табачного института были немцы, а здесь, почти рядом с ними, полным ходом работал подпольный арсенал. Он продолжал свою деятельность до последнего дня пребывания немцев в Краснодаре, и они так и не узнали о нем.

Арсений Сильвестрович приказал заминировать все подходы к арсеналу, и немцы дважды подрывались на минах. Но разве немецкие саперы не могли разминировать подступы к корпусу и самый корпус? Лаборанты по неделям не выходили из своего арсенала. Связь с городом поддерживал главным образом наш «старик», — по внешности очень безобидный и мирный человек. Окна корпуса были тщательно занавешены темной материей и закрыты ставнями. Издали он казался покинутым, заброшенным. К тому же сам табачный институт стоял на отлете — за городом и рощей. Перед ним раскинулся питомник плодовых деревьев. Но все же рядом жили немцы, и они так и не догадались о работе арсенала за все их шестимесячное хозяйничание в Краснодаре.

Так или иначе, но арсенал работал. Больше того: когда «Камелия» провалилась, Арсений Сильвестрович перенес сюда свою штаб-квартиру. Здесь вместе с ним были Азардов и Деревянко: картонажную мастерскую последнего тоже пришлось ликвидировать. Тут же в подвале работала новая радиостанция, которой заведовала Валя. Эта радиостанция имеет свою героическую историю.

После провала радиостанции на комбинате в городе работала одна подпольная радиостанция, часто менявшая место.

Немцы, сбившись с ног, давно искали эту радиостанцию, и им в конце концов удалось запеленговать ее.

Не успел радист спрятать аппарат, как в дом ворвались гестаповцы. Завязалась перестрелка. Радист, израсходовав все патроны и пустив в ход гранаты, последней взорвал аппарат и себя…

Арсений Сильвестрович приказал достать новый радиопередатчик. При этом присутствовал Азардов. Вскоре встретился он с Валей, уже знавшей о случившейся трагедии, и рассказал ей о полученном задании.

Валя вспомнила: как раз вчера один из комсомольцев, сын работника комбината, ушедшего с отрядом в горы партизанить, рассказал ей, что недалеко от их дома, у Карасуна, работает в пристройке у домика в саду немецкая передвижная радиостанция.

Валя сама отправилась в разведку. На другое утро она сидела у Азардова, рассказывая ему о своем плане похищения радиостанции.

— Вот только через озеро трудно будет переправиться, — закончила она.

Подобрав ловких и решительных ребят, Валя той же ночью подобралась огородами к садику. Ребята полезли под забор и проникли к домику. Они услыхали мерное постукивание работающего морзиста, а подвинувшись ближе к двери, увидели и его самого.

Когда часовой повернулся спиной к ребятам, те гурьбой навалились на него. Немец был сильный, начал барахтаться, и ребята вынуждены были прикончить его.

Не теряя времени, комсомольцы вслед за Валей стремительно ворвались в помещение и, внезапно набросившись на морзиста, сидевшего спиною ко входу, быстро зажали ему рот и скрутили назад руки.

Валя торопливо собрала в мешки все, что было на столе: бумаги, журналы, книги, а ее помощник отвинтил аппарат и снял провода.

Ребята подхватили радиста, выволокли его к озеру и бросили в воду. За ними следом прибежал и помощник Вали, согнувшись под мешком с аппаратом.

Валя, оставшись одна, собрала сор в угол помещения, куда втащили мертвого часового, и подожгла пристройку. Заперев дверь, быстро догнала ребят.

Те погнали лодку к противоположному берегу.

Пристав к берегу, лодку затопили в камышах.

На следующую ночь новая радиостанция подпольщиков уже работала…

В распоряжении Вали была и «типография» — так называли подпольщики пишущую машинку и два шапирографа, на которых печатались прокламации и сводки Совинформбюро.

Но Валю не радовало ее большое хозяйство. После гибели Лысенко она ходила грустной и задумчивой.

Ей казалось, что Свирид Сидорович погиб из-за нее: ведь зайдя предупредить Валю о предстоящем налете, он забыл в подвале свою трубку. И Валя мечтала в открытом бою отомстить за Лысенко.

Не раз говорила она об этом Арсению Сильвестровичу. И тот, наконец, сказал ей:

— Обещаю: ты пойдешь с первой ударной группой!

— Скоро ли?

— Скоро, Валентина. Скорее, чем ты думаешь…

Через несколько часов после прихода Бибикова Арсений Сильвестрович позвал своих ближайших помощников — Азардова и Деревянко. Были вызваны старший Батурин, Котров и Валя. На совещании присутствовал и Яков Ильич Бибиков.

— Я позвал вас вот для чего, товарищи, — сказал Арсений Сильвестрович. — «Тихая война» кончается. Быть может, через одну-две недели мы выйдем из подполья. Начнется новая стадия нашей борьбы: схватки, диверсии, взрывы. Но, пожалуй, больше, чем когда бы то ни было, именно сейчас, в последние, считанные дни «тихой войны», нужны спокойствие и выдержка. Знаю: многие из подпольщиков тяготятся этим, обвиняют руководство в «бездействии». И мне хочется, чтобы вы, руководители подполья, поняли, что эта «тихая война» до сих пор была нам необходима, что она неизбежна, закономерна и была единственно возможной. Слов нет, мы давно могли бы вызвать немцев на открытый бой и при известной удаче отправить на тот свет десятки, а может быть, даже и сотни врагов. Но это все, на что мы были бы способны в открытом бою. Немцы быстро уничтожили бы нас — силы слишком неравны — и после этого стали бы полновластными хозяевами города. Но мы пошли по другому, правильному пути — и победили.

Сегодня я смело могу сказать: победа за нами, друзья, и город фактически в наших руках — да, хотя его и занимают немцы! Кто хозяин на комбинате Главмаргарин? Родриан? Штифт? Фельдфебель Штроба? Они и сейчас так же далеки от пуска заводов, как в первый день занятия Краснодара. Хозяевами комбината были и остались друзья погибшего Лысенко.

Немцы хвалились тем, что краснодарские рабочие изготовляют горные вьюки для их егерских частей. Но вьюки разваливаются при первом же переходе в горах, и это хуже для германской армии, чем если бы она совсем не получала вьюков.

Генерал Фрейтаг хвастается, будто краснодарские предприятия ремонтируют немецкие танки. Но, так же, как горные вьюки, танки выходят из строя в первом же бою.

То же происходит и на остальных заводах Краснодара. И происходит это потому, повторяю, что не генерал Фрейтаг, не полковник Кристман, не Родриан, не Штифт, а мы, подпольщики, — хозяева города. И этой победы мы добились в результате выигранной нами «тихой войны». Но и этого было мало. Победив, мы сохранили нашу армию. Подполье цело. Оно сильнее, чем в тот день, когда немцы заняли Краснодар. И оно держит в своих руках инициативу.

В этом, друзья, наша сила. Но именно это и заставляет нас быть особенно осторожными. Малейший необдуманный шаг — и все полетит к черту. Говорю еще раз: в последние дни и недели, которые остались до решительного удара, нам, как никогда, нужны выдержка и спокойствие. Знаю: ждать трудно. Особенно молодежи.

Но так надо. Это непременное условие нашей окончательной победы. И я предупреждаю об этом вас, а вы передайте всем, кто связан с вами. Но знайте и другое, друзья: час решительного удара близок. Вам известно о победах Советской Армии под Владикавказом, у Сталинграда, на Среднем Дону. А когда Советская Армия подойдет к Краснодару, когда немцы начнут метаться, тогда ударим мы, перережем коммуникации. Вся сила этого удара должна быть в его продуманности, технической безупречности. Никаких срывов и промашек вроде тех, например, которые произошли у нас, когда мы впервые решили взорвать железнодорожный поезд и… оставили немцам свои мины. Вот почему я просил прислать нам в помощь опытных минеров-диверсантов. Сегодня пришел первый из них, товарищ Бибиков. Ваше слово, Яков Ильич.

Бибиков начал подробно рассказывать о том, как наша партизанская группа превратилась в отряд минеров-диверсантов, как был изобретен «волчий фугас», как в октябре впервые на Кубани взлетел в воздух немецкий поезд и как при этом взрыве погибли мои сыновья.

— Мне очень тяжело говорить об этом, товарищи! — сказал Бибиков, понизив голос и опустив голову. — Не знаю, как и рассказать вам о наших потерях в боях. При взрыве первого на Кубани поезда, спасая партизан, попавших в критическое положение, погибли смертью героев братья Игнатовы. Погиб наш начальник штаба и разведки, душа отряда инженер Евгений Петрович…

Голос его оборвался. Слезы медленно потекли по щекам. Не скрывая своего горя, он отвернулся к стене…

Все поднялись со своих мест и, склонив головы, с минуту стояли молча…

— Товарищи, — сказал Арсений Сильвестрович, — потери наших лучших боевых друзей были и будут в этой борьбе. Но наши потери, как ни тяжело их переживать, не должны сломить нашего духа. Будем так же тверды в исполнении поставленных задач, как партизаны кавказских предгорий!

Валя не вытерпела, порывисто встала и быстро проговорила:

— Мои мальчики и девочки натаскали у немцев до сорока револьверов. Только прятать их трудно. Наши школьники, пионеры и комсомольцы прямо изводят меня, требуя немедленно начать боевые действия в городе. Даже тол раздобыли!.. Вот теперь товарищ Бибиков и научит нас, как его использовать!..

Яков Ильич рассказал о последних диверсиях отряда, о новых типах мин замедленного действия и о том, как сложна организация любой диверсии. Арсений Сильвестрович развернул на столе карту окрестностей Краснодара. Штаб начал обсуждать план будущего согласованного удара… И вдруг неожиданно прогремел взрыв. Гулким эхом разнесся он по коридорам корпуса. И почти одновременно прозвучал сигнал тревоги.

— Азардов, веди всех в убежище! — спокойно приказал Арсений Сильвестрович. — А я выясню, в чем дело.

В комнату вбежала Мария Федоровна.

— Взорвались капсюли с гремучей ртутью, — сказала она. — Жертв нет. Но боюсь, что немцы, услышав взрыв, явятся сюда…

— Деревянко, проверь наблюдение, — приказал Арсений Сильвестрович.

Дежурные приникли к темным окнам.

Прошло несколько минут. Там, за окнами дома, стояла темная ночь. Ветер шумел верхушками деревьев и гремел оторванным листом кровельного железа по крыше. Моросил дождь…

Прошло полчаса. Вокруг корпуса было по-прежнему темно и тихо. Немцы, очевидно, не слышали взрыва или не обратили на него внимания… Арсений Сильвестрович приказал дать сигналы отбоя.

Когда участники совещания вернулись в комнату, за столом сидел Арсений Сильвестрович. Перед ним лежала карта окрестностей Краснодара.

— Итак, друзья, будем продолжать, — спокойно проговорил он…

* * *

Мария Федоровна вышла из комнаты, взволнованная не столько происшедшим взрывом, сколько тем, что увидела Бибикова. Ей очень хотелось расспросить его о Евгении, обо всей нашей семье, но она постеснялась это сделать при всех да еще во время такой напряженной обстановки. Бибиков молчал и, как ей показалось, грустно улыбнулся, приветливо кивнул головой, но ничего не сказал…

Мария Федоровна подождала с полчаса у дверей, за которыми происходило совещание, и потом вернулась в лабораторию. В эту ночь ей так и не пришлось повидать Бибикова, а наутро она узнала, что он уже ушел…

Оправившись после болезни, помешавшей уйти с отрядом в горы, Мария Федоровна уехала с маленькой дочерью Инной к сестре, работавшей воспитательницей в детском городке 3-я Речка Кочеты. Пробыв там некоторое время, она вернулась в Краснодар и поселилась у подруги, работавшей инженером комбината. Вернуться домой ей было нельзя: на квартире стояли постоем немцы. Дома оставалась мать Марии Федоровны — пожилая женщина.

Марии Федоровне хотелось хоть одну ночь провести под родной крышей. Вспомнить о Евгении, вспомнить, как они с ним тут хорошо жили. Где он сейчас? Что с ним?

Немцы усиленно распространяли по городу слухи, что они истребили всех партизан в предгорьях и лесах на Кубани… Но Мария Федоровна не верила этим слухам. Она знала, что партизаны живы, что они борются и что в их рядах борется с врагами и ее Евгений. Ей хотелось принять участие в этой борьбе, и она очень обрадовалась, когда Арсений Сильвестрович предложил ей работать в подпольном арсенале…