Вниз по наклонной плоскости

Вниз по наклонной плоскости

Дальневосточные дела стали в центр внешней политики России с середины 90-х годов XIX века. В 1894 году Япония начала войну против Китая из-за Кореи. Японские войска, не встречая нигде серьезного сопротивления, овладели Корейским полуостровом, захватили крепость Порт-Артур и стали угрожать Пекину. Китай вынужден был просить мира. Военные успехи Японии обеспокоили Петербург, поскольку ими создавалась реальная угроза распада Поднебесной империи.

Для оценки непростой ситуации, сложившейся на дальневосточных рубежах страны, император Николай созвал Особое совещание из высших сановников империи. Большинство высказалось за сближение с Японией и участие вместе с ней в дележе Китая. Во главе меньшинства встал С. Ю. Витте. Он рассуждал следующим образом. Огромные владения России на Дальнем Востоке освоены экономически крайне слабо. Это не подлежит ни малейшему сомнению. А раз так, то основной задачей дальневосточной политики Российской империи должно стать поддержание «status quo»²⁵³. Выступая против открытых территориальных захватов, министр финансов предлагал придерживаться курса на мирное экономическое проникновение в Китай под флагом сохранения его территориальной целостности и неприкосновенности.

8 марта 1895 года в городе Симоносеки начались мирные переговоры враждующих сторон. Япония потребовала от Китая отказаться от суверенитета над Кореей, уступить южную часть Маньчжурии (Ляодунский полуостров с прилегающими островами), остров Тайвань и острова Пэнхуледао (Пескадорские), уплатить огромную контрибуцию и предоставить целый ряд торговых привилегий.

Условия Симоносекского мирного договора С. Ю. Витте расценил как весьма опасные для России, поскольку Япония получала территорию на континенте и «…благодаря этому приблизилась к нам в том смысле, что наши приморские владения, Приморский край, прежде отделялись от Японии морем, а теперь Япония переходила уже на материк и завязывала интересы на материке, на том самом материке, где были и наши весьма существенные интересы, а тому являлся вопрос: как же поступить?».

30 марта 1895 года Особое совещание выработало, а император Николай II утвердил следующее решение. Во-первых, русской дипломатии ставилась задача добиваться сохранения status quo ante bellum на севере Китайской империи. В этих видах ей надлежало посоветовать Японии, сначала дружелюбным образом, отказаться от занятия южной части Маньчжурии, так как оно нарушает российские интересы и будет служить постоянной угрозой спокойствию на Дальнем Востоке. В случае же решительного отказа Японии последовать советам России — объявить японскому правительству, что она оставляет за собой свободу действий и будет поступать сообразно со своими интересами. Во-вторых, сообщить официально европейским державам, а также Китаю, что, не стремясь с своей стороны ни к каким захватам, Россия считает необходимым для охраны своих интересов настаивать на отказе Японии от занятия южной части Маньчжурии²⁵⁴.

Министр иностранных дел России князь А. Б. Лобанов-Ростовский немедленно установил контакт с Германией и Францией. Обе страны изъявили согласие поддержать требования России. После этого без промедления Россия предъявила Японии ультиматум. Очутившись в дипломатической изоляции, Япония была вынуждена принять его. Взамен Ляодунского полуострова она потребовала значительную денежную контрибуцию.

В мае 1896 года Россией был подписан договор с Японией о совместном протекторате над Кореей, а месяц спустя — соглашение с правительством Кореи о передаче руководства финансами страны в руки русского советника и об обучении корейской армии русскими инструкторами.

С. Ю. Витте снесся с правительством Китая и предложил посреднические услуги своей страны в деле заключения займа для выплаты контрибуции японцам. Российская империя давала этому займу свою гарантию. 24 июня 1895 года в Петербурге был подписан контракт о предоставлении французскими банками займа китайскому правительству на сумму в 100 млн руб. золотом под гарантийные обязательства России. По инициативе русского министра финансов был создан Русско-Китайский банк. Его учредителями выступила группа французских банков и банкирских домов, которые взяли себе 5/8 частей акционерного капитала, определенного в размере 6 млн руб. 3/8 пришлось на долю единственного русского участника — Санкт-Петербургского международного коммерческого банка. Однако 5 членов правления из восьми были русскими и только 3 — французами. Председателем правления был назначен князь Э. Э. Ухтомский, приятный императору Николаю человек.

Европейские державы не принимали миролюбие России за чистую монету. 16 мая 1895 года В. Н. Ламздорф поместил в дневник обширную выдержку из конфиденциального письма государственного секретаря А. А. Половцова императору. В конце письма говорилось: министр иностранных дел Франции Габриэль Аното со слов германского посла сообщил, что «…у английского правительства есть основания думать, что Россия хочет взять Порт-Артур себе. Франция не имеет ничего против и стала бы нам помогать в осуществлении такого проекта…»²⁵⁵.

Дыма без огня, как гласит пословица, не бывает. В русских военно-морских кругах давно носились с проектом устройства незамерзающего порта для боевых кораблей. «Моряки критикуют дислокацию наших судов на Балтике, где они окажутся запертыми в случае войны и где их броня чаще всего не выдерживает более пяти лет, поскольку морозы оказывают на нее гибельное действие… Все больше и больше поговаривают о необходимости иметь для флота незамерзающий порт на Тихом океане. Как передают, вчера, во время открытия нового морского клуба в Галерном порту, великий князь Александр Михайлович даже будто бы предложил тост за осуществление такого пожелания», — читаем запись дневника В. Н. Ламздорфа от 7 мая 1895 года²⁵⁶.

Японо-китайская война 1894–1895 годов сыграла немалую роль в обострении противоречий между великими державами на Дальнем Востоке. Китай, резко ослабленный в результате проигранной войны, стал объектом открытой экономической экспансии европейских государств. За три года, прошедших после окончания войны, китайское правительство выдало 19 железнодорожных концессий, в том числе и России.

Предпринимались попытки и открытого раздела Срединной империи. В ноябре 1897 года Германия, воспользовавшись удобным предлогом, захватила порт Циндао в Шаньдуне. Этот провокационный акт император Вильгельм совершил если не с одобрения, то с ведома русского царя.

1897 год С. Ю. Витте считал рубежом между двумя этапами дальневосточной политики России. Вначале все шло как надо (выгодные договоры с Китаем и Японией, контракт на постройку и эксплуатацию КВЖД и пр.), а затем события повернулись таким образом, что Россия, вопреки ее собственным интересам, втянулась в трагическую для нее войну с Японией.

Несчастья начались, по убеждению С. Ю. Витте, с того самого момента, когда было принято роковое решение о захвате Порт-Артура, который за несколько лет до этого отстояли у зарившихся на него японских империалистов. В декабре 1897 года отряд русских боевых кораблей бросил якорь на рейде Порт-Артура, а в марте 1898-го Китаю был навязан договор об аренде сроком на 25 лет южной части Ляодунского полуострова (Квантунской области) с портами и прилегающими островами. Этот поступок России С. Ю. Витте расценил как «акт неслыханного коварства». Как мог, он протестовал, но не преуспел. Чтобы хоть как-то ублаготворить Японию, в апреле 1898 года Россия признала преобладание ее экономических интересов в Корее.

Порт-Артур начали превращать в главную базу всего русского Тихоокеанского флота (во Владивостокской гавани стоял лишь отряд крейсеров). Место это было выбрано неудачно. Порт-Артурская гавань имела узкий проход и не в состоянии была вместить большое число крупных судов. Поэтому боевым кораблям постоянно приходилось стоять на внешнем рейде под парами. Русское правительство вложило немалые деньги в постройку соединительной ветки с КВЖД и в крепостные сооружения.

Средства, полученные в счет репараций с Китая, Страна восходящего солнца употребила на модернизацию своих военно-морских сил. Чтобы прочно защитить родные дальневосточные берега от коварного агрессора, всего нужнее были боевые корабли среднего класса — быстроходные крейсера и миноносцы. Еще в 1881 году руководство страны приняло мудрое решение: оборонять тихоокеанские владения России одними инженерно-артиллерийскими и минными средствами, вызывая в случае необходимости эскадры из состава Балтийского и Черноморского флотов, а для ограждения общих интересов иметь на Тихом океане достаточное число крейсеров. Но с 1898 года наращивание боевой мощи русской тихоокеанской эскадры пошло главным образом за счет крупных судов с толстой броней и мощной артиллерией. Для действий на коммуникациях противника броненосцы были малоэффективны. Их задача состояла в другом — прикрывать высадку десантов и сокрушать портовые сооружения противника.

Морское министерство России настаивало на всемерном ускорении постройки боевых кораблей для Тихоокеанского флота. Против выступили Военное министерство и Министерство финансов. Еще в 1894 году, в заключении на проект строительной программы военно-морских вооружений на 1895 год, С. Ю. Витте написал, что Россия — континентальная держава; она не сможет угнаться за Японией, развивающей свои морские силы на Тихом океане. В складывающихся обстоятельствах куда важнее сообразить, как быстро отмобилизовать сухопутные силы России на Дальнем Востоке в случае возникновения там крупного вооруженного конфликта²⁵⁷. Первое, что требуется сделать, — это как можно скорее завершить постройку Сибирской железнодорожной магистрали.

Ее актуальное и потенциальное стратегическое значение историки склонны переоценивать. Пропускная способность дороги не позволяла в короткое время сосредоточить на Дальнем Востоке значительные войсковые соединения. Одним из крупных недостатков Сибирской железной дороги была одна колея, из-за чего она не могла пропускать более 8 пар поездов в сутки (если исходить из расчета скорости движения 25–30 верст в час). Чтобы ускорить движение поездов хотя бы до 40 верст, министр путей сообщения князь М. И. Хилков предложил заменить 18-фунтовые рельсы рельсами тяжелого типа. Но на это нужно было найти в бюджете 50 млн руб. (на рельсы — 36 млн, на балласт — 4 млн и на замену деревянных конструкций мостов металлическими еще 10 млн руб.)²⁵⁸. На финансирование работ по укладке тяжелых рельсов, по замене деревянных мостовых конструкций на металлические и т. п., которыми пропускная способность дороги должна была подняться хотя бы до 10 поездов, с 1899-го и до 1902 года казной было ассигновано 32 млн руб.²⁵⁹

В ходе поездки на Дальний Восток в июне — сентябре 1902 года С. Ю. Витте с прискорбием обнаружил — дорога имеет существенные конструктивные недостатки. В первую очередь он отметил неудачную систему трассировки Среднесибирского участка. «Чем меньше радиусы закруглений линии и чем круче уклоны, тем меньше должен быть состав поездов, а следовательно и провозоспособность дороги, тем труднее и дороже ее эксплуатация, — докладывал он императору. — Чрезмерная крутизна кривых уклонов может сделать дорогу почти совершенно непровозоспособною»²⁶⁰. Вследствие халатно проведенной трассировки участка протяженностью 1160 верст (от Ачинска до Иркутска) длина состава не могла быть выше 16 вагонов, тогда как на участке от Челябинска до Оби он мог быть увеличен до 36 вагонов. «По моему убеждению, — говорилось далее в докладе министра финансов, — до тех пор, пока трассировка пути… не будет исправлена, затраты на усиление ее провозоспособности должны почитаться малопроизводительными и преждевременными. Особенно неосторожно было бы проложение второго пути по подобному тяжелому профилю, так как это явилось бы повторением сделанной раз ошибки»²⁶¹.

***

Давая оценку характеру внешнеполитической борьбы великих держав вокруг Китая, Евгений Викторович Тарле в 1927 году писал: «Нужно помнить, что Китай играл тогда… несколько своеобразную роль: европейский империализм не мог рассчитывать поглотить его путем, например, раздела. Этому прежде всего мешала торговая конкуренция между всеми заинтересованными в Китае великими державами, затем слишком выгодное, сравнительно со всеми прочими, географическое положение двух держав — Японии и России, которые еще могли иной раз подумывать о полюбовном между собой размежевании (да и то думала больше Япония, чем Россия), но уж во всяком случае подпускать на равных правах каких-нибудь третьих лиц не желали. Наконец, громадной помехой для всяких без исключения проектов раздела были Соединенные Штаты, которые желали сохранить торговые возможности во всем Китае и противились каким бы то ни было особым правам европейских держав в этой стране и дележу ее на „сферы влияния“. Были еще и препятствия, мешавшие распорядиться с Китаем так, как в свое время было поступлено с Индией или Африкой; но можно ограничиться и этими, главными»²⁶².

В сентябре 1899 года Соединенные Штаты Америки выдвинули так называемую доктрину «открытых дверей», или «доктрину Хэя» (названную так по имени государственного секретаря). Ею предусматривалось сохранение за всеми странами абсолютно равных прав в Китае, включая права на арендованные у него территории. Портовые сборы, тарифы, таможенные пошлины должны были быть одинаковыми для всех.

Из всех великих держав, имевших в Китае значительные торговые и иные интересы, лишь Российская империя уклонилась от присоединения к доктрине Хэя. С этого момента Америка стала поддерживать Японию и Англию в их совместных действиях против России на Дальнем Востоке.

Очередное обострение обстановки в Китае случилось в 1900 году, когда для подавления восстания ихэтуаней (или «боксерского») в страну были введены войска Англии, Франции, Германии, Японии, США и России. Летом 1900 года ими была взята и разграблена столица Китая — Пекин.

Русские войска под предлогом «боксерского» восстания оккупировали всю Маньчжурию и не спешили оттуда уходить. Российская дипломатия добивалась от Китая сепаратного соглашения относительно условий вывода войск. Япония, США и Англия категорически этому противились.

Японская дипломатия развернула усиленную и многостороннюю подготовку к грядущей войне с Россией. Осенью 1901 года в Петербург прибыла миссия маркиза Ито для заключения соглашения по спорным вопросам; японский посол в Лондоне получил полномочия для выработки проекта союзного договора с Англией. Ито покинул Петербург, так и не добившись желаемого — Корее предстояло остаться за Японией, но Россия должна была вывести войска из Маньчжурии. 30 января 1902 года был подписан англо-японский союзный договор о взаимопомощи в случае вмешательства в вооруженный конфликт третьей державы. Таким образом, Россия в будущей войне с Японией оставалась без союзников.

Это крупное дипломатическое поражение заставило русскую дипломатию пойти на уступки. 26 марта 1902 года Россия приняла на себя обязательство эвакуировать войска из Маньчжурии в течение полутора лет. Был разработан и план эвакуации — в три срока, через каждые шесть месяцев.

Министр финансов С. Ю. Витте категорически настаивал на скорейшей эвакуации Маньчжурии. В этом его поддерживал министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф. Военные были против. Особенно усердствовал военный министр генерал-лейтенант А. Н. Куропаткин. Он носился с планом полной аннексии Маньчжурии, для того чтобы обезопасить русский флот в Порт-Артуре, а заодно и весь русский Дальний Восток, от японской агрессии. К милитаристам примкнул и министр внутренних дел В. К. Плеве. При дворе активизировалась так называемая «безобразовская группировка», для изображения которой С. Ю. Витте не жалеет темных красок.

Возникла она в 1898 году. Группа лиц, входивших в ближайшее окружение императора, учредила акционерное общество для эксплуатации естественных богатств Кореи. У Владивостокского купца Бриннера (отца голливудской кинозвезды 50–60-х годов XX века Юла Бриннера) «безобразовцы» приобрели лесную концессию на реке Ялу. С. Ю. Витте пишет в «Воспоминаниях», что великий князь Александр Михайлович и граф И. И. Воронцов-Дашков «…ввели Безобразова к его величеству, вполне поддерживая его идею захвата Кореи по системе паука, посредством фальсифицированных частных обществ, руководимых и поддерживаемых как материально, так и в случае нужды силою авторитета русского правительства»²⁶³.

Среди акционеров и учредителей общества назывались: шурин царя великий князь Александр Михайлович, граф И. И. Воронцов-Дашков, князь Ф. Ф. Юсупов, камергер М. В. Родзянко, И. П. Балашов, контр-адмирал А. М. Абаза. Главную роль в нем играл отставной ротмистр кавалергардского полка А. М. Безобразов, в молодые годы служивший адъютантом у И. И. Воронцова-Дашкова.

Деятельность «безобразовцев» явно противоречила договору 1898 года России и Японии относительно Кореи.

В литературе, мемуарной и научной, считается, что в разработку лесных богатств на Ялу были вовлечены значительные казенные средства, полученные в Государственном банке безвозвратным образом²⁶⁴.

Выдающийся советский историк Борис Александрович Романов написал об этом специальное исследование, с приведением точных цифр казенных денег, вложенных в «безобразовское» предприятие и бесследно там сгинувших. Министр финансов С. Ю. Витте, как сообщает историк, всеми силами противившийся корейской авантюре А. М. Безобразова, вынужден был смириться и уступить. В январе 1903 года по его распоряжению был открыт кредит Безобразову в сумме 2 млн руб., как пишет Б. А. Романов, «…с отнесением его частью на 12 миллионный фонд (520800 руб.), частью временно на секретный фонд Русско-Китайского банка (256640 руб.), частью на прибыли иностранного отделения при Особенной канцелярии по кредитной части (1227060 руб.). Кредит был им исчерпан к ноябрю 1903 года без остатка. Сверх того, на канцелярию статс-секретаря, каковым А. М. Безобразов был назначен 6 мая 1903 года, было отпущено еще 200000 руб.»²⁶⁵.

Военный министр А. Н. Куропаткин вел личный дневник. Под 31 октября 1903 года он поместил запись о своей беседе с Витте по делам Дальнего Востока. С. Ю. Витте показал ему два документа. «В первом из них были изложены основания действий лесного предприятия на реке Ялу, а на обороте государь написал почти всю страницу карандашом. Тут значилось, что барыши с предприятия на Ялу должны поступать в доходы кабинета в соответствии с теми расходами, которые произведены на это предприятие из сумм кабинета. Что потом дальнейшие барыши должны идти на содержание войск на Дальнем Востоке, и наконец, на эти же документы следует развить церковное строительство. Документ, по-видимому, 1900 года. Того же года Витте показал мне собственноручное письмо государя, которое начиналось так: „Любезный Сергей Юльевич, сделайте распоряжение об открытии А. М. Безобразову в Русско-Китайском банке кредита в 2 млн руб.“ Витте прибавил, что эти два миллиона израсходованы без толка, что теперь сам Безобразов признает неудачу своих предприятий; что никакого отчета в этих двух миллионах он никому не дает; что дела ведутся очень темные»²⁶⁶.

Один лишь министр финансов сохранил голову в обстановке безграничного национального самохвальства и опаснейшего самодовольства, господствовавшего при дворе Николая II. С шапкозакидательскими заявлениями выступали даже такие несомненно способные военные, как А. Н. Куропаткин и П. С. Ванновский. Громадным своим умом, большим жизненным опытом, наконец, политическим инстинктом, развитым у него более чем у кого бы то ни было в окружении Николая II, С. Ю. Витте понимал, что Россия не может, не должна воевать ни в коем случае. «Именно тут и проявлялась интуиция, так могущественно развитая в Витте: он мог там и сям обронить хвастливое, шовинистическое словцо, но всем нутром своим он понимал страшную опасность новых войн для всего бытия основанной Петром I петербургской империи», — справедливо замечает Е. В. Тарле, автор лучшей, пожалуй, биографической работы о С. Ю. Витте во всей отечественной литературе²⁶⁷.

В цитированном выше всеподданнейшем докладе по итогам поездки на Дальний Восток С. Ю. Витте без обиняков предупреждал императора: «По-моему мнению, вооруженная борьба с Японией в ближайшие годы была бы для нас большим бедствием. Я не сомневаюсь, что из этой борьбы Россия вышла бы победительницей (sic! — С. И.), но победа при настоящем положении досталась бы ей ценою больших жертв и тяжело отразилась бы на ее экономическом положении». Япония, полагал министр, вовсе не слабый противник. До вооруженного столкновения с нею желательно выполнить следующую программу действий: окончательно оборудовать КВЖД и полностью ввести ее в строй, усилить Среднесибирскую дорогу и достроить кругобайкальский участок; закончить оборудование Порт-Артура, рассчитанное на 10 лет, и улучшить «…в военном отношении Владивосток, так как в противном случае наш флот будет лишен одного из важнейших условий успеха в морской войне — возможности быстрой починки поврежденных судов»²⁶⁸. В настоящее же время следует эвакуировать Маньчжурию и уступить Японии во всех ее требованиях, касающихся Корейского полуострова: «…Пока мы хотя бы на время не откажемся определенно от притязаний на Корейский полуостров, Япония из чувства самосохранения будет неизменно противником всех наших начинаний не только в Корее, но и вообще на Дальнем Востоке»²⁶⁹.

***

Борьба против опаснейших безумств царского окружения очень тяжело далась С. Ю. Витте. В июне 1903 года А. Ф. Кони повстречал его на Сестрорецком курорте. «Он приехал верхом и ходил, то ускоряя, то замедляя шаг, по длинной крытой галерее близ морского берега, досадливо и с явным невниманием слушая какие-то объяснения старшего врача курорта. Я, — пишет А. Ф. Кони, — едва узнал в этом согнувшемся, мешковатом, с потухшим взором и тревожным лицом, человеке самоуверенную и энергичную фигуру министра финансов. Он любезно пошел мне навстречу, задержал мою руку в своей и стал меня расспрашивать о том, как мне живется на курорте. Я видел, что это лишь машинальные фразы, что он даже не слушает моих ответов и что он, „оглушенный шумом внутренней тревоги“, среди злобного торжества многочисленных врагов, радуется встрече с человеком, который не учинил ему никакой неприятности»²⁷⁰.

15 августа 1903 года С. Ю. Витте во время своего всеподданнейшего доклада у императора неожиданно узнал, что он отставлен с поста министра финансов. На его место был назначен управляющий Государственным банком Э. Д. Плеске. Отставка была преподнесена как повышение. 16 августа С. Ю. Витте получил назначение председателем Комитета министров, а на следующий день — еще и членом Государственного совета. В награду за многолетнее успешное управление государственными финансами он получил от царя крупную сумму денег — 400 тыс. руб. Жалованье его было увеличено и составляло теперь 26 тыс. руб. в год²⁷¹. С. Ю. Витте наконец-то стал обеспеченным материально человеком. Он смог дать за дочерью хорошее приданое и обзавестись собственным комфортабельным жилищем. Его двухэтажный особняк на Каменноостровском проспекте в Петербурге, уютный и изящный, был выстроен в виде белого загородного коттеджа.

***

Перемещение С. Ю. Витте с поста министра финансов означало устранение его от участия в дальневосточных делах. На Дальнем Востоке было учреждено особое наместничество во главе с адмиралом Е. И. Алексеевым, командующим Тихоокеанским флотом. Всем стало ясно — политике уступок и компромиссов, которую пытался проводить С. Ю. Витте в отношениях с Японией, наступил конец. Принимаются решения об увеличении гарнизонов на Дальнем Востоке, о прекращении эвакуации воинских частей из Маньчжурии и о занятии войсками бассейна реки Ялу. Русские войска вторично вошли в оставленный ими ранее Мукден.

Е. И. Алексеев был низкого роста, плотный, с проницательными черными глазами. Подвижный и деятельный человек, он обладал живым практическим умом и хорошо знал флот. В качестве главы Квантунской администрации он был совершенно не на месте — ему более подошла бы должность морского министра. Главными его недостатками как руководителя были нерешительность, склонность к лести и нетерпимость к чужому мнению²⁷².

Он совершенно не верил в просветительскую миссию культурно отсталой России на Дальнем Востоке и особенно в ее способность к мирной колонизации Маньчжурии. Так же как и С. Ю. Витте, адмирал считал захват Порт-Артура большой ошибкой. России следовало бы укрепиться в Корее и на берегах Цусимского пролива, чтобы обезопасить подступы к Владивостоку. Но коль скоро Порт-Артур сделался русской военно-морской базой, то его нужно всячески укреплять и прежде всего обезопасить его сообщение с Россией, которое весьма легко прервать. Поэтому так называемая «безобразовская авантюра» в Корее не вызывала у него принципиальных возражений.

Для С. Ю. Витте такой поворот событий явился колоссальным ударом, повергшим его в состояние растерянности. В октябре 1903 года состоялось заседание Государственного совета. Для А. Н. Куропаткина оно ознаменовалось большой радостью, запечатленной на страницах дневника: «…Витте, три года не соглашавшийся со мной в необходимости присоединения к России Северной Маньчжурии, наконец, сдался. После разных оговорок, что мы сами испортили положение, он признал, прочитав мою записку по Маньчжурскому вопросу, представленную государю, что ныне нам ничего другого не остается, как присоединить к России Северную Маньчжурию, как мною проектировано»²⁷³.

Сник и единомышленник С. Ю. Витте — министр иностранных дел граф Владимир Николаевич Ламздорф. 24 ноября того же года он долго беседовал с А. Н. Куропаткиным по дальневосточным делам. Министр иностранных дел был преисполнен крайнего скепсиса в отношении перспектив переговоров России с Японией. По его мнению, переговоры русской стороной затягиваются намеренно, чтобы выиграть время для подготовки к войне. На мирные предложения японцев некоторое время вообще не давалось никакого ответа. «Но, по мнению Ламздорфа, идти так неопределенно, как мы идем, так нельзя, пусть ему скажут: надо присоединить всю Маньчжурию или часть ее, и он это сделает. Поводов достаточно. Когда он указывал государю, что Алексеев вновь занимает некоторые пункты в Маньчжурии, государь ответил, что он всегда был того мнения, что Маньчжурию не следует очищать» (выделено в источнике. — С. И.)²⁷⁴.

Не кто иной, как генерал А. Н. Куропаткин явился автором удивительного проекта об обмене у Китая Северной Маньчжурии на Квантун вместе с южной ветвью железной дороги. Его подлинник был направлен императору в Дармштадт, где тот находился в октябре 1903 года, а копия помещена в личный дневник военного министра.

В проекте А. Н. Куропаткин предается рассуждениям о плюсах и минусах присоединения как Северной, так и Южной Маньчжурии. Плюсов в аннексии одной только северной части ему видится целых десять. В их числе, например, следующие: «Мы получаем возможность приостановить заселение китайцами свободных земель», «мы получаем государственную границу, на 1300 верст более короткую, чем ныне», «за рекою Сунгари мы найдем отличную позицию как для обороны, так и прочную базу для перехода в наступление»²⁷⁵. Невыгод министр усматривает только две: во-первых, присоединяя Маньчжурию, Россия создает опасность более быстрого проникновения «желтолицых» в Приамурский край; во-вторых, присоединяя эту страну, Россия должна готовиться к энергичному протесту со стороны Китая и даже к разрыву дипломатических отношений с Поднебесной²⁷⁶.

В отношении Южной Маньчжурии все обстояло как раз наоборот: плюсов только два, зато минусов целых девять: «присоединение Южной Маньчжурии может нарушить наше согласие с европейскими державами, Америкою и прочими из-за Инкоу, устья Ялу, Мукдена и других пунктов», «занятие только Северной Маньчжурии может обойтись без войны с Китаем и Японией. Занимая Южную Маньчжурию, мы должны готовиться к войне с Японией из-за Кореи, с Китаем — из-за Мукдена» и т. д. и т. п.²⁷⁷ Рассуждения государственного деятеля украшал вывод: «Сравнение выгод и невыгод занятия нами Южной Маньчжурии не может не привести к выводу, что нам в настоящий исторический период необходимо ограничиться только присоединением к России Северной Маньчжурии»²⁷⁸.

В развитие своих планов А. Н. Куропаткин предложил еще ряд мер. В записке, поданной монарху 28 ноября 1903 года, помимо обмена с Китаем территориями, принадлежавшими ему же, военный министр советовал заплатить китайцам 250 млн руб. за будущие территориальные приобретения.

С. Ю. Витте, с которым 3 декабря 1903 года Куропаткин поделился своими идеями, полностью их одобрил. «Он, Витте, если бы государь пожелал, взялся бы убедить в необходимости этого решения и графа Ламздорфа. Он же, Витте, взялся бы реализовать указанные мною в записке 250 млн руб. за Южную ветвь и сооружения на Квантуне и вполне согласен, чтобы употребить их на дела устройства Дальнего Востока. Результаты получились бы огромные. Конечно, он возражал мне и доказывал ошибочность мнения, что занятие Порт-Артура явилось следствием постройки, по предложению Витте, магистрали через Северную Маньчжурию»²⁷⁹.

С аннексионистскими устремлениями А. Н. Куропаткина в конце концов согласился и неуступчивый В. Н. Ламздорф. Он прочел записку военного министра и одобрил ее. «Тут есть определенность»²⁸⁰.

Свой план А. Н. Куропаткин отстаивал в совещании, которое состоялось у императора по поводу депеши адмирала Е. И. Алексеева с советом немедленно прервать переговоры с Японией. Если судить по дневниковой записи А. Н. Куропаткина, то император Николай II был против очищения и Южной Маньчжурии. По-видимому, девять доводов военного министра его не очень убедили: «Государь по вопросу о Южной Маньчжурии высказал, что там у нас есть интересы в таможне в Инкоу; что мы можем четвертую часть расходов перечислить в Русско-Китайский банк, что нам надо взять движение по Ляохе в свои руки»²⁸¹. Император высказал соображение, что управление присоединенными территориями следовало бы оставить в руках самих китайцев²⁸². Граф В. Н. Ламздорф говорил, что бессрочная оккупация Южной Маньчжурии влечет за собой ее необходимое присоединение.

Колебания в правящих сферах продолжались. Министр иностранных дел сеял панику, говоря, что передавать распри России и Японии на решение третейского суда в Гааге не имеет никакого смысла — все международные трактаты против России. Военный министр советовал ему настаивать, чтобы японцы не смели пользоваться корейской территорией севернее 39-й параллели для стратегических целей, а также ни в коем случае не обещать, что «…мы обязываемся соблюдать территориальную целостность Маньчжурии». Император был также против того, чтобы Россия согласилась признавать суверенитет Китая: «…Государь назвал дерзкими требования Японии, чтобы мы обязывались уважать территориальные права Китая в Маньчжурии». Предложения военного министра о подготовке театра военных действий в Маньчжурии были одобрены Верховным главнокомандующим²⁸³.

7 января 1904 года военный министр записал в дневник: «Японские дела тревожат всех». По американо-китайскому торговому трактату уже состоялся обмен ратификационными грамотами и сенат США утвердил штаты генеральных консульств в важнейших городах Маньчжурии. Англичане запросили российского посла Бенкендорфа, что же Россия хочет и собирается делать с Маньчжурией. Русский посол от ответа уклонился²⁸⁴.

Правящие круги страны никак не соглашались на требование об уважении территориальной целостности своего дальневосточного соседа и друга. Даже когда дело уже шло к разрыву, царь, глава внешнеполитического ведомства и военный министр твердо стояли на своем. 12 января 1904 года А. Н. Куропаткин совещался с В. Н. Ламздорфом по поводу последних требований Японии. «Ламздорф полагает, что по отношению к Корее ему легче… настоять, чтобы Япония не занимала со стратегическими целями никаких пунктов во всей Корее. Относительно Маньчжурии он надеется какой-либо общей фразой избавиться от требования Японии, дабы мы обязались уважать территориальную неприкосновенность Китая в Маньчжурии»²⁸⁵.

15 января состоялось еще одно совещание, на сей раз у великого князя Алексея Александровича, для составления ответа на контрпредложения Японии. Военного министра особенно беспокоил вопрос о территориальной неприкосновенности Китая, и он отстаивал свою точку зрения — пункт об уважении территориальных прав Китая в Маньчжурии Россия принять не может. «Я говорил, что если бы мы такую статью дали, то скоро вынуждены были бы ее нарушить. Гр. Ламздорф обещался и не допускать обсуждения этой статьи, выработав такую редакцию, в которой о территориальных правах Китая в Маньчжурии ничего не говорилось бы»²⁸⁶.

Под 25 января 1904 года А. Н. Куропаткин оставил интересную дневниковую запись, разъясняющую позицию русской дипломатии по маньчжурскому вопросу — Россия надеялась выдержать военно-морское противоборство с Японией. Адмирал Авелан считал, что силы у русских достаточно, чтобы атаковать японский флот. «Броненосных кораблей у них столько же, но есть и старого типа. Крейсеров малых больше, но малые плохи и будут привязаны к берегам. Минный флот у них сильный. Мы технически и по составу сильнее, но Авелан выразил сомнение в способности адмирала Старка вести самостоятельно такую огромную морскую операцию»²⁸⁷.

Расчеты политиков и военно-морских стратегов вовсе не были построены на песке. Первая эскадра, направленная на Дальний Восток, состояла почти целиком из кораблей новейшей постройки. На Балтике остались суда преимущественно устаревших типов. По расчетам военно-морского ведомства России, 6 японским и 5 английским эскадренным броненосцам на Тихом океане должны были противостоять 10 российских²⁸⁸.

25 января 1904 года японская дипломатическая миссия покинула Петербург, а на следующий день у царя заседали министры иностранных дел, военный и морской. В дневнике последнего российского самодержца осталась запись (под 26 января 1904 года): «Утром у меня состоялось совещание по японскому вопросу; решено не начинать самим»²⁸⁹.

На усиление русской Тихоокеанской эскадры с Балтики был направлен еще один отряд боевых кораблей в составе 1 броненосца, 2 крейсеров и 7 миноносцев под командованием контр-адмирала Вирениуса. Однако ему не суждено было добраться к месту назначения. Японцы не стали ждать, пока русские станут еще сильнее, и первыми открыли боевые действия нападением на корабли, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура. Произошло это в ночь на 27 января 1904 года.

***

После захвата Квантунской области в 1904 году японцы ее совершенно преобразили. Всюду были проложены добротные шоссейные дороги. Голые, скалистые сопки покрылись густым хвойным лесом, посаженным японской администрацией. Украсить сопки лесом собирались и русские, но дальше совещаний и комиссий дело так и не сдвинулось²⁹⁰.