Назначение
Назначение
Противник прорвался в район Истры. Это было неожиданно. Рубеж реки. Истринское водохранилище, сам город Истра и пересеченная местность далее на юг давали возможность, используя выгодные условия для обороны, задержать противника на долгое время. Но надеждам этим не суждено было оправдаться. И не потому, что наши войска не проявили стойкости. Прорыв был результатом какой-то нелепой случайности — из-за отсутствия бдительности.
Всякая неожиданность, естественно, вызывает если не гнев, то, во всяком случае, огорчение и сопряжена с нервозностью, пока не будет выправлено положение. Однако попытки восстановить положение не увенчались успехом, и нервозность продолжалась. Брешь, пробитая противником, расширялась и углублялась. Как на фронте, так и на флангах наши войска вели сдерживающие бои. Мы вынуждены были отойти, чтобы не попасть в окружение.
Организация отхода или выхода из боя — самое трудное дело, это самый сложный маневр, и не всегда он завершается удачно, так как идущий по пятам противник на каждом шагу навязывает свою волю, заставляет перестраиваться. График, составленный штабом, в этих условиях лихорадочно пляшет, как ртутный столб в капризную погоду. Штаб сердится, жмет сверху. Войскам из-за этого тяжело вдвойне...
В суматохе отступательных боев, когда еще не остыл гнев нового комдива, полковник Капров и майор Елин были вдруг отстранены от командования. Ну, в бою, коль отстранен — пока помалкивай, разбираться некогда... Капрова сменил начальник разведывательного отдела дивизии майор Стариков, а сменить Елина было предложено мне.
Я отказался.
Отец всегда говорил мне: никогда не берись за дело, которого не знаешь, для которого не подготовлен, не дорос. Самое главное, учил он, знать свои способности и все время сознавать свою ответственность перед людьми.
Однако все мои попытки отказаться от высокой для меня чести принять командование нашим гвардейским стрелковым полком, отказаться дипломатическим путем, ссылаясь на свою неопытность, были встречены командованием дивизии неодобрительно. Более того, мне пришлось услыхать грубые окрики и угрозы. Я был уверен — мой покойный учитель Иван Васильевич хвалил меня как командира батальона. Не больше! Зная его серьезный подход к кадрам командного состава, я до сих пор не допускаю мысли, чтоб он когда-нибудь обмолвился о моей кандидатуре на должность командира полка, а тем более в такой сложной обстановке и вместо такого командира, как Елин.
Я продолжал упорствовать. Комдив сочно выругался, встал со своего места. И вдруг — сильный взрыв! С треском обвалился угол комнаты. Дым, гарь, пыль окутали нас.
— Вы живы? — спросил меня комдив.
— Жив!
— Выйдем отсюда.
На улице переполох. Авиация противника бомбит деревню, где разместился штаб нашей дивизии.
Комдив повез меня к командующему армией. Я и его адъютант сидели сзади. Комдив всю дорогу ругал меня и угрожал, что командующий снесет мне башку с плеч. Я молчал.
Ехали мы больше часа.
Оставив меня в машине, комдив с адъютантом ушли. В мучительном ожидании прошло около часа. В голове у меня сумбур. «Я же не отказываюсь воевать, но полк мне пока не по плечу!» Эта мысль в какой-то степени успокаивала меня и бодрила.
— Идемте! — грубо приказал мне высокий капитан, открыв дверцы машины. Я пошел. Грубость его встревожила меня. — Войдите сюда! — приказал все тем же тоном капитан, указывая мне на дверь.
Я вошел и... изумился. Это был просторный класс школы с расставленными для занятий партами. Ни одна парта не была сдвинута с места. На фоне большой черной доски, исчерченной мелом (там были всевозможные военные знаки), за учительским столом, сосредоточенно склонившись над топографической картой, сидел красивый, с продолговатым лицом генерал-лейтенант.
— Разрешите, товарищ командующий? — произнеся, хотя был уже в классе. Генерал медленно поднял голову, встал со своего места и пошел ко мне навстречу между партами. Он был высокий, стройный, молодой. Я приготовился было звякнуть шпорами и выпалить: «Товарищ командующий! Старший лейтенант Баурджан Момыш-улы прибыл по вашему приказанию!» Я уже вытянулся по всем правилам ефрейторского искусства, но генерал улыбнулся и протянул мне руки:
— Здравствуйте, товарищ Момыш-улы.
Видимо, я выглядел как провинившийся мальчишка. Генерал улыбался и не отпускал моей руки.
— Покойный Иван Васильевич говорил мне о вас... А теперь мы с вами познакомились лично. Не ручаюсь, что вы единственный старший лейтенант в Красной Армии, который будет командовать полком, но могу сказать, что вы единственный старший лейтенант в нашей армии, назначенный командиром полка. Поздравляю вас с новым назначением!
Признаться, я оторопел. Командующий отпустил мою руку, свои заложил за спину, прошелся два-три шага, как бы что-то продумывая, повернулся и внимательно посмотрел на меня своими темно-серыми глазами.
— Знаю, что придется вам нелегко. Но беритесь смело. Если нужно будет — обращайтесь. Поможем.
Я поблагодарил командующего за доверие.
— Ну, значит, договорились? — снова мягко улыбнувшись, спросил командующий. Он протянул мне руки на прощанье и сказал:
— Ни пуха, ни пера. Еще раз поздравляю. Вместе будем воевать.
Передавая свои обязанности, майор Елин тоже поздравил меня с новым назначением. На прощанье он сказал:
— Комбат первый, имей в виду, что полк — не батальон. Здесь к решению каждого вопроса надо подходить трижды серьезнее, чем в батальоне. И не всегда тебе будет сопутствовать удача — так что имей выдержку и не руби с плеча. А главное — считайся с мнениями людей, ведь именно они решают боевые задачи. Но не подчиняйся подчиненным. Продумай, организуй, обеспечь, приказывай и требуй выполнения приказа.
Я пошел проводить своего бывшего командира. Елин был природным пехотинцем, он избегал верховой езды, любил тарантас и кошевку. Садясь в кошевку, он чуть побледнел. Я понимал его. Он был первым командиром нашего полка, он формировал и обучал наш полк, и полк под его командованием провел более тридцати боев, удостоился гвардейского звания. Елину тяжело было расставаться с полком, тем более в такой трудной боевой обстановке. Он уловил мой взгляд, понял мои мысли и грустно улыбнулся. Однако голос его был тверд.
— Ну, комбат первый, а теперь комполка, я рад за тебя, дорогой. Только ты, пожалуйста, не зарывайся. Смотри, Баурджан! — он погрозил мне пальцем и, обращаясь к ездовому, сказал: — Трогай, Семен!
Пара гнедых галопом сорвалась с места. Несколько минут я смотрел вслед своему командиру.
Когда я вошел в штаб, комиссар Логвиненко говорил в трубку полевого телефона.
— Неужели, товарищ начальник?.. — увидев меня, он запнулся и, долго слушая, отвечал кратко: «Да», «Нет», «Раз вы так решили», «Мне же работать с ним»... — Потом сказал: — «Слушаюсь, товарищ начальник», — и передал трубку дежурному телефонисту.
Так я стал командиром полка.
* * *
— Кого мы назначим командиром первого батальона на ваше место? — спросил Логвиненко, прервав доклад начальника штаба майора Демидовича, сухого, как мумия, долговязого, с вдумчивыми карими глазами, офицера.
— Я уже назначил лейтенанта Исламкулова.
— Как же так?
— Он хороший командир. Думаю, справится с обязанностями командира батальона.
— Но он же беспартийный! И потом — у него с социальным происхождением не совсем ладно. Его отец был двадцать пять лет волостным управителем.
— Я тоже беспартийный. И не сам Исламкулов, а его отец был волостным управителем.
— Я возражаю против кандидатуры Исламкулова.
— Вы возражали и против моей.
— Я — комиссар! — вспыхнул Логвиненко. — Майор Демидович, выйдите!
Майор вышел.
— А я командир, — возразил я. — И простите, Петр Васильевич, но я командовал этим батальоном до сих пор, а теперь разрешите мне же решить вопрос, кому доверить мой батальон, коль я назначен командиром полка.
— Вы ответите!
— Вместе будем отвечать, товарищ комиссар... И вот что. Вы старше меня и по возрасту, и по званию, но давайте честно доложим командованию, что мы друг другу но понравились с первого взгляда.
— Вы меня поставили перед фактом...
— Больше этого не будет, Петр Васильевич. Простите. Дальше без вашего совета — ни шагу. Это я обещаю.
Логвиненко, так и не подавив обиды, согласился. Вошел Демидович.
— Товарищ командир, — обратился он ко мне, — наши батальоны разбросаны, между ними неприкрытое пространство около двух-трех километров.
Демидович показал на карте положение противника и наших подразделений.
— Штаб дивизии требует доложить ваше решение.
— Доложите, что пока обстановка без перемен.
— К нам прибыло четыреста пятьдесят человек пополнения. Они здесь. Как прикажете их распределить?
— Сколько людей в батальонах?
— В первом батальоне...
В это время совсем близко раздался треск пулеметов и автоматов. Демидович прекратил доклад и, спешно собрав бумаги, убрался. Мы с комиссаром вышли на улицу. Кругом стрельба. Что это? Нападение на штаб полка...
Я видел, как все четыреста пятьдесят человек пополнения кинулись врассыпную. Но старая гвардия — комендантский взвод, — укрывшись у заборов и стен домов, отстреливается. Я и комиссар догоняем беглецов, пытаемся остановить их. Безрезультатно. Мы забегаем вперед.
— Стой! — кричит комиссар.
— Стойте! — кричу я, подымая руки. Логвиненко выхватывает пистолет.
В конце концов нам удается остановить беглецов и организовать оборону у опушки леса, который большой продолговатой полудугой окаймлял прилегающее к деревне поле. Пополнение пришло к нам плохо вооруженным, а самое главное — не разбито на роты, взводы и отделения. Это была толпа в военной форме.
Вдруг издали я увидел долговязую фигуру Краева. Он держал ручной пулемет наперевес и, стреляя на ходу, поднял свою роту в контратаку во фланг противника, Эта контратака была неожиданна и для меня, и для немцев. Я стоял, а противник бежал обратно в Трусово. Смелое и внезапное действие роты Краева предотвратило катастрофу с новым, необстрелянным и пока еще неорганизованным пополнением.
Что касается штаба, то в бегстве он опередил всех. При мне оказался лишь единственный офицер штаба — высокий, стройный брюнет с открытым честным лицом, полковой капельмейстер Николай Попов. Он, оказывается, в этот день был дежурным по штабу и счел своим долгом даже при паническом бегстве штаба быть при командире полка. Эту трогательную верность своему долгу со стороны Николая Попова я всегда вспоминаю с благодарностью.
Попова я послал к Краеву с приказанием закрепиться, связаться с Исламкуловым и прикрывать наш отход...
Новое пополнение отвели в Соколово, дали ему опомниться, потом под прикрытием домов и сараев разбили на взводы и каждому взводу указали позицию вокруг Соколова.
Самым неприятным было то, что люди не знали меня, а я не знал людей. Но они верили, что я действительно их командир полка.
— Окапывайтесь, товарищи. Скоро вечер. Слышите, — впереди наши товарищи ведут бой. Они прикрыли наш отход. Они скоро сюда придут, и вы вольетесь в их ряды. А со старыми гвардейцами веселее будет, — говорил я, подходя к каждой группе.
— Подождем, товарищ командир, — отозвался пожилой красноармеец с простуженным голосом. — Спешить-то некуда, война ведь только началась. Воевать да воевать еще... А давеча немножко неладно получилось.
— Не беспокойтесь, товарищ командир, этого больше не будет... — заверяли бойцы.
— Наша группа не подведет, товарищ командир.
На южной окраине деревни стоял громадный стог, несколько необычный по цвету — багряно-белый. Подошли ближе: это были тюки ваты. «Тепло будет, и от шальных пуль и осколков преграда», — подумал я и приказал разобрать тюки, соорудить из них укрытие.
Когда я направился на другой фланг, начался сильный минометно-артиллерийский обстрел. Бойцы, лежавшие на голой мерзлой земле, кинулись бежать в избы и сараи. Я прислонился к углу одного из домов, чувствуя себя беспомощным. На глазах рушился боевой порядок, только что построенный с таким трудом. Если в этот предсумеречный час с какой-либо стороны, треща автоматами, наскочит группа неприятеля, люди кинутся в лес, разбредутся там, а ночью попробуй-ка найти и собрать их! И при мне никого нет. Попов еще не вернулся, а штаб как в воду канул. Да, это не то, что командовать батальоном! Прошло несколько часов, как меня назначили командиром полка, а я до сих пор не знаю, где полк, и полк не знает, где я. Так я стоял и думал, как командир маршевой роты под сильной бомбежкой.
Из противоположного дома выбежала маленькая женщина в очень широкой для нее шинели. Она стала перевязывать раненого бойца.
— Доктор! — кричу я.
— Я не доктор.
— Как вас зовут?
— Вера!
— Верочка, организуйте в этом доме пункт медпомощи. Я сейчас туда приду.
Потом на улице я встретил Попова, затем лейтенанта Сулиму — адъютанта, который вернулся, проводив Елина до штаба дивизии.
— Раненых, кто может идти, — в этот дом, а тяжелых нести туда... Бегите сейчас же. Организуйте охранение, — скороговоркой распорядился я и побежал на другой фланг. Тут мне встретился коновод Синченко, которого я потерял еще в Трусове.
— Скачи к Исламкулову. Пусть оставляет прикрытие и немедленно отойдет сюда!..
Так кончился первый день у вновь назначенного командира полка.
* * *
Усталый, вконец выбившийся из сил, я сидел в углу просторной комнаты. Невысокая, с толстыми рыжими косами до пояса, светлоглазая девушка — бывшая студентка авиатехнического института, а ныне санитарка Вера Гордова быстро перевязала раненых. Одних она укладывала на полу, сунув под голову противогаз, других сажала у стены.
— У вас же царапина! — возмутилась Вера, осмотрев дюжего бойца. — Чего вы стоите? Помогите-ка мае уложить раненого.
Боец, смутившись, стал помогать. Пришли Сулима и Попов.
— Как с тюками ваты?
— Начали разбирать, товарищ командир.
— Прикажите принести несколько тюков сюда!
— Зачем? Эта вата не стерильная! — воспротивилась Вера.
— Под головы будем подкладывать.
— А, тогда хорошо. Я не сообразила, — и она по-детски наивно улыбнулась.
Пришел Толстунов. У него из правой руки сочилась кровь.
— Что с тобой, Федор Дмитриевич?
— Со мной-то ничего, а вот с пулеметчиком Блохой... Когда мы прикрывали отход, ему пулей пробило горло и осколком ранило в голову.
— Жив?
— Жив. Хрипит.
— Верочка, перевяжите руку старшему политруку. Скоро будем отправлять раненых.
Появился Исламкулов.
— Кого оставили для прикрытия?
— Роту Краева. Два ПТО.
— Зачем ПТО?
— Два танка... Один подбили, а другой укрылся в лесу.
— Пополнение вливается в ваш батальон. Народ в основном неплохой. Распределите по ротам. Краева оставьте как боевое охранение, а здесь организуйте круговую оборону. Вату обязательно использовать в окопах.
В 23.00 нашелся штаб. В 24.00 вернулся комиссар из штаба дивизии. Телефонная связь была восстановлена. Распоряжения получены. Подполковник Курганов снова взялся поддерживать нас двумя артиллерийскими дивизионами. Люди разошлись по своим боевым местам.