* * *

Вы когда-нибудь пили молочный самогон? Да еще теплый, в тывинской степи под звуки горлового пения и под палящими лучами полуденного июльского солнца?

Если вы пили в таких условиях молочный самогон, черпая его алюминиевой плошкой из большого чана, стоящего посреди поляны, и не потеряли при этом бодрости и присутствия духа, жизнь ваша прожита не напрасно и заслуживает всяческого уважения.

Я там был и это пил. Вместе с президентом Б.Н. Ельциным.

Приближались выборы девяносто шестого года. Надо было побеждать во что бы то ни стало. Так добрались и до Тывы, которая в детстве смотрела на меня поразительной красоты марками, особенно треугольными.

Агитационную свиту вел по маршруту знаменитый Сергей Шойгу, сам из этих краев, из Кызыла.

На поляне давали концерт. Поставили всего два стула — для президента и министра культуры. За нами сгрудились остальные — Шевченко, Бородин, Коржаков, Илюшин, охрана, руководство республики.

Горловое пение поразило Бориса Николаевича. Для него это была первая встреча с неизвестным доселе искусством. Он поднялся и подошел к певцам, пытаясь заглянуть им в рот, подобно врачу-отоларингологу. Вернувшись, восхищенно сказал мне: “Всем дать заслуженных!”. (В Ельцине иногда просыпался большой ребенок, непосредственно и живо реагирующий на жизнь, когда она не политика, когда не мешает).

Выпили еще теплого самогонца за процветание народного искусства.

Хозяева вручили подарки. Опять же только двоим, тем, кто сидел на стуле. (Ведь понятно: раз концерт — значит, сидеть должен министр культуры). Мне почему-то дали спортивную амуницию для национальной борьбы. Ельцин нахмурился. “Почему это вам? Это надо отдать Тарпищеву!”. Логика железная, однако Шамиль Тарпищев находился в Москве и осуществить немедленную передачу не представлялось возможным.

Уже сидя в юрте за обедом, Борис Николаевич с гордостью сказал: “Вот ведь, только у нас есть такое горловое пение, нигде больше!”. Черт меня дернул почтительно уточнить: “Ну что вы, Борис Николаевич, это есть и в Монголии и в некоторых других странах”. Надо сказать, что возражать Ельцину, да еще на людях, не полагалось никому (может быть, только Владимиру Николаевичу Шевченко, бесстрашному шефу протокола). В юрте повисла тишина. Президент сдвинул брови и, неприязненно оглядев меня, твердо заявил: “У нас лучше!”. И добавил, помолчав: “А борцовку отдайте Тарпищеву!”. Так я был дважды справедливо повержен президентом.

Впрочем, после горячего молочного самогона водка показалась райским напитком.