Страх И Отвращение У Палатки С Мексиканским Фаст-Фудом
Многим поездка в Голливуд напоминает какой-нибудь опасный и захватывающий дух аттракцион. Голливуд можно сравнить с бойлерной, в которой горячий пар закачивают в тысячи больших и маленьких паровых котлов. В соответствии с законами физики одни паровые котлы взорвутся раньше, чем другие. В конечном итоге рано или поздно взорвутся все котлы, если только не прекратить подавать в бойлерную горячий пар.
Я обожаю пар и научился выживать в самых диких и противоестественных условиях. Я фрик пара. Голливуд для меня – мелочевка. Мне он, в сущности, по барабану. Я там был много раз. Иногда мне кажется, что я полжизни прожил в «Шато Мармонт»[38].
На его стенах – потеки крови, в том числе и моей. Прошлой ночью в лифте я отрезал себе кончики двух пальцев, и у меня началось такое кровотечение, что лифт пришлось на время отключить.
Но никто на жаловался. Меня не просто любят в «Шато», меня там очень любят. Из простой прихоти я поместил в черный список отеля несколько очень важных особ. Например, в «Шато» заказан вход ребятам из организации Шварценеггера – им даже кофе не нальют. Они в «Шато» – персоны нон-грата. Любые дела в Голливуде имеют мерзкий привкус политики. Если ты здесь что-то значишь, то не обойдешься без пяти-шести помощников и минимум одного личного астролога.
Всегда ненавидел астрологов и обожаю над ними издеваться. Обычно они просто безобидные болтуны, но некоторые из них, особенно в Голливуде, – амбициозные и хищные экземпляры. В Венис-Биче я уже столкнулся с человеком, утверждавшим, что он астролог Джеконни Деппа. «Он со мной все время консультируется, – рассказал он мне. – Мы стали с ним близкими людьми. А вообще у меня много известных клиентов». Он достал желтую визитку и дал мне ее. «Я могу для вас кое-что сделать, – сказал он, – поверьте».
Я взял его визитку и внимательно осмотрел ее, как будто с трудом разбирая мелкий шрифт. Я знал, что он лжет, поэтому наклонился и резко шлепнул его по яйцам. Ударил несильно, но очень быстро, аккуратно сложив тыльную сторону ладони наподобие плетки.
Он издал свистящий звук и оцепенел, не в состоянии ни говорить, ни дышать. Я мило улыбнулся и продолжал беседу с ним, как будто ничего не произошло. «Вы – мерзкий прохиндей, – сказал я ему, – Джонни Депп – это я».
Выйдя на бульвар, я увидел полуголую девочку на роликовых коньках, на которую напали две собаки. Датские доги, которые сорвались с поводка и убежали от хозяина. Одна собака впилась в плечо девочки, а из пасти второго серого дога уже еле виднелась рука несчастной девочки. Псы орудовали бесшумно, никто ничего не замечал.
Я позаимствовал из бара вилку и выбежал на улицу, походя еще раз шлепнув мнимого астролога по яйцам. Когда я выбежал на улицу, доги все еще трепали девочку. Я пырнул большого пса вилкой в бок, она вошла глубоко и пронзила его насквозь. Псина громко взвыла и побежала, позорно спрятав хвост между ног. Другая собачища быстро выпустила девочку из своих лап и зарычала на меня. Я полоснул вилкой и ее – гадина мигом дала заднего ходу и ускользнула в сторону пляжа качков.
Я отвел девочку в «Баффало-Клуб» и приложил к ее ранам алоэ. Астролог исчез, все помещение оказалось в нашем распоряжении. Девочку звали Анита, она только что приехала в Лос-Анджелес и собиралась работать танцовщицей. Бездомные собаки на Венис-бульваре нападали на нее уже в третий раз за 10 дней, так что она больше ни дня не хотела оставаться в Лос-Анджелесе, как, впрочем, и я. В принципе меня здесь ждали кое-какие недоделанные дела, но совершенно очевидно: пора уматывать из этого города. Через три дня я собирался в Биг-Сур, а потом еще на медицинский конгресс в Пеббл Бич. Анита оказалась милой девочкой со стройными ногами, не без мозгов, но для Голливуда – уж слишком наивна. Я сразу понял, что она придется весьма кстати в моей поездке на Север.
После недолгого разговора я предложил ей работать моей помощницей, которая в то время мне и в самом деле требовалась. Она согласилась, и мы помчались назад к «Шато» на «порше», принадлежащем Джонни Деппу. Когда мы подъехали к пандусу подземного гаража, вахтеры расступились и пропустили нас в гараж. Люди Деппа сказали им, что, за исключением меня, никто не должен прикасаться к этой машине. Я образцово припарковал ее, мастерски оставив пару миллиметров между «порше» и красной «БМВ» 84 °Ci, и мы поднялись на лифте в мои апартаменты.
Я хотел взять мою чековую книжку, но она куда-то подевалась, так что пришлось воспользоваться чековой книжкой Деппа, которую я нашел у него в бардачке. Я выписал Аните приличный аванс, расписавшись за Деппа. «Ничего страшного, – сказал я ей. – Он ведь, наверное, сейчас тоже где-то бегает с моей чековой книжкой и непонятно какие счета моими деньгами оплачивает».
Таковы мои трудовые будни в Голливуде: драки, развлекуха и много-много мексиканской музыки. В одном клубе я несколько часов подряд играл на басс-рекодере. Немало времени мы просто сидели на террасе, сосали джин с лимонадом, развлекали киноактеров и вечно тусующегося поблизости писаку из «Роллинг Стоун».
Но не извольте беспокоиться, о бизнесе я не забывал. Все напоминало выездную сессию клуба «Слишком много фана». В гараже у меня стояли «кадиллак» и зеленый «мустанг», кроме того, в моем распоряжении находился «Порше-Каррера 4», но один человек не может ехать по набережной одновременно на трех машинах. Вот такие проблемы у людей нашего круга.
В конце концов, хорошего – понемножку; мы погрузились в «кадиллак-Нордстар» и умчались из города. По-моему, мы правильно поступили – деваха действительно здорово мне пособляла и начинала мне всерьез нравиться.
* * *
Солнце уже заходило, когда мы выехали из Малибу и двинулись на север по 101-му шоссе, проехали Окснард и приближались к Санта-Барбаре. Моя компаньонка немного нервничала из-за того, что мы ехали так быстро, и я решил дать ей немного джина, чтобы успокоилась. Через пару минут она нежно прижалась ко мне, я обнял ее. По радио передавали песню Розанны Кэш о боли длиной в семь лет, а пробки понемногу рассасывались.
Когда мы подъезжали к выезду на Ломпок, я упомянул, что в Ломпоке находится федеральная тюрьма и что у меня там когда-то сидели друзья.
– Да ты что? – воскликнула она. – А кто они?
– Зеки, – ответил я. – Они ничего серьезного не сделали. – Там Эд сидел.
Она напряглась и отодвинулась подальше от меня. Я включил погромче музыку, как раз взошла луна, и поездка стала куда приятней. «Черт возьми, – подумал я, – очередная влюбленная парочка мчится по дороге к Американской Мечте».
Однако когда я заметил, что приближается съезд на Писмо-Бич, обстановка стала накаляться. Я разговаривал по мобильнику с Бенисио Дель Торо, известным актером-пуэрториканцем, и рассказывал, как однажды меня повязали менты в Писмо-Бич, отмудохали и бросили в кутузку. Воспоминания об этом настолько неприятны, что я до сих пор содрогаюсь, даже когда просто вижу указатель с названием этого места. «Да, – рассказывал я ему, – это было ужасно. Они били меня по жопе дубинками. Копы приняли меня за кого-то другого». Мне совсем не хотелось пугать мою спутницу, я улыбнулся ей и тут увидел, что она скорчилась в позу эмбриона, намертво вцепившись пальцами в ремни безопасности.
Мы миновали две полицейские машины, стоящие у дороги, и тут я обратил внимание, что мы ломимся со скоростью 160 км/ч.
– Тормози! – закричала Анита. – Тормози! Нас сейчас арестуют. Я боюсь. – Она всхлипывала и махала руками.
– Глупости, – ответил я, – это не полиция. Мой определитель радаров не сработал, значит, скорость там не измеряли.
Я попытался похлопать ее по плечу, но она укусила меня, и мне пришлось остановиться. Единственный съезд с шоссе вел в опасный трущобный район Писмо-Бич, но я все равно туда поехал.
* * *
Дело шло к полуночи, когда я припарковал машину под фонарем у какой-то пустой мексиканской забегаловки на Мэйн-Стрит. У Аниты произошел нервный срыв. Она утверждала, что это оттого, что мы слишком много говорили о КПЗ, полиции и тюрьмах. «У меня такое чувство, будто на меня уже надели наручники», – говорила Анита сквозь слезы.
Оставив машину у пешеходного перехода, я забежал внутрь, чтобы купить тако. Девушка за стойкой предупредила меня, что лучше парковать машину в каком-нибудь другом месте, потому что именно сейчас сюда прибудет наряд спецназа, который разберется с бандой местного хулиганья, тусующегося возле этой мексиканской забегаловки.
– У них недавно произошла крупная потасовка с легавыми, – сказала она, – как бы на этот раз никого не убили.
Моя машина стояла рядом с тем местом, где сидела местная шпана, и я выбежал на улицу, чтобы отогнать машину в место поспокойней. Затем мы зашли в харчевню и сели в уголке у стены. Я обнял Аниту и стал успокаивать ее. Она захотела выпить джину – к счастью, в кармане моего пиджака из овечьей шерсти оставалась полнехонькая пол-литровая фляга с джином. Она с жадностью отхлебнула, потом оперлась об обитый кожей уголок и ухмыльнулась.
– Ну наконец-то все позади, – прощебетала она. – А я что, совсем хреново себя вела?
– Да, – ответил я, – ты полностью потеряла контроль над собой. Я как будто с вампиром имел дело.
Она улыбнулась и взяла меня за коленку.
– Я – вампир, – проговорила она, – до вечера еще уйма времени, а я уже голодна.
– Да, – ответил я. – Надо сейчас хорошенько наесться тако, а то ехать еще до фига. Я тоже страшно голоден.
В этот момент подошла официантка, мы начали заказывать. Молодые латиносы внезапно исчезли, слышался только гул двигателей их белых пикапов. В сущности, это были еще добродушные шпанята, в основном еще подростки в ковбойских далласских свитерах. Их головы напоминали бритые кокосовые орехи. Похоже, они не боялись копов, а просто так уехали.
У официантки от сердца отлегло.
– Слава Богу, – вырвалось у нее, – Мануэль проживет еще одну ночь. Я уже боялась, что они его убьют. Мы только три недели как поженились.
Она начала всхлипывать, и я понял, что она вот-вот зарыдает. Я представился ей Джонни Деппом, но, казалось, это имя ей ничего не говорило. Ее звали Мария. Ей было 17 лет и, чтобы устроиться на эту работу, ей пришлось соврать, что она старше. Она работала менеджером, а Мануэль – поваром. Ему был почти 21 год. Каждую ночь подозрительные люди бродили вокруг забегаловки и угрожали убить его.
Мария села на диван рядом с нами, мы оба обняли ее. Она вздрогнула и прислонилась к Аните, осторожно поцеловав ее в щеку.
– Не волнуйся, – сказал я ей. – Сегодня никого не убьют. Сегодня – полнолуние. Может быть, сегодня ночью кто-то и умрет, но только не мы.
И это была сущая правда. Я – Тройное Дитя Полнолуния, а сегодня – Луна Хантера. Я крепче прижал официантку к себе и мягко сказал:
– Тебе нечего бояться, крошка. Сегодня ночью ничто на земле не причинит тебе вреда.
Она улыбнулась и с благодарностью поцеловала меня в запястье. Мануэль мрачно взирал на нас со своего стула из кухни и не произносил ни слова.
– Эй, расслабься, – крикнул я ему, – сегодня тебя не убьют!
Мануэль смотрел все мрачнее.
– Прекрати! – возмущенно сказала мне Анита. – Ты что, не видишь, как он напуган?
Мария опять расплакалась, но я резко встряхнул ее.
– Ну-ка возьми себя в руки! – прикрикнул я на нее. – Мы хотим взять с собой еще пива и парочку тако со свиной начинкой. Нам всю ночь вдоль побережья ехать.
– Именно так, – подтвердила моя спутница. – У нас свадебное путешествие. Мы торопимся.
Она рассмеялась и стала вытаскивать у меня из кармана мой кошелек.
– Ну, мой большой мальчик, – сказала она воркующим голосом, – не пытайся обмануть меня. Давай сюда кошелек.
– Ну-ка веди себя прилично! – гаркнул я на нее и несильно ударил ее по руке, тянувшейся к моему кошельку. – Ты с самого Лос-Анджелеса ведешь себя очень странно. У нас будут очень серьезные проблемы, если ты попытаешься меня кинуть.
Она ухмыльнулась и лениво потянулась, вытянув руки над головой и одновременно встряхнув своими элегантными маленькими грудями, неуловимо напоминавшими фото Мэрилин Монро из старого календаря.
– Кинуть? – спросила она. – Вот еще. Пойдем отсюда. Уже поздно.
Я быстро расплатился, и мы увидели, как Мария удалилась на кухню. Мануэля нигде не было видно. Когда я вышел на улицу, я заметил, как две полицейские машины подъезжают к нам с двух сторон. Одна из них затормозила прямо перед мексиканским фаст-фудом.
– Не волнуйся, – сказал я Аните. – Им от нас ничего не надо.
Я схватил ее за руку и потащил к «кадилаку». Отъезжая от забегаловки, мы услышали громкие крики. Мы направлялись дальше к кругу, в сторону 101-го шоссе.
Мой мозг неустанно работал, пока мы мчались вдоль побережья на север, к Биг-Суру. Мы ехали по открытой местности, прямая двухполосная дорога шла по дюнам параллельно берегу, примерно в полутора километрах от океана. Над Тихим океаном ярко светила полная луна. Ночь идеально подходила для езды на быстрой машине, по пустой дороге вдоль океана, с полоумной красивой женщиной, сидящей рядом на белом кожаном сиденье. Мы ехали под негромкое пение Лайла Лаветта, который пел о каких-то идиотах, которые плывут в море на маленьких гребных шлюпках, доверху нагруженных автоматами и пони, чтобы отомстить белому человеку с нехорошими привычками, который на самом деле хотел как лучше.
* * *
Я потерял контроль над «кадиллаком», когда мы доехали до середины спуска с холма. Дорога стала скользкой от иголок пиний, а эвкалипты росли все ближе к дороге. Девчонка смеялась, а я мчался под ярко-белой луной, освещавшей океан, и всматривался в темноту, из которой лучи фар выхватывали огромные стволы деревьев. Чем-то это напоминало скольжение по льду по направлению к пропасти.
Мы проехали мимо темного здания и джипа, а затем вдруг наткнулись на водопад, обрушивающийся прямо в море. Я вышел из машины и присел на камень, потом зажег трубку с марихуаной.
– Так, – сказал я Аните, – похоже, мы свернули не туда.
Рассмеявшись, она глубоко втянула в себя травяной дым и села напротив меня на бревно.
– Ой, а ты все-таки забавный, – сказала она. – Ты очень странный – и сам не знаешь почему, верно?
Я умиротворенно покачал головой и глотнул джина.
– Нет, – ответил я, – я глупый.
– Потому что у тебя душа молоденькой девочки, но в теле старого наркомана, – прошептала она. – Вот поэтому у тебя проблемы. – Она похлопала меня по коленке. – Вот поэтому люди начинают дрожать от страха, когда ты входишь в комнату. Вот поэтому ты спас меня от собак на Венис-бульваре.
Я пристально смотрел на море и некоторое время не произносил ни слова. Я осознавал, что она права. Нннда, медленно говорил я себе, у меня душа молоденькой девочки в теле старого наркомана. Неудивительно, что они меня не понимают.
Это не для слабонервных, что и говорить.
Все так. И если считать, что самой большой манией является страсть, и если я – урожденный раб страсти, и если баланс между моим мозгом, моей душой и моим телом такой же тонкий и необычный, как ваза эпохи Мин, то…
Ну что же, по-моему, это многое объясняет. Дальше говорить, в общем, не о чем. Все так просто, а люди удивляются, почему я на них как-то странно смотрю. Почему мой кодекс чести многим кажется каким-то недопареным, противоречивым или даже клинически сумасшедшим… Черт, ведь от меня не ускользает этот шепот, эти мягкие порицания, раздающиеся всякий раз, когда я вхожу в цивильное помещение. Я знаю, что они думают обо мне, и точно знаю, почему они так думают. Им просто не по себе от мысли, что я – молоденькая девочка, оказавшаяся в теле 65-летнего профессионального преступника, который уже 16 раз умер. Шестнадцать раз, каждый из них документирован. Я попадал в аварии, меня ударило током, меня забили до смерти, утопили, отравили ядом, зарезали ножом, застрелили, задушили веревкой и сожгли, взорвав мои собственные бомбы…
Все это произошло и, вероятно, произойдет еще не раз. За это время я выучился нескольким фокусам, нескольким случайным навыкам и технике уклонения от удара, но в основном меня спасала добрая удача. А также внимательное отношение к карме – не говоря уже о природном обаянии молоденькой девушки.