Ленинградский апокалипсис Поэма (фрагменты)

Поэма «Ленинградский апокалипсис»

Поэма была написана Андреевым в 1949–1953 гг. во Владимирской тюрьме. Лирическому герою поэмы, лежащему в госпитале в блокадном городе, видится мистико-фантастическая картина Отечественной войны — борьба чудовищ, символизирующих русскую и германскую государственность.

Тетрадки, в одной их которых была рукопись поэмы, автору удалось передать на волю в 1956 г. во время свидания с женой (в мешке с вещами). После освобождения (апрель 1957) Андреев успел завершить и перепечатать основной корпус своих стихотворных произведений, созданных в заключении, и скомпоновать из них сборник «Русские боги». «Ленинградский апокалипсис» вошел в этот сборник в качестве шестой главы. Вскоре после смерти Д. Андреева его вдова Алла Андреева передала все автографы мужа, в том числе и тюремные владимирские тетради, его родному брату Вадиму Андрееву, который постоянно жил за границей как сотрудник ООН и ЮНЕСКО. (Вадим и его родственники в 1960-е годы вывезли за границу много Самиздатских рукописей). Брат передал рукописи в Русский архив Университета г. Лидс (Великобритания), где они хранятся и поныне.

Сама же А. Андреева на основании машинописных текстов, подготовленных мужем, сформировала его Самиздатское собрание сочинений, которое в 1960-е — 1980-е гг. распространялось в СССР среди любителей поэзии и неортодоксальной философии. Поэма оказала большое влияние на неофициальную культуру: среди авторов Самиздата, давших высокую оценку Андрееву и «Ленинградскому апокалипсису», такие полярные фигуры как Григорий Померанц и Игорь Шафаревич; художник П. Потапов воплотил образы поэмы в одноименной картине. В эмигрантской печати творчество Д. Андреева не вызвало интереса, небольшую подборку стихов опубликовал «Вестник РХД» (но «Ленинградский апокалипсис» туда не вошел). Впервые поэма опубликована в составе сборника «Русские боги» (1989), с этого времени она неоднократно переиздавалась.

Ночные ветры! Выси черные

Над снежным гробом Ленинграда!

Вы — испытанье; в вас — награда;

И зорче ордена храню

Ту ночь, когда шаги упорные

Я слил во тьме Ледовой трассы

С угрюмым шагом русской расы,

До глаз закованной в броню.

С холмов Москвы, с полей Саратова,

Где волны зыблются ржаные,

С таежных недр, где вековые

Рождают кедры хвойный гул,

Для горестного дела ратного

Закон спаял нас воедино

И сквозь сугробы, судры, льдины

Живою цепью протянул.

Дыханье фронта здесь воочию

Ловили мы в чертах природы:

Мы — инженеры, счетоводы,

Юристы, урки, лесники,

Колхозники, врачи, рабочие —

Мы, злые псы народной псарни,

Курносые мальчишки, парни,

С двужильным нравом старики.

Косою сверхгигантов скошенным

Казался лес равнин Петровых,

Где кости пней шестиметровых

Торчали к небу, как стерня,

И чудилась сама пороша нам

Пропахшей отдаленным дымом

Тех битв, что Русь подняли дыбом

И рушат в океан огня.

В нас креп утробный ропот голода.

За этот месяц сколько раз мы

Преодолеть пытались спазмы,

Опустошающие мозг!

Но голод пух, мутил нам головы,

И видел каждый: воля, вера,

Рассудок — в этих лапах серых

Податливей, чем нежный воск.

Он заволакивал нам зрение,

Затягивал всю душу студнем;

Он только к пище, только к будням

Спешил направить труд ума…

Свои восторги, озарения,

Тоску, наитья, взрывы злобы

Рождает этот дух безлобый,

Бесформенный, как смерть сама.

Как страшно чуять эти щупальцы,

Сперва скользящие в желудке,

Потом — в сознанье, в промежутке

Меж двух идей, двух фраз, двух слов!

От паутины липкой щурится

И слепнет дух, дичает разум,

И мутный медленный маразм

Жизнь превращает в рыск и в лов.

Прости, насыть, помилуй. Господи,

Пошли еще один кусок тем,

Кто после пшенной каши ногтем

Скребет по днищу котелка;

Кто, попадая в теплый госпиталь,

Сестер, хирургов молит тупо:

«Товарищ доктор, супа… супа!» —

О да, воистину жалка

Судьба того, кто мир наследовал

В его минуты роковые,

Кого призвали Всеблагие

Как собеседника на пир —

И кто лишь с поваром беседовал

Тайком, в походной кухне роты,

Суля ему за все щедроты

Табак — свой лучший сувенир.

Так начинался марш. Над Ладогой

Сгущались сумерки. На юге

Ракет германских злые дуги

Порой вились… Но ветер креп:

Он сверхъестественную радугу

Залить пытался плотным мраком,

Перед враждебным Зодиаком

Натягивая черный креп.

<…>

Мы знали все: вкруг «града Ленина»

Блокада петлю распростерла.

Как раненный навылет в горло,

Дышать он лишь сквозь трубку мог —

Сквозь трассу Ладоги… В томлении

Хватал он воздух узким входом

И гнал по жаждущим заводам

Свой каждый судорожный вдох.

<…>

Утих сам голод. Одичание

Усталых воль, сознаний, тела

Забылось. Родина смотрела

На каждого из нас. По льду

Мы шли без слов, без слез, в молчании,

Как входят дети друг за другом

К отцу, что, истомлен недугом,

Встречает смерть в ночном бреду.

А там, за выбитыми окнами,

За кусковатою фанерой,

Без дров, без пищи, в стуже серой

Чуть теплились едва-едва

И полумертвыми волокнами

Еще влачились жизни, жизни,

Все до конца отдав отчизне

И не дождавшись торжества.

<…>

На этот город, не сдающийся

Пред неизбежною минутой,

Кого спасти от смерти лютой

Не снидет правый серафим;

На люд, в убежищах мятущийся;

На улицы, где каждый камень

Истерт священными веками

И русским гением творим;

На все, что в сонных залах заперто

Под хрупкой кровлею дворцовой;

На гордый храм златовенцовый,

Граниты, бронзу, мрамор, туф…

И на несчастных, спящих замертво

В сырых постелях, мерзлых норах,

Старья и рвани пестрый ворох

До глаз в ознобе натянув.

О, знаю: зрению телесному

Ты не предстанешь в плотной яви:

Она тесна; Твоей ли славе

Замкнуться в сеть координат?

Но Ты могуч! дорогу крестную

Ты облегчить нам можешь! можешь!

Страна горит; пора, о, боже,

Забыть, кто прав, кто виноват.

Нет, не Творца Триипостасного

Я именую этим словом

Теперь, вот здесь, когда громовым

Раскатом град наш потрясен:

Тебя! нас слышащего! страстного,

Живого Ангела Народа,

Творца страны — с минут восхода

И до конца ее времен!..

<…>

…Родиться в век духовных оползней,

В век колебанья всех устоев,

Когда, смятенье душ утроив,

Сквозь жизнь зияет новый смысл;

До боли вглядываться в пропасти,

В кипящие извивы бури,

В круги, что чертят по культуре

Концы гигантских коромысл;

Годами созерцать воочию

Бой древней сути — с новой сутью,

Лишь для того, чтоб на распутьи,

Когда день гнева наступил,

Стоять, как мальчик, в средоточии

Бушующего мирозданья,

Не разгадав — ни содержанья,

Ни направленья буйных сил…

Не причастившись, не покаявшись,

Не умягчась святой обедней,

Вступить на этот край последний,

В его свинцовую пургу,

И этот новый Апокалипсис

Читая полночью бессонной,

Лишь понимать, что смысл бездонный

Расшифровать я не могу.

<…>

Источник: сайт mirosvet.narod.ru