Слишком много для одного человека…
В 1887 году в симбирской газете появилось объявление: «Продается дом с садом, рояль и мебель. Московская, дом Ульяновой». Жители города Симбирска отправлялись по этому адресу просто из любопытства — многим хотелось посмотреть на семью повешенного преступника.
Мария Александровна Ульянова встречала всех у порога и сдержано останавливала: «Вам что угодно? Вы пришли что-нибудь купить?»
Летом 1887 года Ульяновы простились с Симбирском, они переехали в Казань.
8 мая 1891 года от тифа умерла дочь Ольга. Мать поехала на похороны в Петербург. «Идти было трудно, — вспоминала Ольгина подруга по Бестужевским курсам З. П. Невзорова-Кржижановская. — Я острожно вела под руку мать Оли, с другой стороны ее поддерживал Владимир Ильич. Она шла молча, прямая, тонкая, хрупкая, с слегка закинутой назад головой и лишь изредка из-под полуопущенных глаз скатывались скупые слезинки.
У меня сердце разрывалось от жалости. Невыносимо было хоронить Олю, чудесную девятнадцатилетнюю девушку, умницу, только что развертывавшую свои блестящие способности, милого товарища… Невыносимо было видеть ее мать. Я знала, что один за другим падали удары на ее прекрасную седую голову. Слишком много для одного человека».
Наверное, кому-то одному в семье выпадает роль главного в доме. У Ульяновых эта роль выпала матери.
Несколько затеняется личность отца, его влияние на весь уклад семьи, на детей. Отец больше занимался работой и своей личной жизнью — имел сердечные привязанности на стороне. Хотя это было семейной тайной, табу, так называемый «скелет в шкафу». Известно, например, как горячо запротестовала Анна Ильинична, когда прочла публикацию «Из весенних воспоминаний члена Симбирского уездного училищного совета», появившуюся в «Симбирских губернских ведомостях» в мае 1894 года. Автор ее, В. Н. Назарьев, рассказывал об И. Н. Ульянове-деятеле, его преданности народному образованию, его неутомимости и самоотверженности и как бы к слову — об Ульянове-отце, которого не хватало и не могло хватить на своих собственных детей.
Автор публикации — Валериан Никанорович Назарьев, либерал, публицист, сторонник начинаний Ильи Николаевича по открытию народных училищ, был другом отца Владимира Ульянова. Он писал о нем как о своем добром приятеле, с симпатией и восторгом нарисовал человека, целиком поглощенного работой. Именно потому что он знал, что делалось в семье на самом деле. Он знал, где его друг проводит свободное время. Назарьев знал, как велось домашнее хозяйство в доме его друга — все взяла на себя заботливая, деятельная жена.
У нее были свои задачи и функции: приобрести новый вицмундир на место пришедшего в негодность старого, положить в карман носовой платок, следить за тем, как и чем занимаются дети.
Поселившись в Симбирске осенью 1869 года, Ульяновы не сразу смогли купить собственный дом. Когда приехали из Нижнего Новгорода, детей было двое — пятилетняя Аня и трехлетний Саша, — через полгода родился Володя, за ним Оля… Перебирались с одной наемной квартиры на другую, все надеясь поудобней разместиться — Стрелецкая, Московская, Покровская.
Шесть переездов пережили за девять неполных лет. И наконец 2 августа 1878 года нотариус оформил купчую на имя Марии Александровны. Теперь своя крыша, свои стены, свой сад.
Высокие окна смотрят на Московскую. У дома есть второй этаж — антресоли. Здесь отвели комнаты, вернее, комнатки детям. По одной внутренней лестнице можно было подняться к Володе и Саше, по другой — к Ане и в детскую, где поселили младших. Летом с одной половины второго этажа на другую можно было перейти по балкону, который соединял Сашину и Анину комнаты.
Тонкие красивые черты лица, живые умные глаза, серебристые волосы, кружевная заколка на голове — такой мы знаем Марию Александровну по многим фотографиям.
Мать Ленина поседела очень рано, поседела за одну ночь, во время родовой болезни, едва не стоившей ей жизни. Наверное, поняла опасения врачей и, не знавшая страха — закаленная с детства, умела справляться с «нервами», — испугалась.
Родила восьмерых. Между Александром и Владимиром была девочка, которая умерла в грудном возрасте, между Ольгой и Дмитрием мальчик Николай — несколько дней всего прожил. Часто в ту пору уносили младенцев болезни, только это «часто» никак не уменьшало ни материнского горя, ни сердечной боли.
Вырастила шестерых, любила своих детей, «жила ими» — так скажет самая младшая из ее дочерей, выразив то, что чувствовала с того момента, как начала себя осознавать.
Дети в семье делились на пары. Разница между старшими Аней и Сашей около полутора лет, и так же близки по возрасту Володя и Оля, за ними шли Митя с Маней. Характеры все разные.
Старшие — тихие, послушные. Аня любила мечтать, фантазировать. Очень впечатлительна, даже нервна. Илья Николаевич отмечал тут явно выраженный меланхолический темперамент. Саша с ранних лет на редкость серьезен, вдумчив, чуток, справедлив. Эти черты еще больше разовьются в отрочестве, юности.
С появлением Володи покой из дома ушел навсегда. Неукротимая энергия с младенчества. Там, где он, — там всегда шум, возня. И Оля ему не уступает. Целый день может вертеться, петь, скакать на одной ножке. Явные холерик и сангвиник, считал отец. Бегали по дому, саду и двору, лазали по деревьям.
В конце XIX века большую популярность приобрела педагогическая система австрийца Фридриха Фребеля. Суть этой системы заключалась в том, что родители должны развивать только те таланты своих детей, которые заложены в них природой. В педагогических журналах того времени постоянно печатались рекомендации последователей Фридриха Фребеля. Мария Александровна Ульянова тоже читала рекомендации вроде нижеследующих «Писем к матери»:
«С самого раннего детства развивайте его способности, но не навязывайте свою волю.
Имея дело с ребенком, обладающим ограниченной силой мышления, обращайтесь преимущественно к способности восприятия объекта и факта, сводите всякий изучаемый предмет к знакомым уже ребенку фактам, предоставьте ему отыскать в ближайших предметах их признаки и делать по ним описание предметов, чтобы этим путем сколько возможно больше развить в нем здравый человеческий смысл, который умеет поставить себя в надлежащие отношения к природе и к людям.
Ребенок — мужчина или женщина в миниатюре, в содержании этой миниатюры заключается содержание будущего взрослого человека.
Какого вы воспитаете, таков впоследствии из него бывает человек.
Ваш ребенок не является вашей копией. С раннего детства он может иметь чувства и влечения, которых нет у вас.
В отношении чувств и влечений принимается главным законом — не уничтожать ни одной врожденной силы, но в противодействие каждой из них, односторонне развивающейся, возбуждать ей противоположную, чтобы привести ее в гармонию с целым. Но нравственное чувство при всех условиях должно служить средоточием, чтобы обусловливать высшую гармонию, какая возможна для человеческой души.
Если же эта последняя составляет в наших детях уже природный задаток, то вам остается спокойно наблюдать за ее надлежащим раскрытием и оберегать ее от бурь и невзгод.
При воспитании детей твердо знайте: где дело и труд, там нет места злым побуждениям: они бывают следствием праздности; у занятого делом человека на душе развивается, напротив, светлая безмятежность.
Где дело и труд, там нет места скуке и рассеянности: они. — следствие недостатка занятий, потому что где есть достаточная деятельность, там душа вполне и всецело занята.
Мыслительные способности у разных детей проявляются в разной мере и степени. Обращайте внимание на это различие способностей у детей при ваших требованиях. Острый ум хочет только пищи; если она есть, он развивается сам собой.
Только не понуждайте насильственно развития благородного растения, чтобы, вытянувшись неестественным образом, оно не захирело и не сделалось бесплодным. Если ребенок жаждет мысли и знания, но неукротим и дик, то при правильном воспитании такие дети вообще делаются великими людьми.
Напротив, детей, желающих учиться, но не одаренных быстрым умом, не следует слишком энергически понуждать в развитии: впоследствии они вернее достигают цели, если только не будут обременяемы непосильным трудом. Впрочем, таким детям нисколько не вредно, если иногда их сводят с товарищами, одаренными живой и бойкой натурой: от подобного сообщества они сами оживляются.
С ребенком, мышление которого слабо, надо идти вперед шаг за шагом, от одной станции до другой ближайшей. Не взваливайте на это бедное дитя труда, который ему не под силу, не увлекайте на широкое поле науки того, чья душа в тесном кружке чувствует себя легко и свободно.
Впрочем, если в ком-нибудь из ваших детей будет особенно выдаваться какая-нибудь способность, не обрезайте у нее крыльев из одного опасения, что она залетит слишком высоко.
Не старайтесь также вместо существующей способности привить ребенку какую-нибудь другую.
Из вашего ребенка выйдет не то, что хочется вам, не поэт или живописец, не композитор или архитектор, не философ или естествоиспытатель, не гений математики или механики, но то, чем он должен быть по своим природным задаткам, если только вы дадите им свободно развиваться, то есть если будете доставлять им соответствующую пищу.
Берегитесь, далее, того предрассудка, будто бы дитя ваше легко может научиться математике, потому именно, что оно скоро выучилось говорить, легко может усвоить числа потому, что легко удерживает в памяти имена.
Одни способности могут быть велики, другие малы, и того, кто силен в одной отрасли знания, не всегда можно считать столько же отличным в другой или во всех прочих.
Не верьте также тому факту, будто бы дитя, не делающее существенных успехов в науках, уже не может вследствие этого оказаться в позднейшей жизни преуспевающей личностью.
Впрочем, когда у ребенка, при преобладании высших способностей, какой-нибудь из них более или менее недостает, или даже особенно сильно проявляется то или другое влечение, то заботливым воспитанием старайтесь уничтожить слабость первых и ограничить силу последнего, потому что малейшая дисгармония в душе позже может нарушить ее общую гармонию.
Наконец, если в ребенке будут преобладать низшие инстинкты, то все возможные средства, влияние окружающей среды и отношений, примеры и наставления должны быть направлены к тому, чтобы высшие чувства, по крайней мере, настолько преобладали над низшими, чтобы, сделавшись взрослым, ваше дитя могло быть полезным членом общества».
В семье Ульяновых дети любили слушать рассказы матери про деда — Александра Дмитриевича Бланка, про его дом, про его дочерей. Пятеро их было и один сын. Жена умерла, когда младшей едва минуло два года. Заботы о семье взяла на себя ее сестра, Екатерина Ивановна Эссен. На всю жизнь сохранила Мария Александровна признательность очень строгой и очень заботливой тетке. Аккуратная до педантизма, неукоснительно исполняла воспитательные требования отца и прибавляла к ним свои «так надо», «так надо», любимые ее слова. «Так надо» — и жизнь девочек почти спартанская. Без барства, без баловства — этого отец не терпел. Купание в реке до холодов — доктор Бланк был сторонником закаливания. Обтирания по утрам — холодная вода, жесткая мочалка. Прохладные, хорошо проветренные комнаты, а одежда — ситцевые платьица. Накрахмаленные кружевные воротнички, кружева на панталончиках — нарядные барышни! Но платьиц всего по два — одно носится, другое в стирке. Крахмалить воротнички, гладить, штопать, а потом шить — все должны были сами. Утром, накинув что-нибудь на себя поверх легких платьиц, бежали через холодные сени на кухню согреть себе молока на завтрак. Ни чая, ни кофе отец не разрешал: детям вредно. «Самовар подавали только для бабушки с дедушкой», — рассказывала Мария Александровна своим детям. Дочки Бланка даже в гостях не решались нарушить запрет отца.
Василий Андреевич Калашников, хорошо знавший семью, вспоминал, что Илья Николаевич и его супруга Мария Александровна, отдавая детям все внимание, воспитывали их по последнему слову педагогических наук, тогда, после реформ 60-х годов, «вдруг вошедших» в интеллигентные слои общества. В списке книг, которыми пользовались Ульяновы, составленном Анной Ильиничной, мы видим сочинения Константина Дмитриевича Ушинского, педагога-демократа, основоположника научной педагогики в России. Он выступает за всеобщее обязательное обучение детей обоего пола на родном языке, за открытие народных школ и изъятие их из ведения духовенства. В нравственном воспитании отводит одно из главных мест воспитанию патриотизма, истинного патриотизма, исключающего всякий шовинизм. Патриотизма, который немыслим без гражданского долга, без мужества высказать смелое слово против гнета и насилия, оставшихся в России и после отмены крепостного права. Система нравственного воспитания по Ушинскому исключает авторитарность, строится на силе положительного примера, на разумной деятельности ребенка, на атмосфере товарищества и требует развития активной любви к человеку.
В списке книг — труды выдающегося русского врача и педагога Николая Ивановича Пирогова. Его прогрессивные педагогические идеи, педагогическую деятельность высоко ценили революционеры-демократы А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский…
Здесь же «Педагогическая психология» П. Ф. Каптерева…
Нет возможности подробно изложить педагогические воззрения каждого, но можно сказать, что одно общее было в этих воззрениях — уважение к человеку, к ребенку как к личности. Дух передовой России 60-х годов отражался во взглядах на образование и воспитание.
«…Ребенок, который переносит меньше оскорблений, вырастает человеком, более сознающим свое достоинство», — писал Чернышевский.
«…Если дети не имеют ни силы, ни способов нарушить законы нашей жизни, то и мы не имеем права безнаказанно и произвольно ниспровергать столь же определенные законы мира детей», — утверждал Пирогов.
«В каждом возрасте человек есть настоящий, цельный человек, а не только ступень развития на пути к настоящему полному человеку. Но мы, взрослые, мало ценим особенности мысли и чувства детей и юношей, мало уважаем их своеобразную личность», — говорил Каптерев.
Семья жила на одно жалованье. Мать Ленина отличалась аккуратностью, бережливостью и педантизмом. Бережливость распространялась даже на сад. Дети не могли сами рвать ягоды с кустов — должны были ждать, пока эти ягоды подадут к обеду. С садовых кустов запрет снимался только тогда, когда было сварено варенье на зиму. А три самых больших вишневых дерева Мария Александровна запрещала трогать до 20 июля, до именин отца.
Первая непоправимая беда пришла в семью в январе 1886 года.
За несколько дней перед этим Илья Николаевич вернулся из очередной нелегкой поездки. Вернулся вместе с Аней, встретив ее в Сызрани. Занемог, но не оставил работы: надо было поспешить с годовым отчетом. И в тот день с утра работал с одним из своих помощников. От обеда отказался, а когда семья была в сборе, появился в дверях столовой, обвел всех долгим взглядом.
«Точно проститься приходил», — не раз говорила потом Мария Александровна.
«…Да поможет господь супруге его, пользующейся заслуженной известностью образцовой матери, выполнить с успехом великое дело воспитания и образования оставленных на ее попечение детей», — писала в некрологе симбирская газета. Поможет ли? Не убавит горя и ничего не прибавит к скудной вдовьей пенсии.
Вся надежда ее была на Сашу. Он помогал младшим. Вот скоро окончит университет. Да и Ане недолго уже учиться на Бестужевских курсах.
Известие из Петербурга: Александр и Анна арестованы. Сын обвиняется в подготовке покушения на царя. Не колебалась, не размышляла — ехать, немедленно ехать к ним! Он приговорен к смертной казни.
Мать понимала: сыну грозит страшное, но в душе надеялась на лучшее. Ведь покушение не состоялось! Она напишет прошение царю, не может он ее не услышать, не снизойти.
«Милости, государь, прошу! Пощады и милости для детей моих. Старший сын Александр, кончивший гимназию с золотой медалью, получил медаль и в университете.
…Сын был всегда… глубоко предан интересам семьи и часто писал мне. Около года назад умер мой муж, бывший директор народных училищ Симбирской губернии. На моих руках осталось шесть человек детей, в том числе четверо малолетних. Это несчастье, совершенно неожиданно обрушившееся на мою седую голову, могло бы окончательно сразить меня, если бы не та нравственная поддержка, которую я нашла в старшем сыне, обещавшем мне всяческую помощь и понимавшем критическое положение семьи без поддержки с его стороны.
Он был увлечен наукой… В университете он был на лучшем счету. Золотая медаль открывала ему дорогу на профессорскую кафедру, и нынешний учебный год он усиленно работал… чтобы скорее выйти на самостоятельный путь и быть опорой семьи…
Я свято верю в силу материнской моей любви и сыновней его преданности, — писала Ульянова, — и ни минуты не сомневаюсь, что я в состоянии сделать из моего несовершеннолетнего еще сына честного члена русской семьи…»
Она заговорила с сыном о прошении, о раскаянии. И услышала: «Не могу сделать этого… Ведь это было бы неискренне после того, что я признал на суде».
Так несчастная мать потеряла старшего сына. Ей суждено было стать матерью революционеров-профессионалов. Сама мать жила жизнью своих детей. Поэтому места проживания Марии Александровны Ульяновой, адреса, по которым находили ее письма из Шушенского, из Мюнхена, из Праги, Парижа, Цюриха, письма с глубокой нежностью сквозь сдержанность — «Дорогая мамочка», — с торопливо-лаконичным «Твой В. У.», — менялись очень часто. В сохранившемся ее паспорте, который она получила уже в 60 лет, более сорока отметок о прописке.
13 февраля 1897 года Владимиру Ульянову был объявлен приговор царского суда о высылке в Восточную Сибирь.
В мае Владимир прибыл на место ссылки — в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии. В то время это было глухое сибирское село, находившееся более чем в 600 верстах от железной дороги.
Через год в село Шушенское приехала Надежда Константиновна Крупская. Она также была арестована по делу петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Местом ссылки ей была назначена Уфимская губерния. Но она попросила отправить ее в Шушенское, к Владимиру Ильичу. Здесь Надежда Константиновна стала его женой.
Из Шушенского Владимир Ульянов пишет матери длинные обстоятельные письма, в которых рассказывает о своей неожиданной женитьбе в ссылке, о своей жене и многом другом…
24.1.98.
Надежду Константиновну обнадеживают, что ей заменят 3 года Уфимской губернии 2-мя годами в Шуше, и я жду ее с Елизаветой Васильевной. Подготовляю даже помещение — соседнюю комнату у тех же хозяев. Если летом еще гости приедут, то можно будет нам занять весь дом (хозяева уйдут в старую избушку на дворе), — а это было бы гораздо удобнее, чем обзаводиться здесь своим хозяйством.
Не знаю только, кончится ли до весны дело у Н.К.: говорят, что в феврале, но мало ли ведь чего говорят.
Досадно ужасно, что Митино дело несколько затягивается; неприятно ему будет терять год. Вероятно, все-таки разрешат ему поступить в другой университет или держать экзамен экстерном.
Твой В. У.
Прилагаемое письмо для Колумба.
10. V.98.
Приехали ко мне наконец, дорогая мамочка, и гости. Приехали они седьмого мая вечером, и как раз ухитрился я именно в этот день уехать на охоту, так что они меня не застали дома. Я нашел, что Надежда Константиновна высмотрит неудовлетворительно — придется ей здесь заняться получше своим здоровьем. Про меня же Елизавета Васильевна сказала: «Эк Вас разнесло!» — отзыв, как видишь, такой, что лучше и не надо!
Ужасно грустно только, что ничего хорошего о Мите не привезено!
Твое письмо и с ним и от 20 .IV получил. Большое merci за присланные вещи. Насчет имеющих прибыть книг Н.К. уже переговорила в Минусинске, и я надеюсь, что получу их скоро и без хлопот. Может быть, и сам привезу, ибо собираюсь съездить в «город».
Насчет пароходов. Н.К. довезли только до Сорокина (верст 70 от Минусинска); в Красноярске они прождали неделю. Вода еще низка, и половодье будет приблизительно в конце мая — в начале июня. От Минусинска до Шуши 55 верст. Рейсы здешние пароходы совершают неправильно: расписания нет, но вообще раз установится навигация — вероятно, будут ходить более или менее правильно и без экстраординарных проволочек. Очень и очень бы хотелось, чтобы тебе удалось сюда приехать, — только бы поскорее выпустили Митю.
Да, Анюта спрашивала меня, кого я приглашаю на свадьбу: приглашаю всех вас, только не знаю уж, не по телеграфу ли лучше послать приглашение!! Н.К., как ты знаешь, поставили трагикомическое условие: если не вступит немедленно (sic!) в брак, то назад в Уфу. Я вовсе не расположен допускать сие, и потому мы уже начинаем «хлопоты» (главным образом прошения о выдаче документов, без которых нельзя венчать), чтобы успеть обвенчаться до поста (до петровок): позволительно же все-таки надеяться, что строгое начальство найдет это достаточно «немедленным» вступлением в брак?! Приглашаю тесинцев (они уже пишут, что ведь свидетелей-то мне надо) — надеюсь, что их пустят.
Привет всем нашим.
Целую тебя крепко.
Твой В. У.
7. VI.98.
Третьего дня получил я, дорогая мамочка, твое длинное письмо от 20.V. Merci за него. Прошлый раз забыл написать тебе, что ящик с книгами я получил в Минусе и привез оттуда с собой.
Недоумеваю, как это вышло так, что ты долго не получала от меня писем; я уже «с незапамятных времен» пишу тебе каждое воскресенье.
Насчет нашей свадьбы дело несколько затянулось. Прошение о высылке необходимых документов я подал почти месяц назад и в Минусе сам ходил справляться к исправнику о причинах волокиты. Оказалось (сибирские «порядки»!), что в Минусе нет до сих пор моего статейного списка, — хотя я уже второй год в ссылке!! (Статейным списком называется документ о ссыльном; без этого документа исправник не знает обо мне ничего и не может выдать мне удостоверения.) Придется выписывать его из Красноярска из тюремного правления, — боюсь, что исправник и с этим промешкает. Во всяком случае раньше июля свадьба теперь состояться не может. Просил исправника пустить ко мне на свадьбу тесинцев — он отказал категорически, ссылаясь на то, что один политический ссыльный в Минусе (Райчин) взял отпуск в деревню в марте этого года и исчез… Мои доводы, что бояться исчезновения тесинцев абсолютно не доводится, — не подействовали.
Тесинцам разрешили остаться до осени в Теси, а потом они переезжают в Минусу.
Насчет пароходства по Енисею я, кажется, писал уже тебе. Высокая вода держится до сих пор: теперь даже опять прибывает; стоят сильные жары и, вероятно, тает снег в тайге на горах. Расписания пароходам (все — буксирные) здесь не бывает; от Красноярска до Минусинска пароход идет дня два — иногда больше. От Минусы 55 верст на лошадях до Шуши. Надеюсь получить от тебя телеграмму, если Митю выпустят и ты решишь съездить к нам. Елизавета Васильевна высказывает опасение, не утомила бы дорога тебя чересчур. Если бы можно во 2-м классе по железной дороге, я думаю, что не будет чересчур утомительно.
Привет всем нашим. Жду очень письма от Анюты. Получила ли она «Вопросы Философии»?
Крепко целую тебя.
Твой В. У.
16. IX.98. Красноярск.
Живу я здесь, дорогая мамочка, вот уже несколько дней. Завтра думаю ехать, если пароход не запоздает на сутки. Ехать придется без А.М. и Э.Э. (я ведь, кажется, писал тебе из Минусинска, как устроилась у нас с ними совместная поездка?). Э.Э. легла в больницу здешнюю; один из докторов — знакомый А.М., и Э.Э., кажется, устроилась там недурно и чувствует себя хорошо. Точного диагноза врачи все еще не могут поставить: либо это — простая боль от ушиба (она упала из экипажа месяца 11/2—2 тому назад), либо — нарыв печени, болезнь очень серьезная, продолжительная и трудно поддающаяся излечению. Ужасно жаль мне бедную А.М. которая еще не оправилась после смерти своего ребенка и после своей болезни; она волнуется по временам до того, что с ней чуть не делаются нервные припадки. Оставлять ее одну здесь очень бы не хотелось, но у меня кончается срок и ехать необходимо. Попрошу здешних товарищей навещать ее. Финансы мои, вследствие поездки, необходимости помочь А.М. и сделать кое-какие закупки, сильно истрепались. Пошли, пожалуйста, Елизавете Васильевне (у которой я сделал заем) около половины той суммы, которую должны были прислать за (весь) перевод Webb’а (отправленный в СПБ 15 августа). Если не прислали еще, то, я думаю, лучше подождать несколько (или взять гонорар при оказии, буде таковая случится). Кризиса у меня все-таки не будет, так что особенно большого спеху нет.
Поездкой своей сюда я очень доволен: вылечил себе зубы и проветрился несколько после 11/2-годового шушенского сидения. Как ни мало в Красноярске публики, а все-таки после Шуши приятно людей повидать и поразговаривать не об охоте и не о шушенских «новостях». Ехать назад придется довольно долго (суток 5 или около того): против воды пароходы тащатся по Енисею чертовски медленно. Сидеть придется в каюте, потому что погода стоит чрезвычайно холодная (одет я, разумеется, по-зимнему и купил еще здесь тулуп для Нади, так что меня никакой холод не проберет). Я запасаюсь свечами и книгами, чтобы не умереть со скуки на пароходе. Со мной поедет, вероятно, Лепешинская, жена ссыльного, которая едет на службу в село Курагинское (верст 40 от Минусинска, где живет наш товарищ Курнатовский); ее мужа перевели туда же. Вчера узнал приятную новость, что Юлий переведен, но куда именно — еще не знаю. Последнее письмо из дому, которое я получил, было Анютино от 24-го VIII. Очень благодарю ее за него и за книги («Neue Zeit», оттиск из «Archiv'а», биографию Коханской и др.). Отвечать ей буду уже из Шуши, т. е. недели через полторы: промедление порядочное, а ничего не поделаешь.
Твой В. У.
В июле 1900 года Ленину удалось выбраться за границу. Началась его первая эмиграция, длившаяся свыше пяти лет.
С апреля 1902 года по апрель 1903 года Ленин жил в Лондоне, где при содействии английских социал-демократов было налажено печатание «Искры». Ленин и Крупская сначала поселились в меблированных комнатах, а потом сняли две комнаты в небольшом доме недалеко от Британского музея. И из эмиграции летели письма к матери.
170 писем Ленина к матери, написанных в течение 23 лет, охватывают жизнь в Петербурге, Сибири, Пскове, Германии, Англии, Швейцарии, Финляндии, Франции, Польше.
Когда после встречи в Стокгольме расставалась с сыном, как ни грустно было, благодарила судьбу: вот ведь какой удачный выдался год — и Володю удалось повидать, и остальные пока на свободе.
Переезжали из Петрограда на дачу в Большие Юкки. Дочери очень надеялись, что на свежем воздухе матери станет лучше. Ослабла она в последнее время: дает знать о себе возраст — 81 год. Уже сложены вещи в квартире на Широкой улице, ждут извозчика. Мария Александровна сняла перчатки, села за пианино — ведь на даче не будет инструмента! — и заиграла что-то из своего любимого. Музыка тоже была ее счастьем.
В Юкках слегла. Терпеливая, не любившая никого беспокоить, попросила Аню:
— Дай мне что-нибудь, ну, облатку — ты знаешь, что — я хочу пожить еще с вами!
Шел 1916 год. Россия была накануне переворота… Но Марии Александровне не суждено было увидеть, какую роль сыграют ее дети в том страшном будущем, которое раскрывалось перед страной.
Как в людях, так и в целых народах и царствах есть что-то фатальное, неизбежное. Но времена и лета, различные сроки остаются во власти Божьей.
Почти все пророчества и предсказания несколько предупреждают события, потому что точное определение времени скрыто от людей. Помните слова Иисуса: «О дне же том и часе никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один».
Отсюда можно заключить, что год и месяц как будто еще в нашей власти, но день и час сокрыты от нас.