Миллионер чувствует себя Иовом

До бедности библейского Иова Родсу было куда как далеко. Но вот ореол человека, которому никогда не изменяет госпожа Удача… Этот ореол завораживал и простых людей, и вершителей судеб Англии и Европы. Потому-то и совсем уж небогатые люди на свои трудно скопленные деньги покупали его однофунтовые акции, вверяли ему судьбу, считали, что с ним не пропадешь. Да и аристократы, так легко ставя свои имена в списках учредителей компании рядом с магнетическим словом «Родс», не боялись осрамиться…

А теперь! Даже левиафаны английской печати, всегда так превозносившие Родса, и те нет-нет да и позволяют себе… Да что там! Уильям Стед — как уж делился с ним Родс, как старался сделать единомышленником. А поди ж, и он после джемсоновского набега уже не тот. Ну, скажем, не совсем тот. Близость-то осталась, но веры той — нет.

А политики! Выжидают. Не все, но многие. Вот Асквиту предложили войти в парламентский комитет по расследованию набега. Сам Чемберлен приезжал, уговаривал. Отказался. Не хочет связывать себе рук. Посмотрит, куда ветер подует.

Потом жена Асквита вспоминала об этом предложении Чемберлена. Она тогда спросила мужа, почему он отказался. Он ответил:

— Что я — круглый дурак?

А эти аристократы, которых Родс так задабривал пакетами акций, директорскими креслами своих компаний! Им самим, может быть, казалось, что они его поддерживают даже больше, чем он того заслуживает.

А он, в свою очередь, в большинстве из них, конечно, видел предателей. Чего же и ждать от них, от этих любителей загребать жар чужими руками, его руками. На что они вообще способны? Разве что на язвительные намеки в своем «высшем свете», в этой школе злословия. Да, конечно, они умеют двумя-тремя фразами испортить чужую репутацию. Как лорд Иллингворт или лорд Горинг у только что ставшего модным Оскара Уайльда. Может быть, часть его известности можно объяснить скандальным процессом, когда ему дали два года тюрьмы за гомосексуализм буквально накануне набега Джемсона. Но нет, он, конечно, необычайно талантлив. Даже в этой своей последней вещи. Кажется, «Как важно быть серьезным» — о ней заговорили тоже одновременно с набегом.

Публика смеется шуткам этих лордов. А смеяться надо над ними самими. Над их никчемностью, пустотой, неспособностью действовать. Если и есть в них что, на пустозвонство ушло. Отречься-то от него, Родса, и то, наверное, сумеют вот так же, походя, как от чего-то совсем постороннего и уж во всяком случае недостойного их.

А в самой Южной Африке для трансваальских буров нет теперь, пожалуй, никого ненавистнее Родса.

Буры Оранжевой? Деларей, небось, теперь жалеет, что просил Родса быть крестным отцом внука.

Капские буры! Каких трудов стоило сломить их настороженность. И добился ведь! Голосовали за него, верили, помогли стать премьером. Теперь все насмарку…

Самые верные помощники, друзья или почти друзья… Все побывали под судом, посидели у буров в тюрьме как заговорщики. Каждое имя газетчики всего мира полоскали как хотели. Каждый их шаг теперь на вцду… Все это не вечно, разумеется, но пока…

И главное, сам Родс теперь не может выступать на политической арене как официальный государственный деятель. Премьерского поста уже нет. Остается лишь действовать за сценой. Других уговаривать. А они еще озираться будут, бояться!

Но, пожалуй, главным было даже и не это.

Удары не могли бесследно пройти для здоровья, нервов, психики. Раньше умел держать себя в руках. Многими удачами этому и обязан. А теперь усилилась раздражительность, неуравновешенность. Это видели все.