Раздел пятый. Размышление на руинах русско-еврейской империи (1993–2005)

13 ноября 1993 года над Красной Пресней многие люди были свидетелями видения в небесах образа Пресвятой Богородицы. Мы пришли на руины сгоревшего Дома Советов на «сороковины» — скорбно почтить память наших погибших. Наше настроение тогда лучше всех выразил «поэт-однополчанин» Валерий Хатюшин:

Стояли с непокрытой головой

под высотой небесного знаменья…

Ребят погибших день сороковой

совпал с моим печальным днем рожденья.

Сгоревший Дом — как траурная тень…

Он был ушедшим, им уже не виден…

На красной Пресне в этот скорбный день

со всеми плакал я на панихиде.

Их назывались Богу имена,

и хор церковный повторял молитву.

Я знал: на небесах идет война,

и вслед за ними — мы пойдем на битву…

Морозный снег искрился на траве,

пропитанной непокоренной кровью.

Молились мы в запуганной Москве

наперекор всевластному злословью.

Все это было, как в тревожном сне:

мерцали свечи в хвойных лапах ели,

на стадиона каменной стене

в пробоинах от пуль цветы алели…

Они стояли здесь тринадцать дней,

и вот — ушли, оплаканные нами,

расстрелянные армией своей

за то, что не желали жить рабами.

Нас ждет тоска немереных дорог,

нас в прах испепелят иные грозы…

Вчера закон был с нами, нынче — Бог.

И в этот день он видел наши слезы…

Большая кровь все-таки пролилась. Наша русская. «Их» в августе 1991-го погибло трое, да и то по дурости — сами влезли под бронетранспортер. Они «реваншировались» двумя тысячами расстрелянных «наших» — и совсем молодых, и седовласых фронтовиков. В тысячу раз! Вот вам соотношение жертв на внутренней «русско-иудейской войне».

— Как же все-таки до крови дошло? — думал я 13 ноября 1993-го на руинах Дома Советов. — и вывод мой был страшный. Нас подставили. А мы подставились.

Сразу после иудейской Второй Октябрьской революции (государственного переворота октября 1993 года) мы оказались в новой реальности. Ельцин, — чего мы и добивались своими действиями вокруг Верховного Совета и при штурме Останкинского Тель-Авива! — оказался в положении оккупанта. Его песенка, как узурпатора, морально была спета. Падение возникшего оккупационного режима было неизбежно.

Тогда, пытаясь спасти свою шкуру, узурпатор-расстрельщик Ельцин объявил о выборах в якобы возрождаемую им российскую Государственную Думу (реверанс русским — до этого Дума знаково была только у нас в «Славянском Соборе»). И одновременно (sic!) на тех же выборах — о всенародном референдуме по утверждению придуманной им под себя авторитарной Конституции с огромными правами у президента и мизерными у Думы. Конституции, сочиненной ему услужливыми Шейнисом, недавним лаборантом МГУ Шахраем и юристом Яковлевым, другим «Яковлевым», но из одного гнезда.

Ясно было, что выборы фальсифицируют, что Ельцину нужна только явка. Все патриоты решили бойкотировать выборы. Бойкотировать «оккупационный» референдум. Недовольство среди населения было массовым, и у Ельцина практически не было шансов набрать 50 % явки на референдум. Пустые избирательные участки не скроешь никакой фальсификацией. Оккупационный режим (а в такой превратился режим Ельцина после расстрела законного парламента) неминуемо бы пал. Упал бы с политической арены, как прогнивший плод.

Но у оккупационного режима нашелся свой коллаборационист.