ПОРТРЕТ МАМЫ Рассказ в ответах на анкету[5]

1. Какова роль матери в Вашей жизни в разные периоды?

а) в детстве (до 11—12 лет)

Моя мама, Агриппина Григорьевна, всю жизнь была для меня первым Человеком среди всех, кого я знал. Общаться с ней было — как дышать, есть, пить, бегать, рвать вишни в саду… Что б со мной ни происходило, я сразу же думал, как об этом узнает мама, как отнесется к этому, что произойдет с ней… Это у меня осталось на всю жизнь. Первой я нес ей свои радости — они были самыми большими ее радостями. Горечи свои я по возможности скрывал, так же, как она.

Что я с самого детства помню — это мамину заботу о себе. Я мог ходить и часто ходил в заштопанных рубашках и штанишках, но они всегда были выстираны и выглажены. Она никогда не съедала полностью свою часть кукурузной или картофельной в голодные годы лепешки. Она делила ее со мной и отцом…

Это не значит, что она баловала меня. Нет, никем я не был чаще наказуем, чем мамой. Но она всегда наказывала и сердилась за действительную вину мою, хотя при этом всегда больше меня переживала свое наказание. А состояло оно в том, что она раз-два, бывало, «вытягивала» меня по спине скрученным полотенцем: больно никогда не было.

До двенадцати лет мы с ней надолго не разлучались. Она работала в колхозе, в страду — с зари до зари. Я домоседовал. И поздними вечерами мама, соскучившись по мне за долгий летний день, была неизменно ласковой, всепонимающей и всепрощающей. Пожалуй, это было главное, что дала ей природа, ей — почти неграмотной деревенской женщине (она едва закончила два класса церковно-приходской школы). Однажды я потерял ключ от замка, которым запирали хату. Замок был надежный, крепкий. В слободе таких не было. Папа купил его где-то в городе. Я очень переживал потерю. Представил — что мне будет теперь. Соседского мальчика, Алешку Могилу, выпороли за потерю ключа от калитки, а тут — ключ от хаты. Взволнованный, я пошел в поле искать маму. Дело было уже под вечер. Нашел я ее километрах в пяти от дома. Смеркалось. Мама перепугалась. «Шо случилось, сыночек?.. Як же ты йшов один? Як же ты найшов нас?..»

Я рассказал о беде. И что же? Мама даже не пожурила меня. Она обрадовалась, что ничего страшного не произошло. А замок? Да бог с ним!.. «Ще купим!..»

А один раз меня выпросила у мамы бездетная ее сестра Даша к себе в гости на недельку. Я уехал с тетей Дашей за пятьдесят километров от нашей слободы, в Лиски. Мне было года три-четыре. Сойдя с поезда и придя к тете домой, я захотел к маме, тут же расплакался от того, что ее нет рядом. А мама тоже не выдержала и приехала за мной на второй день…

б) в отрочестве (до 15—16 лет)

Детство мое было полно тревог предвоенных тридцатых. Они, конечно, воспринимались по-мальчишечьи, они шли больше от взрослых — отца, матери, родичей. Но я был к этим тревогам довольно чуток. Это оставило свой отпечаток на всю жизнь. Я помню горечи голодного тридцать третьего, тревог не уменьшилось и позже… Я помню войну в Испании, приехавших к нам испанских мальчишек и девчонок, помню раненых, привезенных с финской войны в Россошь, где мы жили в ту пору… Помню, как собирался удрать из дому на финскую войну… Мне было двенадцать лет, когда на нас напала гитлеровская Германия. Беспрерывные бомбежки 1942 года, семимесячная оккупация Россоши вражескими войсками, угон наших людей в Германию, расстрелы, холод, голод. Детство сокращено было всем этим, отроки выглядели старше своих лет… Только теперь, будучи зрелым человеком, я постигаю, что пережило материнское сердце, когда чуть ли не каждый день погибали и взрослые, и дети — от бомб, от фашистских облав, от неумелого обращения с оружием… Если есть ангелы-хранители, то мама — первый среди них в годы войны. Не будь ее, я вряд ли остался бы живым. В маме — счастье и детства моего, и отрочества.

в) в юности (до 20—21 года)

Юность моя — тоже счастливая. В двадцать лет я стал студентом единственного в мире Литературного института им. Горького в Москве. Тогда я был беспомощен как литератор. Жил трудно, на одну стипендию. Я старался бережно расходовать ее. Никогда не просил денег у родителей. Но деньги всегда приходили от них, от мамы, во время моего безденежья. Мама пошла работать в школу уборщицей и свою получку (220 рублей — ныне 22 рубля) никогда не доносила домой: по пути с дежурства она заходила на почту и отсылала получку мне в Москву.

В годы студенчества началась наша с мамой переписка (да, именно с мамой, потому что папа писал очень редко, хотя был грамотнее мамы на два класса). У меня сохранилось множество маминых писем. Письма ее — это кодекс нравственности. «Ты ж не пей там…», «Да веди себя у людей хорошо…», «Да старайся ходить в чистеньком…», «Стирай вовремя рубашки…», «Не обижай товарищей…», «Поделись посылочкой с товарищами по общежитию…», «Да пиши мне почаще…», «Будь скромным в компаниях…», «Не задерживайся допоздна, шоб не тревожить сестру-хозяйку в общежитии…», «Не курил бы ты — так тебе нейдет цигарка… да и здоровьячко у тэбэ нэ дужэ гарнэ…» и т. д., и т. п. Из письма в письмо. Для меня это были не просто поучения. Это был родной голос издалека…

г) в зрелые годы (до 55—60 лет)

Мои зрелые годы омрачились невзгодами личной жизни. Но опять же счастье мое заключалось в том, что рядом была мама. Она помогала уже одним присутствием своим. Я учился у нее выдерживать беды. Она умела это как никто. Терпелив был отец в невзгодах. Мама была — еще терпеливее.

д) в пожилом возрасте

До пожилого возраста — не знаю, доживу ли. Пять лет назад ушел из жизни папа, три года назад — мама. Оборвалось что-то во мне. Понимаю, что все — закономерно, что родители прожили долгую жизнь (папа — восемьдесят три года, мама — семьдесят семь). На старости у них были житейские радости. Но… это все — рассуждения. А сердце не может смириться с тем, что их… нет. И никогда не будет.

И все же я был счастлив: до пятидесяти двух лет я прожил с папой и мамой. До пятидесяти четырех — с мамой. То есть всю жизнь, вернее — лучшую ее часть.

2. Когда вы почувствовали и осознали роль матери в разные периоды жизни?

Сердцем — очень рано, еще совсем маленьким. Разумом — естественно, позже. Глубже всего — вдалеке от мамы, в Москве. Но особенно глубоко — теперь, когда ее нет на свете.

3. Являлась ли она вашим другом? Если ваш ответ положителен, то поясните, в чем это выражается.

Да, мама была моим другом, причем самым близким и верным. Другом по крови, по языку, по земле.

В чем это выражалось? В том, что она меня понимала. Если, понимая, противоречила мне, то только из добрых побуждений. Она бескорыстно прощала мне мои провинности. Она никогда не лукавила со мной, всегда высказывала обо мне, о моей очередной затее или оплошности все, что думала. Иногда высказывала нервно, будучи усталой, издерганной буднями. Потом остро переживала такую «непедагогичность» и раскаивалась в своей горячности. Если я бывал в минуты раскаяния рядом, я всячески старался снять с «повестки дня» несуществующую ее вину.

Я был откровенен с мамой. Не говорил ей лишь о своих «любовных» увлечениях, особенно в разгар их, — стеснялся. Если говорил, то после того, как они проходили, спустя многие годы.

Мама скрывала от меня свои беды, чтоб я не волновался. Я отвечал ей тем же, из тех же соображений. О многих моих болезнях она узнавала спустя месяцы и годы после них. Проговаривался либо я, либо мои товарищи. Она тоже проговаривалась и сама потом подсмеивалась над собой.

До конца дней своих она старалась как можно больше взять на себя будничных житейских забот.

4. В каких вопросах мать являлась авторитетом для вас в течение всей жизни?

В вопросах взаимоотношений с людьми. Общаясь с окружающими, она всегда была правдива до резкости и доброжелательна, стремилась понять собеседника и страстно хотела, чтоб и с ней люди, особенно близкие, были правдивыми и доброжелательными. И если не понимали ее, то хотя бы желали понять.

Это ее всегдашнее поведение было для меня авторитетным.

5. В чем вы сознательно, а может быть, бессознательно стремились подражать матери?

Если говорить о подражании матери, то это скорее делала бы девочка.

Я просто хотел во многих случаях поступать, как поступала мама. Я делал и делаю это без потуг, потому что по характеру своему я, как говорят, похож на нее.

Легко вспылив, она тут же отходила от вспыльчивости. Я таков же.

Мама, бывало, поссорившись с отцом, никогда не переносила злость «на все». Сердясь на него за выпивку, она не оставляла его без ужина или завтрака, без ванны, без свежего белья, как это делают многие нынешние жены. Я тоже не переношу одну вину человека на все отношения с ним.

Мама не была злопамятной. Она умела ценить человека объективно. Но если люди, причинившие ей зло, не унимались, то она порой напоминала им обо всем. Считаю это правильным и стараюсь поступать так же.

6. Какие черты вашей личности сформировались под материнским влиянием?

Мама и папа, простые деревенские люди, были щедро награждены природой. Оба они имели хорошие голоса и хорошо пели в два голоса, особенно русские и украинские народные песни и романсы. Оба до слез чувствовали музыку, мама — даже симфоническую. Бросала все на кухне, когда по телевидению выступал оркестр под управлением Николая Некрасова, слушала восторженно, то и дело всплескивая руками.

Оба любили читать, знали множество стихов наизусть. От них, особенно от папы (мама знала меньше) я с самого раннего детства слышал стихи Никитина, Кольцова, Жуковского, Федора Глинки, Лермонтова, Алексея Константиновича Толстого… Не говоря о Тарасе Шевченко. «Кобзарь» его был у нас настольной книгой.

Жажду больше узнать оба сохраняли до конца дней. До людей тоже были жадны. Потому мама и папа распахнуто принимали всех моих друзей.

Многое-многое во мне, необходимое как литератору, — от них. От папы и мамы.

7. Находите ли вы, что в чем-то повлияли на мать? Если ответ утвердителен, то поясните, в чем это выражается.

Резко определенно ответить боюсь. Думаю, что мама испытывала «мое влияние» с самого моего появления. Скажем, не будь меня, она наверняка ушла бы от отца, когда он в начале тридцатых сильно пил. Но мама не решилась оставить меня без отца: в ее представлении это было страшно.

Под влиянием моей любви к отцу менялось и ее отношение к нему.

При моих «педагогических» советах она довольно-таки легко отходила от своих «старческих» ворчаний и требований в общении с внуком, то есть с моим сыном. Папа это не мог.

Я часто в разговоре использую и использовал мысли великих людей. Родители прочитали многие книги моей библиотеки. Мама, работая в школе, убирая классы, читала на их стенных таблицах высказывания великих писателей и педагогов, записывала их, запоминала и в беседах со внуком уместно цитировала ему мысли и Пушкина, и Некрасова, и Льва Толстого, и Ушинского, и Чехова…

Легко представить реакцию на это — и мою, и моих товарищей.

Но главное не в моем влиянии на маму, а в ее влиянии на меня.

8. Какую роль, по вашим наблюдениям, мать играла в семье, где вы росли?

И в отношении меня, и в отношении отца главную роль. И весьма благотворную. Но папа для нее все же был главой нашей маленькой — в три человека семьи.

Почему же роль ее была главной? Потому, во-первых, что мама нужна была мне, и она была всегда — в детстве — со мной. Во-вторых, при малой зарплате папиной она умело вела хозяйство, многое по хозяйству делала сама, великолепно готовила. Она согласна была на любую работу, только чтобы помочь отцу копейкой, чтобы в семье было что поесть, было во что одеться. Она была человеком чистоты и опрятности, хотя у нее никогда не было ничего лишнего ни в питании, ни в одежде.

Всем в семье она распоряжалась так, чтобы в ней были лад и порядок. Теперь я отлично понимаю, как это было ей трудно при нашем достатке.

9. Ваше отношение к матери:

а) в детстве

Любил ее и думал, что она вечна — будет всегда.

б) в отрочестве

Любил и страшно боялся, как бы она не погибла от бомб, от доносов во время оккупации, от болезней и перегрузок, когда строили свои хаты (в жизни мамы и папы это было трижды).

в) в юности

Это было начало долгой разлуки, и я вдали от нее вспоминал ее с нежностью и щемящей болью. Иногда не мог тратить деньги, присланные ею, так как знал, каким трудом они доставались ей.

г) в зрелом возрасте

Стремился облегчить ее старость: помогал деньгами, помогал последний раз перестраивать хату, выбил у самого крыльца колодец, чтоб маме и папе не ходить через улицу за водой (особенно в весеннюю распутицу), приезжал помочь вскапывать огород, сажать картошку, убирать ее… Когда родителям стало невмоготу это все делать, забрал их к себе в Москву и счастлив, что им, как они говорили не раз, было у меня хорошо.

Что бы ни выпадало доброе в моей жизни, я спешил сообщить об этом маме и папе и счастлив был видеть их счастливыми.

10. Как вы считаете, понимала ли вас мать?

Да, понимала. Порой я удивлялся — и не раз! — что меня не понимали мои друзья-товарищи, равные мне по положению, по образованию, и те, что выше меня, а она — умное материнское сердце непостижимо! — мама понимала!

11. Если вы создали свою семью, скажите, каково отношение членов этой семьи к вашей матери?

Жена моя с первой же встречи стала относиться к маме с неприязнью. И главным образом, как я позже убедился, потому, что не обладала и не обладает ни свойствами жены, ни свойствами матери, органически присущими моей маме. Не хватало у жены и культуры просто уважать старую женщину хотя бы за то, что она ежедневно готовила жене завтраки и ужины, собирала и провожала ее ребенка в школу, встречала из школы, водила в музыкальную школу, кормила его, гуляла с ним, купала, укладывала спать.

Оскорбительное отношение жены к маме переполнило чашу моего терпения. Мы разошлись. Неловко об этом говорить. Но это так.

Девятилетний сын, оставшийся со мной, любил бабушку, то есть мою маму, самозабвенно. Они прожили в большой дружбе несколько лет. Она и к внуку была строго-любящей. Она пробуждала доброе в нем, журила за непослушание. Говорила мне, что любит внука и тревожится за него больше, чем любила меня и тревожилась за меня. Я думал: как же это можно — еще больше?.. Но таково истинно материнское сердце.

И теперь стоит мне напомнить сыну, что надо бы съездить на кладбище, проведать бабушку и дедушку, он оставляет все, и мы тут же едем. Часто напоминает сам об этом.

12. Что у вашей матери на первом плане?

Семья: я и отец. Работа — постольку, поскольку она была необходима, чтобы увеличить семейный бюджет. Работа ее всегда была тяжелой: мама ведь не имела специальности, не доучилась, как она с грустью говорила.

13. Представьте себе ситуацию: ваша жизнь начинается с детства, снова повторяется. Вы можете внести в нее любые изменения — и все исполнится по вашей воле. Как бы вы построили свои взаимоотношения с матерью? Почему именно так?

Своих взаимоотношений с мамой я бы не изменял. Я бы хотел изменить ее жизнь. Я попросил бы судьбу, чтоб она не делала маму сиротой, чтоб ей не выпали в самом раннем детстве годы батрачества, чтоб она получила образование, чтоб она могла повидать родную землю, больше порадоваться жизни (никогда не забуду ее рассказы о Ленинграде, куда она поехала девушкой на заработки, чтобы справить приданое и выйти замуж за папу. «Знаешь, сынок, — говорила она, — от работы до общежития було верст восемь. Нас возили туда и сюда. Так я не ездила… Я ходила пешком и на работу и с работы, щоб полюбоваться городом!.. Який же вин красивый, Ленинград!..») Я хотел бы, чтоб она имела досуг чаще слушать музыку и пение, читать хорошие книги, ходить со мною в театры. В студенческие годы, когда она приезжала ко мне в Москву, мы бывали с ней в театрах. Надо было видеть ее! Как она хотела жить моей жизнью! Часто дрогнувшим голосом говорила: «Эх, як бы моя жизнь началась завтра!..»

Наконец, я хотел бы, чтоб в ее жизни не было войн!..

Будь она жива, я бы рискнул жениться еще раз, в надежде, что вторая жена увидит в маме моего и своего друга, готового ради нас на все… Именно таким другом была мама. И мне больно, что бывшая жена не поняла этого, что неудавшаяся моя семейная жизнь доставила маме много горечи.

Часто приходят на ум пронзительные слова Ивана Бунина:

«С матерью связана самая горькая любовь всей моей жизни. Всё и все, кого любим мы, есть наша мука, — чего стоит один этот вечный страх потери любимого! А я с младенчества нес великое бремя моей неизменной любви к ней, — к той, которая, давши мне жизнь, поразила мою душу именно мукой, поразила тем более, что в силу любви, из коей состояла вся ее душа, была она и воплощенной печалью: столько слез видел я ребенком на ее глазах, столько горестных песен слышал из ее уст!.. да покоится она в мире и да будет вовеки благословенно ее бесценное имя».

Да, да покоится она в мире. А имя ее и светлая память о ней будут для меня благословенными, пока я жив.

1986