Глава четвертая. ПОДГОТОВКА К РЕВОЛЮЦИИ
Глава четвертая. ПОДГОТОВКА К РЕВОЛЮЦИИ
В эскизном проекте большой противолодочный корабль проекта 1135 именовался как «Буревестник». Именно буревестником новой коммунистической революции желал стать и замполит пятого по счету «Буревестника», носившего на борту славянскую вязь — «Сторожевой».
9 января 1975 года, аккурат в годовщину «кровавого воскресенья», было опубликовано постановление ЦК КПСС «О 70-летии Революции 1905—1907 годов в России». Это постановление стало для Саблина настоящим подарком судьбы. Теперь он мог фактически легально бесконечно крутить на корабле фильм «Броненосец “Потемкин”», а также недавно вышедшей на экраны фильм о своем кумире — лейтенанте Шмидте «Почтовый роман», и все свои выступления перед личным составом сводить к событиям на мятежном броненосце и восстанию на крейсере «Очаков» во главе со Шмидтом. Так подспудно он старался привить своим старшинам и матросам мысль, что мятеж на корабле — это дело нужное и полезное, особенно если во главе этого мятежа стоит «правильный» офицер.
Из показаний Саблина 24 января 1976 года: «Я интересовался взглядами офицеров и мичманов, особенно молодых, недавно пришедших на корабль, по разным вопросам общественной и политической жизни, их взглядами на службу, спрашивал о доме, семье, трудностях, несправедливости. Эти беседы дали мне немного — какой-то ясности в том, поддержат ли мое выступление офицеры и мичмана, у меня не было».
Не ограничиваясь своим кораблем, Саблин начал и хождение в народ. По собственной инициативе он выступает с лекциями о мятеже на броненосце «Потемкин» и крейсере «Очаков» в дивизионной библиотеке, куда ему сгоняют своих матросов замполиты соседних кораблей. В политотделе радуются, какой инициативный и активный замполит на «Сторожевом», как близко к сердцу он воспринял постановление партии о революции 1905 года, как неистово й горячо он пропагандирует революционные идеи! И никому даже в голову не приходит, что инициативный и активный замполит, вдохновенно рассказывая, как весело матросы «Потемкина» забивали насмерть прикладами офицеров и дружно расстреливали своего командира, готовит то же самое на вверенном ему корабле.
Из показаний Саблина на допросе 10 июня 1975 года: «Мне надо было повысить свои политические знания. Для этого я поступил в военно-политическую академию и успешно закончил ее. Следующий этап — захват боевого корабля и получить возможность выступить по телевидению. Далее активное влияние на общественную и политическую жизнь страны».
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Решение Саблин принял не спонтанно. Он готовился к нему. Заранее. Находясь в длительном плавании, моряки не имели возможности читать газеты, смотреть телевидение, слушать радио, находились в изолированном пространстве. Саблин этим воспользовался. В кубрике, на боевом посту, в кают-компании он навязывал темы о негативных явлениях в стране, и это давало о себе знать: дисциплина на корабле падала, на боевых постах процветало браговарение, пьянство, карточные игры. Оценок этого явления ни со стороны командира, ни со стороны замполита не давалось, а все скрывалось и замалчивалось. Тематика бесед, радиопередач, подбор кинофильмов — все это замполит использовал исключительно для подготовки мятежа...»
А время Саблина подпирало. Несмотря на два года нахождения на «Сторожевом», ему так и не представился подходящий случай поднять мятеж. На боевой службе пытаться захватывать корабль было равносильно самоубийству. Помимо того, что на борту располагался походный штаб во шаве с ненавистным комбригом Рас-сукованным, само понятие «боевая служба» говорило само за себя. Там Саблину сразу бы скрутили руки, а то и просто пристрелили на юте. Полномочия командира отряда кораблей в отдельном плавании, да еще и при выполнении боевой задачи, давали ему право разбираться с преступниками (если была такая необходимость) по законам военного времени.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Он просто не смог бы этого сделать. Корабль на боевой службе полностью укомплектован офицерами, рядом чужие берега. Экипаж не обманешь призывами типа “идем на рейд Кронштадта!” Да за такие крамольные слова замполита просто выбросили бы за борт. Он выбрал удобный момент».
При нахождении корабля в Балтийске ситуация была тоже ненамного лучше. «Сторожевой» был под постоянном контролем вышестоящих штабов, и каждый день на нем обязательно кто-то присутствовал и что-то проверял. Поэтому, узнав о приказе следовать на парад в Ригу, Саблин понял, что это его звездный час пробил. Сейчас или никогда!
Перед выходом корабля в море Саблин отправил письмо жене и сыну, написанное им ранее. В нем он сообщил, что собирается захватить «Сторожевой». В нем Саблин указал, что успех его выступления составляет только 40 %. Письмо он бросил в почтовый ящик около своего дома в Балтийске. Отправил Саблин и письмо родителям. Получив письмо сына, где тот извещал их о своих наполеоновских планах, родители впали в состояние шока. Мать тут же отбила телеграмму в Балтийск: «Получили письмо Валерия. Удивлены, возмущены, умоляем образумиться. Мама. Папа». Но их телеграмма дошла до Балтийска слишком поздно...
В ленинской каюте «Сторожевого» незадолго до мятежа Саблин вывесил плакат: «...Каждый должен чувствовать свою независимость для того, чтобы он мог утверждать начала справедливости и свободы, не будучи вынужденным предательски приспособлять их к обстоятельствам своего положения и к заблуждениям других людей...» (из «Рассуждений о политической справедливости» Годуина Годвина). Читал ли вообще кто-то из матросов «Сторожевого» данную тяжеловесную цитату до конца, а если прочитал, то понял ли, о чем в ней идет речь? Да и знал ли хоть кто-то из матросов корабля, кто такой этот Годуин Годвин? Уверен, что нет. Если кого матросы и знали, то лишь «великого и ужасного Гудвина» из Изумрудного города... Напомню, что Годуин Годвин, которым восхищается Саблин — это английский мелкобуржуазный публицист XVIII века, сторонник примитивного «военного коммунизма», т.е. самый что ни на есть единомышленник нашего «героя».
* * *
Когда в октябре 1975 года на «Сторожевой», который в то время уже полным ходом готовился к ремонту, пришел приказ об участии в параде 7 ноября в Риге, это стало большой неожиданностью для всех. Данное известие было встречено на корабле без особого энтузиазма, так как участие в параде — это всегда лишние хлопоты, связанные с обязательной покраской корабля и другими неизбежными работами, которые перед постановкой в док совершенно излишни. С нескрываемой радостью воспринял известие о предстоящем участии в параде лишь один человек — замполит.
Вспоминает адмирал Валентин Егорович Селиванов: «Так как наша дивизия была единственным соединением Балтийского флота, имевшим в своем составе большие надводные корабли, то мы ежегодно направляли по три корабля на морские парады: в Ленинград, Таллин и Ригу. В 1975 году на парад в Ригу был определен “Сторожевой”. Сделано это было для того, чтобы после парада он сразу же перешел на плановый ремонт в Лиепаю».
Назначение «Сторожевого» на парад в Ригу стало для Саблина еще одним подарком судьбы, так как время его поджимало. Во-первых, корабль уходил в чужую базу, где временно поступал в подчинение чужому начальству, которому до их БПК не было особого дела. Это значило, что контроль за ситуацией на корабле со стороны вышестоящего штаба будет ослаблен. Во-вторых, сам по себе праздник предполагал отсутствие начальства на своих местах, а, следовательно, непринятие своевременных мер против него, что давало еще и фору во времени. В-третьих, в Риге не было кораблей, равных по боевой мощи «Сторожевому». Кроме всего этого, по стечению обстоятельств буквально перед выходом в Ригу Саблину удалось избавиться от самых авторитетных офицеров корабля, тех, кто мог возглавить офицерскую оппозицию мятежу и кого Саблин больше всего боялся (старший помощник командира корабля и командир электромеханической боевой части). Короче говоря, перед Саблиным стал выбор — сейчас или никогда. И он выбрал первый вариант.
По воспоминаниям ряда ветеранов 12-й дивизии, именно Саблин и был одним из инициаторов отправки «Сторожевого» на парад в Ригу. Вообще-то решение такого вопроса не в компетенции замполита корабля. Но что удивительно, у Саблина хватило связей, чтобы «продавить» это решение. Любопытно, что большинство начальников были против посылки готовящегося к постановке в док корабля на парад, но ничего не помогло, победил все равно Саблин. Как это ему удалось, не знает никто.
А затем замполит «Сторожевого» развернул беспрецедентную компанию по удалению с корабля на время парада самых авторитетных и популярных офицеров. Вначале он попытался «спровадить» в отпуск командира, но Потульный проигнорировал все уговоры замполита. Тогда Саблин занялся вторым по авторитету офицером корабля — старшим помощником капитан-лейтенантом Николаем Новожиловым, который, несмотря на свою должность, был любимцем всего экипажа и пользовался непререкаемым авторитетом. С Новожиловым Саблин поступил хитрее, чем с Потуль-ным. Зная, что старпом давно страдает язвой желудка, которую только что наскоро залечил в госпитале, замполит сумел достать ему путевку в санаторий с профилем лечения желудочных заболеваний и, таким образом, отправил Новожилова на новое лечение. Еще одним опасным для Саблина офицером оставался командир БЧ-5 Иванов. Убрать с корабля перед доковым ремонтом механика затея почти немыслимая. Но Саблин справился и с этой непростой задачей.
Механику он неведомыми путями достал весьма дефицитную путевку в дом отдыха в Пярну. Одновременно Саблин каким-то образом сумел убедить все начальство, что экипаж справится с задачей и без механика, т.к. в БЧ-5 имеются хорошо подготовленные офицеры, а командир БЧ-5, вернувшись к концу ремонта, будет включен в состав доковой комиссии. Что касается Иванова, то он долго не соглашался уходить в отпуск. Непонятно каким образом, но Саблин так обработал командира корабля, что тот в конце концов вызвал к себе в каюту командира БЧ-5 и велел ему уходить в отпуск в приказном порядке. После этого Иванову ничего не оставалось, как подчиниться приказу и убыть с корабля. Уже перед самым выходом «Сторожевого» из Балтийска, благодаря «стараниям» Саблина, с корабля в срочном порядке был отправлен на учебу на офицерские классы в Ленинград еще один авторитетный офицер — командир трюмно-котельной группы старший лейтенант Г. Шемятков. И это несмотря на то, что набор слушателей туда уже давно закончился и учебный процесс на классах шел полным ходом. Если для решения вопросов по Новожилову и Иванову Саблину вполне было достаточно уровня его флотских связей, то для решения вопроса по Шемяткову все должно было решаться уже на уровне Москвы. Через кого именно устраивал все эти дела Саблин, так и осталось тайной...
* * *
Одновременно Саблин начал и усиленную обработку матросов, которые после боевой службы получили отпуска на родину. По возвращении с каждым из них замполит проводил обстоятельную беседу, обращая особое внимание на те недостатки, которые матросы увидели на родине за время отпуска.
Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Я с 1973 года вынашивал мысль выступить по телевидению с рядом критических вопросов по внутренней политике КПСС. Такая мысль у меня возникла, когда я обучался на 4-м курсе политической академии им В.И. Ленина. В августе 1973 года после окончания академии я был направлен на БПК “Сторожевой”... на должность заместителя командира по политической части. На этой должности я нахожусь по последнее время. Уже тогда, в 1973 году, я имел намерение в случае возможности использовать этот корабль для критического плана на политику КПСС... О своих намерениях выступить по телевидению до 8 ноября 1975 года я никому не говорил. 6 ноября 1975 года БПК “Сторожевой” вышел из Балтийска в Ригу, чтобы участвовать в параде в честь 58-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. В тот момент у меня созрело решение вечером 8 ноября обсудить вопрос о выступлении по телевидению со всеми членами экипажа БПК.
7 ноября, когда “Сторожевой” стоял на рейде реки Даугавы, я своей жене Саблиной Н.М. написал письмо. В нем я сообщил, что решил вступить в активное действие для того, чтобы выступить по телевидению. Своей жене я ранее о таких намерениях ничего не говорил...»
Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Еще в апреле 1975 года я вел подготовительную работу для выступления по телевидению. Тогда у себя в каюте на магнитофоне “Комета” записал на магнитную ленту примерный текст своего выступления по телевидению».
На допросе 22 марта 1976 года Саблин показывает: «Решение о захвате корабля в ноябре 1975 года я окончательно принял в апреле 1975 года. Это немного отражено в моей биографии, которую я вначале написал, а затем наговорил на магнитофонную ленту. Для своего выступления я выбрал ноябрь. Считал, что к этому времени закончится увольнение в запас членов экипажа, отслуживших три года, и, кроме того, исходил из известного мне графика постановки БПК в док на ремонт. В середине октября стало известно, что БПК идет в Ригу для участия в военно-морском параде, а потом в Лиепаю в док. В связи с этим я решил, что власть на корабле можно будет захватить сразу же после военно-морского парада, т.е. 8 или 9 ноября.
6 ноября при нахождении “Сторожевого” в Риге стало известно, что БПК по плану должен будет сняться с бочек утром 9 ноября. Тогда же 6 ноября я принял решение захватить власть на корабле вечером 8 ноября, а 9 ноября в положенное время выйти в Балтийское море, т.к. на берегу не знали бы о захвате, а движение корабля соответствовало бы запланированному переходу у оперативного дежурного БФ. О причине снятия с бочек не утром 9 ноября, а в ночь с 8 на 9 ноября, я уже показывал на предыдущих допросах».
Пропагандировать свою биографию, точнее автобиографию — особая, почти болезненная страсть Саблина. Текст своей биографии Саблин сочинял упорно и долго. Полностью он написал свой опус более чем за полгода до захвата корабля, который планировал, как мы знаем, тоже загодя. Биография Саблина — это даже не биография в полном понимании этого слова. Это тернистый путь искателя правды и борца за лучшую жизнь для человечества. Любопытно, что во всей богатой событиями саблинской биографии нет упоминания ни об одном порядочном человеке. Все, кого встречал на своем жизненном пути Саблин, — отъявленные негодяи и мерзавцы. Как говорится, все в дерьме, а я весь в белом! Читаешь, и сердце кровью обливается, как же нелегко жилось Валерию Михайловичу в этом страшном и враждебном мире!
О том, чтобы биография дошла до народа, Саблин размножил ее в нескольких экземплярах на магнитной пленке. Но и этого ему было мало. Все свои выступления во время мятежа перед офицерами и мичманами, перед старшинами и матросами он неизменно тоже начинал с автобиографии. Для чего? Для того, чтобы никто не забыл о тернистом жизненном пути нового вождя, Саблин вдобавок прокручивал запись своей биографии еще и по корабельной трансляции. Со всей серьезностью Саблин полагал, что будущего лидера новой революционной партии и будущего главу первого в мире коммунистического государства народ должен хорошо знать. Революционно-исповедальные откровения написаны явно не только для современников, но и для потомков. Не покажусь кощунственным, но читая перипетии непростого и тяжкого жизненного пути Саблина, создается впечатление, что перед тобой своеобразное «евангелие» нового мессии.
Помимо автобиографии Саблин записал на магнитофонной ленте еще и две свои революционные речи. Их изымут при обыске в его каюте. Речи вождя коммунистической революции планировалось в нужный момент довести до сведения сограждан. Записывал свои «апрельские тезисы» к новой революции их Саблин за семь месяцев до описываемых событий, в строжайшей тайне. На коробке с магнитофонной лентой стоит дата 12 апреля. Думается, не случайно Саблин выбрал именно эту дату для записи своей программной речи. 12 апреля первым полетел в космос Гагарин, 12 апреля составил свою программу грядущей революции и Саблин.
Уже после подавления мятежа из каюты Саблина при обыске будут изъяты магнитофоны «Комета-209 и «Орбита-2» (на которых он записывал свои революционные речи), фотоаппарат ФЭД-2, книжка стихов Е. Евтушенко, 8 грамот, орден и 5 медалей, немецкий кортик, матросская швертка (своеобразный кастет для продав-ливания иглы через парусину. — В.Ш. русско-английский разговорник В. Бобовского («Морской Транспорт». М., 1959 г.).
Кроме этого, при обыске будет изъята внешне ничем не примечательная, 96-листовая школьная тетрадка в красной коленкоровой обложке, которую мы уже цитировали выше.
Когда на допросе 14 января 1976 года Саблину начали задавать вопросы о том, как он конкретно готовился к мятежу, то в качестве вещдока ему была представлена та самая тетрадь в красной обложке.
Я в какой уже раз листаю эту обычную школьную 96-листовую тетрадь, которую можно смело назвать «рабочей тетрадью революционера». Начинается она длинной чередой всевозможных цитат Маркса, Ленина, Энгельса и почему-то якобинца Марата, записанных без всякой системы. Помимо этого в тетрадке много цитат, помеченных уже знакомой нам аббревиатурой «ВМС». Приводить все цитаты «Саблина из Саблина», думаю, здесь нет смысла, но для примера вот некоторые из них:
«Марксистско-ленинская теория сыграла свою революционную преобразующую роль на этапе социалистической революции, но она не может идти дальше. Благодарная история удушила ее в своих объятиях». ВМС
«Социализм создал предпосылки Коммунистической революции. Но он сам отбросил политическую революционность своего движения, тем самым стал тормозом в прогрессивном развитии общества». ВМС
«Коммунистическая революция должна носить характер острой классовой борьбы в зависимости от ряда факторов:
— поверит ли народ сразу в необходимость социальных преобразований;
— будет ли создана в ближайшее время новая революционная партия;
— насколько яростно “верхи” будут оказывать сопротивление и топить народ в крови». ВМС
«Главная задача — непоколебимая вера в необходимость Коммунистической революции, создание новой партии, создание широкого народного фронта и направление его на штурм государственных укреплений». ВМС
Комментировать эти откровения «классика новой революционной теории» у меня нет никакого желания. Читатель сам сделает выводы, прочитав теоретические «открытия» В.М. Саблина.
Дальше в тетради помещен и список теоретических революционных документов Саблина. Оговорюсь, что «теоретическими революционными документами» назвал свои сочинения сам Саблин в заголовке к перечню документов. Итак, какие «теоретические революционные документы» предлагал своим адептам для изучения Саблин:
Заявление (текст радиограммы Главкому ВМФ. — В.Ш.).
Обращение (радиограмма «Всем! Всем! Всем!». —В.Ш.).
Выступление (текст речи по телевидению. — В.Ш.).
Манифест. Комментарий Саблина: «Программный документ с теоретическими положениями предполагаемой революции не написан».
Тезисы выступления перед офицерами и мичманами.
Тезисы выступления перед личным составом.
Временный устав организации. Комментарий Саблина: «Подготовка устава революционных сил корабля».
Перелистнув страницу, мы понимаем, что, покончив с теорией, автор перешел дальше к вопросам уже сугубо практическим, так как далее в тетради записаны конкретные практические задачи, которые Саблин планировал решить до начала мятежа:
Беседы с офицерами, мичманами.
Изучение БЧ-4 (связи). Комментарий Саблина: «Я изучил организацию связи на корабле, на БФ, аппаратуру связи».
Изучение аппарата Ш. Комментарий Саблина: «Во исполнение п. 3 я изучил шифровальную аппаратуру».
Изучение хранения оружия. Комментарий Саблина: «Изучил порядок хранения стрелкового оружия, уточнил количество ключей от арсенала, у кого находятся, какое оружие находится на руках».
Пистолеты/обоймы
Дежурный офицер 1/2
Дежурный по низам 1/1
Вахтенный у трапа 1/1
Сейф командира 1/2
Изучение погребов. Комментарий Саблина: «Я изучил порядок охраны артиллерийских и минных погребов».
Изучение внутренней трансляции и связи.
Подготовка документов. Комментарий Саблина: «Подготовил все документы».
Изучение первоисточников MЛ (цитаты марксизма-ленинизма — В.Ш.). Комментарий Саблина: «Я перечитал еще раз ранее выписанные мною в настоящую тетрадь цитаты классиков MЛ».
Письма всем: командиру, СПК (старшему помощнику командира — В.Ш.), домой, родителям. Комментарий Саблина: «СПК писать не стал, т.к. с сентября в госпитале».
Магнитофонные записи. Комментарий Саблина: «Прослушал записи своей биографии, выступлений, радиограмм».
Купить замки. Комментарий Саблина: «В начале октября 1975 г. по вызову отдела кадров ПУ БФ в Калининграде купил 6 навесных замков».
Помещений осмотр. Комментарий Саблина: «Осмотрел с 1-го по 6-й посты РТС, имея в виду изолировать в них выступивших против меня членов экипажа».
Белье из дома. Комментарий Саблина: «Я принес свое белье из дома, полагая, что домой попаду не скоро».
Общий комментарий Саблина: «Все намеченное в сентябре 1975 года я выполнил в течение сентября—октября».
На следующей странице тетради автором записаны варианты названий будущей революционной организации корабля: Центральный Комитет Свободы, Совет Балтийских Коммунистов, Центр Революционной Мысли (последнее особенно оригинально. — В.Ш.) ...Комментарий Саблина: «В октябре 1975 года я остановился на варианте Центр Политической Активности (ЦПА)».
Далее запись — «ПИСЬМО В ООН». Комментарий Саблина: «Предполагалось написать письмо в ООН с целью ограждения родственников членов экипажа от возможных репрессий за наше выступление. Этот пункт выполнен не был».
Дальше в тетради снова перечень задач, которые автору предстояло решить после захвата власти на корабле:
Напечатать и отправить письма родственникам о нашем выступлении.
Отправить письмо в ООН.
Уволить в запас военнослужащих 3-го года службы.
Распустить партийную и комсомольскую организации.
Создать информационный центр, который готовил бы материалы для выступления по радио и телевидению.
Далее в тетради записан поминутный план самого мятежа, продуманный и выверенный до минуты:
«8.11.75 г.
1. 17.30—18.00 — команда ужинает.
2. 18.30 — взять ключи от постов РТС, киноаппаратной, поста «Сектор».
3. 18.30—19.30 — готовлю посты РТС для командира и несогласных, снять телефонные трубки, для командира постель, белье и письмо, подготовить урну и шашки.
4. 19.00—19.30 — смена вахты.
5. 19.30—19.45 — закрыть командира в посту № 2.
6. 19.45—20.15 — взять ключи от арсенала.
7. 19.45 — начало кинофильма для личного состава, собрать офицеров и мичманов в кают-компании.
8. с 19.45 до 21.45 — беседа с офицерами и мичманами, голосование.
9. 21.45—21.50 — закрыть несогласных офицеров и мичманов.
10.21.50—23.00 — показать личному составу 2-й фильм, чтобы занять этим, пока беседа с радистами. Несогласных радистов изолировать в посту “Сектор”.
11. 23.00—24.00 — беседа с личным составом корабля».
Затем в тетрадь вписаны 4 пункта, которые Саблин, по его словам, так и не успел выполнить:
— размножить обращение к советскому народу, чтобы матросы его разослали родным и знакомым в письмах;
— подготовить к отправке на берег трех матросов-«вестников» (из числа старослужащих);
— составить график расхода воды, продовольствия, топлива;
— разобраться с несением вахтенной службы с учетом поддерживающих меня и несогласных.
Дальше, начиная с 15-й страницы, в тетрадку вклеены различные газетные вырезки с подчеркиванием безымянных цитат о необходимости борьбы с бюрократами, о необходимости революционной борьбы и гражданской войны.
Что ж, революцию, как говорил один из классиков, не делают в белых перчатках. Это положение замполит «Сторожевого» тоже усвоил. Ну и что, что впереди ожесточенная классовая борьба и новая кровопролитная гражданская война, ведь в конечном итоге цель оправдывает средства.
* * *
Из допроса Саблина 12 ноября 1975 года, Москва: «Подготовку к захвату корабля я начал еще в дальнем походе. Тогда записал тексты будущих выступлений и свою автобиографию. В сентябре 1975 года я приобрел и записал в общую тетрадь в красной обложке план конкретных действий:
Изоляция командира.
Взять ключ от арсенала у дежурного.
Собрать офицеров и мичманов и голосовать шашками.
Изолировать несогласных с моей программой в посту № 4.
Собрать личный состав на беседу (здесь Саблин имеет в виду только старослужащих старшин и матросов. —В.Ш.).
Собрать весь экипаж на юте и выступить с программным заявлением.
Далее по обстановке.
...Чтобы иметь возможность закрыть помещения, где будут изолированы командир, а также выступившие против меня лица, я купил в Калининграде б навесных замков и хранил их у себя в каюте. В середине октября 1976 года подготовил письмо командиру с объяснением. В письме жене написал, что шансов на успех примерно 40 %, но все же стоит попытаться. В письмо жене вложил записку сыну, смысл которой сводился к тому, что когда он вырастет, то поймет меня.
При переходе БПК в Ригу я внимательно по карте изучил курс корабля по Ирбенскому проливу, Рижскому заливу и Даугаве».
Еще в конце октября 1975 года на политинформации с личным составом Саблин заявил матросам, что после 7 ноября их ждут большие дела. На вопрос: «Что именно за дела?» Загадочно улыбнувшись, ответил: «Придет время, и вы все узнаете».
То же самое заявил замполит БПК «Сторожевой» и на партийном собрании корабля 23 сентября 1975 года, но тогда на эту фразу Саблина никто особого внимания не обратил, кто там разберет, что там у заместителя по политчасти на уме?
Из показаний матроса Аверина на суде: «Еще до событий на корабле проходило партийное собрание, и меня на нем поругали. После этого я имел беседу с Саблиным, который сказал мне: “Не огорчайся, скоро узнаешь, какие будут события на корабле”»...
Из письма Саблина к родителям, изъятого при обыске: «Дорогие, любимые, хорошие мои папочка и мамочка! Очень трудно было начать писать это письмо, так как оно, вероятно, вызовет у вас тревогу, боль, а может, даже возмущение и гнев в мой адрес. Но я должен его написать, чтобы вы поняли, что я был, есть и буду честным человеком по отношению к людям и самому себе. Моими действиями руководит только одно желание — сделать, что в моих силах, чтобы народ наш, хороший, могучий народ Родины нашей, разбудить от политической спячки, ибо она сказывается губительно на всех сторонах жизни нашего общества. Решения на решительные действия я принял на третьем курсе академии, когда убедился, что путей легального выступления с критикой внутриполитической деятельности ЦК нет...»
Прощальное письмо он отправил и своему сыну: «Дорогой сынок Миша! Я временно расстаюсь с вами, чтобы свой долг перед Родиной выполнить... В чем мой долг перед Родиной? Я боюсь, что сейчас ты не поймешь глубоко, но подрастешь — всё станет ясно. А сейчас я тебе советую прочитать рассказ Горького о Данко. Вот и я так решил — “рвануть на себе грудь” и достать сердце...»
Красиво, возвышенно, патетично, но, увы, все это лишь красивые слова. Тем более мы уже знаем, по словам самого Саблина, что обманывать своих родственников и семью ему не впервой. Он уже обманывал их, когда заверял, что идет служить на боевой корабль, чтобы исследовать там «философские категории». Теперь вот сравнивает себя ни много ни мало с Данко. Пройдет совсем немного времени, и он почему-то забудет о Данко, но вспомнит полубезумного Дон Кихота, с которым также начнет себя сравнивать. А еще Саблин любил себя сравнивать с лейтенантом Шмидтом, с Марксом, с Лениным. Уж очень хотелось встать вровень с великими, хотя бы на мгновение.
* * *
Отправив в Балтийске письмо жене, Саблин морально перешел свой Рубикон. Теперь отступать было уже поздно. Вождь будущей революции приступил к ее непосредственной подготовке. Во время перехода из Балтийска в Ригу он времени даром не терял. Настал момент привлечения к заговору самых верных людей.
Отдадим должное Саблину, он оказался прекрасным конспиратором. Только представьте себе, как трудно удержаться от того, чтобы не поделиться своими мыслями с кем-нибудь, когда тебя буквально распирает от идей о мировом переустройстве. Но за плечами Саблина уже был печальный опыт откровения с бывшим одноклассником Родионовым, и должные выводы из него наш герой сделал. Вождь будущей революции прекрасно понимал, что тайна остается тайной, когда о ней знает только один человек. Если знают двое — это уже не тайна. В этом для Саблина была серьезная проблема. С одной стороны, для того, чтобы осуществить «революционный» захват корабля, ему обязательно нужны были единомышленники, однако преждевременное посвящение кого-либо в планы мятежа грозило его полным провалом еще до начала операции. Выход оставался только один — загодя присматривать и подбирать себе будущих помощников, не посвящая их, однако, ни в какие конкретные планы. Посвящение и предложение о сотрудничестве должно было произойти лишь в самый последний момент. При этом группа этих посвященных должна была быть минимальной, буквально 1—2 человека, что снижало риск предательства.
В отношении пути привлечения к участию в мятеже остального экипажа Саблин остановился на использовании эффекта внезапности. Объявить о своих планах офицерам, мичманам и матросам он решил непосредственно с началом мятежа. У людей при этом просто не оставалось времени на раздумья, кроме этого, у них не оставалось и особого выбора. К тому же, как далеко не глупый человек, Саблин предполагал не раскрывать перед командой всю правду о своих целях, ограничившись лишь констатацией тех недостатков окружающей действительности, о которой все и так знали, а также рассказать о своем желании бороться с этими недостатками. Фактически все члены экипажа должны были или принять участие в мятеже, или отправиться под арест, превращаясь, по сути дела, в самых настоящих заложников. Отказ от участия в мятеже с отправкой несогласных на берег Саблин не предусматривал, так как это сразу нарушало всю конспирацию, а кроме того, массовый уход с корабля специалистов всех категорий мог просто сделать корабль небоеспособным и неходовым, что сразу ставило точку на всей дальнейшей операции «Коммунистическая революция». Кроме этого, Саблин понимал и другое — как только по трансляции прозвучит команда «к бою и походу», то и согласные с ним, и несогласные—все дружно разбегутся по своим боевым постам, готовя механизмы и технику. Эта команда выполняется моряками почти на уровне рефлекса, и в этом для Саблина тоже был определенный шанс на успех. К тому же изолированность команды по постам, повахтенное несение службы не давало офицерам, мичманам и матросам возможности собираться всем вместе и быстро выработать какие-то меры противодействия. Да, люди будут нервничать, обсуждать ситуацию, но до определенного времени все это будет происходить только на боевых постах, что давало значительную фору по времени и было для Саблина особенно важно.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Саблин выбрал удачный момент. Старший помощник командира корабля, механик, секретарь партийной организации отсутствовали на корабле». Это не совсем точно, как мы уже знаем, именно Саблин сделал все возможное, чтобы самые опасные для него люди в определенный им момент для мятежа отсутствовали на «Сторожевом».
Вся выстроенная Саблиным схема захвата была тщательно, до мелочей продумана и выверена, причем с учетом офицерской, мичманской и матросской психологии. Безусловно, в данном случае Саблин проявил себя как тонкий психолог и вполне профессиональный заговорщик-революционер.
Однако пришло время определиться и с ближайшим помощником. На эту должность Саблин уже давно готовил приближенного и обласканного им уголовника Шейна. «Адъютант» должен был выполнять наиболее деликатные поручения: охранять запертого командира, арестовывать и закрывать под замок несогласных с Саблиным, прикрывать с оружием замполита во время общения того с офицерами и мичманами, но главная задача его была в ином — все время крутиться среди матросов (а по возможности и среди офицеров и мичманов), вызнавать их настроение и планы, о чем немедленно докладывать Саблину.
Из показаний Саблина 10 января 1976 года: «Шейну я решил доверить свой план не в силу каких-либо определенных, известных мне его политических качеств, хотя он критически мыслящий и болезненно реагирующий на недостатки человек».
Доверительные отношения между Саблиным и Шейным сложились значительно раньше. Что сыграло здесь роль, то ли не совсем честное прошлое матроса, то ли его независимый строптивый нрав, трудно сказать. Как бы там ни было, но Саблин стал приближать к себе Шейна с первых месяцев службы того на корабле. Несмотря на многочисленные жалобы на проступки и хамское поведение Шейна, поступавшие от офицеров и мичманов, Саблин всячески поддерживал его. По ходатайству Саблина этот матрос сумел дважды побывать в отпуске, хотя имел неснятые дисциплинарные взыскания. По существу Шейн, который вопреки штатному корабельному списку «внештатно» всецело подчинялся только лично Саблину, считаясь, опять же «внештатно», корабельным художником и руководителем ансамбля, заведующим ленинской комнатой корабля и корабельным библиотекарем.
Вопрос следователя на допросе 24 января 1976 года: «Почему Шейна Вы называете критически мыслящим и болезненно реагирующим человеком?»
Ответ Саблина: «Я часто беседовал с Шейным по вопросам его службы на корабле, как правило, после очередного его нарушения дисциплины или проступка. Шейн объяснял это и, как я видел, довольно искренне, нетерпимостью к несправедливости и беспорядку на корабле, действием некоторых офицеров и мичманов, что и позволило мне сделать такой вывод».
Вопрос следователя: «В карточке взысканий и поощрений у Шейна много взысканий. Чем объяснить, что Вы, тем не менее, нашли возможным дважды предоставить ему отпуск с выездом на родину?»
Ответ Саблина: «Отпуск с выездом на родину Шейну предоставлял командир корабля по моему, не отрицаю, ходатайству. Я считал, что Шейн много работал по оформлению наглядной агитации, оформлению ленинской комнаты, организации художественной самодеятельности, отлично содержал корабельную библиотеку. Кроме того, я знал, что офицеры Куропятников, Сайтов и Стриженный давали Шейну различные поручения, не считаясь с теми указаниями, которые получал Шейн от меня, называли его, относясь к Шейну предвзято, “личным художником замполита”. В силу этого, несмотря на замечания и даже взыскания, я считал, что Шейн за проделанную работу заслужил свой отпуск».
Из воспоминаний главного корабельного старшины А. Миронова: «О Шейне известно, что до призыва в армию он проходил по какой-то уголовной статье и от тюрьмы его спас только призыв в армию. Шейн был завербован Саблиным уже давно, был главным сподвижником и пользовался его покровительством. Шейн был корабельным библиотекарем, по совместительству — киномехаником; оформлял боевые листки. В тяжелых корабельных работах он практически не участвовал, часто бегал в самоволку, и ему всё сходило с рук».
Из первого допроса В.М. Саблина 10 ноября 1975 г., г. Рига: «Я Шейну рассказал о своих намерениях добиться разрешения выступить по телевидению. Он высказал опасение и спросил меня, не агент ли я иностранной разведки, так обработали меня. На это я ответил отрицательно и объяснил ему идейные истоки моего поступка. Говорил ему, что намерен жертвовать личным благополучием, чтобы подать голос правды по ряду вопросов. Я Шейну в беседе, в моей каюте, сказал, что я не собираюсь создать группу заговорщиков и намерен действовать открыто. Как я ему об этом все рассказал, Шейн выразил согласие со мной и сказал, что поможет в осуществлении моего плана.
Шейн, как нештатный заведующий библиотекой и ленинской каюты, руководитель корабельного ансамбля гитаристов находился в моем непосредственном подчинении».
Из допроса Саблина 12 ноября 1975 года, Москва: «Вечером 5 ноября я вызвал Шейна и попросил рассказать о себе. Потом имел долгую доверительную беседу, изложил свою биографию и планы. Спросил, согласен ли он мне помочь. Шейн просил дать ему возможность подумать. Через час зашел и сказал, что согласен, но вначале спросил: “Не являюсь ли я шпионом?” Я смог его убедить, что нет».
Из показаний Саблина 10 января 1976 года: «5 ноября во время плавания я вызвал Шейна в каюту, рассказал ему о своей программа политических преобразований советского общества и посвятил в план захвата БПК “Сторожевой”. Прежде всего я рассказал Шейну свою биографию (ну разве это не мания величия? — В.Ш. делая упор на подмеченные мною в различное время в различных местах страны недостатках и несправедливости... Матросов и старшин, несогласных с моей программой и захватом корабля, я намеревался изолировать в румпельном отделении...»
Из показаний Саблина того же 10 января 1976 года: «Когда Шейн пришел и сказал, что согласен, я поставил ему конкретные задачи:
— отправить магнитофонную кассету;
— не выдавать своего расположения, истинного отношения ко мне и моим действиям, находиться среди тех матросов и старшин, которые будут против меня (даже если они будут изолированы), информировать меня о предпринимаемых ими мерах против моих действий.
Шейн пообещал сделать все так, как я сказал, взял магнитофонную ленту и ушел».
Если называть вещи своими именами, то Саблин намеревался использовать Шейна как самого заурядного провокатора, и Шейну эта роль пришлась по душе. Что и говорить, оба «революционера» стоили друг друга!
Впоследствии уже на суде матрос Шейн говорил о своей вербовке следующее: «Я, Шейн Александр Николаевич, родился 7 марта 1955 года в городе Рубцовске Алтайского края... с октября 1973 года до ареста проходил военную службу на большом противолодочном корабле “Сторожевой” в должности и звании матроса. В 1973 году до призыва в Советскую Армию был осужден за хищение государственного и общественного имущества к 1 году исправительных работ... 5 ноября 1975 года Саблшг вызвал меня в каюту... усадил меня на диван и заявил, что разговор будет серьезным. Он стал рассказывать свою биографию... В разговоре он уделял много внимания недостаткам, имеющимся в нашей стране...
Я спросил Саблина, как он собирается ликвидировать существующие недостатки в стране. Он ответил, что хочет вывести корабль за пределы государственной границы СССР и в нейтральных водах дать телеграмму Главкому ВМФ и предъявить определенные требования. Затем, когда их выполнят, выступить по радио и телевидению с призывом создать новую партию и общественный порядок. Я не спросил Саблина, а он не сказал, какую он партию хочет создать. Я считал, что, кроме КПСС, не должно быть другой партии. Затем Саблин заявил, что еМу нужна моя помощь. Я сказал, что надо мне подумать. Вышел на ют. Я очень сожалею, что не зашел к командиру корабля и не рассказал ему о тех высказываниях и предложениях Саблина. Если бы я это сделал, то никто бы не пострадал...»
Да, по словам Шейна и Саблина, тот не сразу согласился на неожиданное предложение замполита. Более того, у матроса возникло даже подозрение: не шпион ли сам замполит. Собравшись с духом, он возвратился в каюту и спросил об этом напрямик. Саблин сумел развеять подозрения Шейна, убедить, что он честный человек и вынужденно идет на крайние решительные меры, руководствуясь любовью к народу, верностью ленинским идеалам, заботой о будущем страны. Его якобы толкают на это внутренние неурядицы в стране. Шейн согласился поддержать Саблина, поскольку ему многое тоже было не по душе: то, что молодежь выпивает, что старшие живут неинтересно и нечестно...
Заметим, что из всех 190 членов экипажа «Сторожевого» судимость за уголовное преступление имел лишь один Шейн. И это главный помощник вождя коммунистической революции! Увы, никого лучше и умнее Саблин привлечь на свою сторону так и не смог.
Вообще, затевая свою революцию, Саблину следовало куца более предметно работать с теми, кого он хотел видеть в своих помощниках. Одного Шейна было явно недостаточно, следовало иметь хотя бы еще десяток таких как он. Впрочем, это требовало кропотливой индивидуальной работы с каждым кандидатом в «пособники», а такую работу Саблин не любил. С его стороны это была непростительная ошибка.
* * *
Начиная с 90-х годов в демократической прессе беспрестанно твердят, что «Сторожевой» был полностью разоруженным кораблем и бедняжка Саблин был по этой причине чуть ли не духовным отцом всех пацифистов мира. На самом деле, как мы понимаем, все обстояло наоборот. «Сторожевой» имел на борту полный артиллерийский боезапас, а это ни много ни мало две двуствольные автоматические артиллерийские установки АК-726 калибром 76-мм и с запасом 1600 выстрелов каждая, а кроме того, две установки ракетного зенитного комплекса «Оса-М» с боекомплектом в 40 ракет.
Чтобы не быть голословным, предоставлю слово одному из немногих нынешних почитателей Саблина из числа бывшего экипажа «Сторожевого» бывшему мичману Бородаю. На допросе 19 января 1976 года он утверждал: «...насколько мне известно, в Балтийске с корабля были сданы ракеты типа “корабль-воздух” (Бородай ошибается, зенитные ракеты были на борту. — В.Ш.) и противолодочные. Все остальное вооружение оставлено до непосредственного захода в док. Где остальное должно было сдаваться, сказать не могу, не знаю. На период 8—9 ноября 1975 года на корабле находились комплекты снарядов для артиллерийских установок... противолодочные бомбы... личное оружие: автоматы, пистолеты и патроны к ним...»
Примерно такую же информацию о наличии боезапаса на борту БПК дал и сам Саблин: «...На 8 ноября сего года на “Сторожевом” был полностью артиллерийский боезапас, полный боевой комплект противовоздушных ракет и реактивных глубинных бомб, а также стрелкового оружия экипажа и боеприпасов к нему». То есть фактически сданы были только противолодочные ракеты, которые «Сторожевому» в данной ситуации были абсолютно не нужны. Так что говорить о том, что корабль был безоружен, не приходится. То, что «Сторожевой» не был разоружен, а имел весь штатный боезапас, необходимый для самообороны корабля, также было учтено в планах Саблина. Одно дело пытаться остановить безоружный корабль, а совсем иное — вооруженный!
Ну а теперь нам остается узнать, с помощью кого собирался новоявленный вождь начинать свой коммунистический переворот, ведь пока в его распоряжении не было еще не подозревающего о своем великом предназначении «революционного класса трудовых интеллигентов». Кто же должен был поджечь фитиль нового революционного пламени? Что эта за группа «честных, революционно мыслящих, любящих свою Родину людей, которые, объединившись, способны обеспечить энергию, устойчивость и целенаправленность политической борьбы»? Кто эти горнисты, запевалы и витязи новой эры?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.