Кусочек хлебца с кабачковой икрой
Кусочек хлебца с кабачковой икрой
В казарме остались мы с комбригом. Зашли в маленькую десятиметровую комнату с тремя железными койками, заправленными также по-солдатски аккуратно. Комбриг разрешил мне обосноваться здесь, так что первому арестанту предоставлялось льготное право выбора своей койки. Дальше мы прошли в большее помещение, в каких размещаются обычно красные уголки. Но сейчас здесь установили сдвинутые два больших стола, на которых стояло больше полсотни тарелок, металлических солдатских кружек и ложек. На каждой тарелке лежало по два куска хлеба, аккуратно намазанных кабачковой икрой. Даже человек с буйной фантазией в тот момент не смог бы догадаться, для чего всё это понадобилось. Потом, в доверительных разговорах с младшими офицерами, выяснилось, под каким предлогом были сервированы далеко не праздничные столы. Военным объяснили, что эти зловредные демократы подготовили массовые террористические акции в отношении семей ответственных партийно-государственных работников Москвы. Так вот, чтобы уберечь несчастные семейства от террора со стороны экстремистов, высшим руководством страны принято решение временно переместить беззащитных домочадцев под охрану военных и не дать помереть с голоду, для чего и были приготовлены кусочки хлебушка с кабачковой икрой. Они, мол, скромные, к такой неприхотливой еде привыкшие. Эта в высшей степени трогательная история должна была, по замыслу лубянских живодёров, вышибить слезу не только у боевого офицера, но и у простого, далёкого от политики солдата. Кроме того, сердце каждого честного военного должно наполниться искренней ненавистью к кровожадным демократам, способным поднять руку на ни в чём не повинных членов семей руководящих работников. Офицеры были несколько ошарашены, узрев во мне первую жертву коварных демократов. Поскольку я никак не мог быть членом «семьи ответственного партийно-государственного работника», то, как выяснилось позже, стали обсуждать такую версию моего появления у десантников: раз ГКЧП объявило народу о беспощадной борьбе с мафией, то меня привезли к десантникам, чтобы здесь, находясь в безопасности под усиленной охраной автоматчиков, я вместе со своей прежней следственной группой возобновил трудную и опасную работу. В то время как десантники строили догадки на счёт моего появления в их казарме, коллега Иванов, выступая с балкона Белого дома, сказал: «Да, хунта начала беспощадную борьбу с мафией, арестовав прежде всего Гдляна». Тем временем появился ещё один «член высокопоставленного семейства», ставший жертвой озверевших демократов. С шумом и руганью в казарму втолкнули бывшего полковника авиации Николая Проселкова, сняли с него наручники. Успокоив арестанта, я принялся за двух доставивших его офицеров госбезопасности. Старший угрюмо молчал. Второй, помоложе, как бы оправдываясь и стыдясь своего участия в грязном деле, напомнил, что в ноябре 1984 года в составе следственно-оперативной группы под моим руководством он участвовал в изъятии ценностей на шесть миллионов рублей у первого секретаря Бухарского обкома партии Каримова. Поистине, неисповедимы пути Господни. Кто бы мог подумать тогда, что спустя годы может случиться такая встреча, при которой одному из нас станет неловко и стыдно.
Ближе к вечеру приволокли третьего арестанта, народного депутата Российской Федерации Владимира Комчатова. Вероятно, он прогневил ГКЧП не только своими антикоммунистическими выступлениями, но и участием в справедливом решении карабахской проблемы. За несколько дней до начала путча Комчатов выехал в Нагорный Карабах, чтобы воспрепятствовать массовой депортации армян, планомерно проводимой азербайджанскими боевиками. Акция, одобренная Горбачёвым, была направлена на силовое решение национально-территориальных конфликтов, чтобы раз и навсегда вновь загнать в коммунистическое стойло разбуженные от долгой спячки народы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.