Глава седьмая Вперед, только вперед!
Глава седьмая
Вперед, только вперед!
Закончился еще один этап в жизни 1-й гвардейской танковой. Но надо было решать новые, не менее трудные боевые задачи. Войска Западного фронта готовились к наступлению.
Именно на волоколамском направлении гитлеровцам удалось вбить наиболее острый клин в пашу оборону и выйти на ближние подступы к столице. В итоге двухнедельных боев фашисты овладели районом Крюково — Каменка, очень выгодным плацдармом для броска на Москву. Здесь соединились фашистские войска, действовавшие против нашей 16-й армии, с войсками, развивавшими ранее наступление против 30-й армии на клинском направлении.
Немцы придавали крюковскому плацдарму большое значение. В надежде, что, отсидевшись в обороне и сосредоточив силы, им снова удастся перейти в наступление, они держали в этом районе 35-ю пехотную и 5-ю танковую дивизии. В самом Крюково, по данным нашей разведки, у них было 60 танков. К тому же гитлеровцы за короткий срок создали в населенном пункте довольно прочную оборону. Приспособили каменные постройки под многочисленные доты, соорудили сеть дзотов. Окопали танки, а в подвалах зданий и в оконных и дверных проемах каменных строений (их, кстати, в Крюково было немало) расставили противотанковые орудия и тяжелые пулеметы. В общем, оборудовали крупный и, по их расчетам, неприступный противотанковый район.
В начале декабря войскам 16-й армии Военным советом Западного фронта была поставлена задача — наступать на Истру и далее на северо-запад, чтобы во взаимодействии с правым соседом — 20-й армией окружить противостоящего противника, овладеть Истрой, а в дальнейшем и Волоколамском. Но для успешного выполнения этой задачи необходимо было во что бы то ни стало ликвидировать крюковский плацдарм противника, обрубить по самую рукоятку острие вражеского кинжала, занесенного над Москвой. Для решения этой задачи была создана группировка в составе 8-й гвардейской стрелковой и 44-й кавалерийской дивизии, 17-й стрелковой и 1-й гвардейской танковой бригад.
3 декабря мы получили приказ генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. Персональную ответственность за проведение наступления на крюковском направлении ко мандующий армией возложил на командира 8-й гвардейской стрелковой дивизии. После гибели И. В. Панфилова ею командовал генерал-майор В. А. Ревякин. Москвичи ранее знали его как военного коменданта города.
Панфиловцы наносили главный удар, а наша бригада и другие соединения должны были поддерживать их В составе 1-й гвардейской танковой к этому времени произошли некоторые изменения. Батальон пограничников, плечом к плечу с которым мы сражались на подмосковных рубежах, ушел от нас. Но зато бригаде придали отдельный танковый батальон, имевший на вооружении английские тихоходные средние танки "матильда" (MK-II). Командовал батальоном капитан Герасименко.
Приказом командующего армией на бригаду была возложена как бы двойная задача — и наступательного, и оборонительного плана. Мы должны были оборонять участок, что находился левее крюковского плацдарма гитлеровцев и одновременно частью сил поддерживать атаку 8-й гвардейской на Крюково — Каменка.
Считанные часы отводились на подготовку весьма серьезного боя. Как я уже говорил, приказ на наступление был получен 3 декабря, а утром 4-го во весь голос заговорила наша артиллерия. Как только пушки и минометы перенесли огонь в глубь обороны противника, пехотинцы 8-й гвардейской стрелковой дивизии в сопровождении танков, рассредоточенных по всему фронту атаки, пошли вперед.
Но атакующим частям и подразделениям удалось продвинуться всего на сотню-другую метров, они не дошли даже до окраины Крюково. Гитлеровцы засыпали их снарядами, минами, прижали к земле свинцовым ливнем. Пришлось отойти в исходное положение.
Казалось, после этого следовало пересмотреть план штурма крюковского плацдарма гитлеровцев. Было ясно, что лобовой атакой, да еще в жестокий мороз и по глубокому снегу, здесь ничего не сделаешь. Не принесла должного эффекта и артиллерийская подготовка, предшествовавшая атаке. Верно, снарядов тогда было выпущено изрядное количество, но точного удара по целям, мешавшим продвижению атакующих, не получилось. И лишь потому, что у нас не было полного представления о расположении вражеских огневых средств в районе Крюково-Каменка.
Однако командир 8-й гвардейской стрелковой дивизии все же решил повторить атаку в ночь на 5 декабря. Атаку повторили, но успеха опять не добились. Подразделения нашей бригады понесли значительные потери. Из строя вышли два KB, четыре тридцатьчетверки и три Т-60. Семь танков тут же эвакуировали в тыл, а две машины остались на поле боя.
В тяжелые условия попал экипаж тридцатьчетверки лейтенанта Платко. Танк подорвался на мине перед самым передним краем немецкой обороны. Ходовая часть вышла из строя, но люди, находившиеся в боевой машине, проявили исключительное мужество и выдержку. Они не покинули танк, хотя вражеские пушки непрерывно били по нему. Танкисты продолжали вести огневой бой с гитлеровцами, пока в тридцатьчетверке оставались боеприпасы. А в следующую ночь экипаж с помощью саперов, проделавших проход в минном поле, вытянул машину из-под немецкого огня и отвел в ремонтно-восстановительную роту.
Две неудачи, последовавшие одна за другой, заставили командование 8-й гвардейской дивизии и взаимодействующих с ней кавалеристов и нас, танкистов, изменить тактику.
Перед рассветом 6 декабря командиры и штабные работники стрелковых частей и нашей бригады собрались в штабе панфиловцев в жарко натопленной избе. Всех волновал один вопрос: как выполнить приказ командарма?
— Ясно, — говорит генерал В. А. Ревякин, водя карандашом по карте, — что причины наших неудач — отсутствие маневра, недостаточно четкая организация взаимодействия, плохое знание огневой системы противника. Ваши предложения, товарищи командиры?
Слово взял я. Суть моего предложения сводилась к следующему. Рассредоточение танков по всему фронту атаки не принесет желаемого результата. Что значит при наступлении одна машина на роту, а то и на батальон?
— Не лучше ли, — сказал я, — сосредоточить основные силы бригады в мощный кулак и нанести им удар по наиболее уязвимому месту вражеской обороны. Танки должны не сопровождать пехоту, а вести ее на штурм укреплений противника.
Дебаты разгорелись жаркие. В результате решили взять группировку противника в клещи. Но прежде всего необходимо было организовать тщательную разведку.
Помощник начальника штаба бригады по разведке капитан Лушпа направил в тыл врага группу добровольцев под командованием старшего сержанта Устьяна. Вооруженные автоматами и противотанковыми гранатами, в белых халатах, разведчики прошли по тылам гитлеровцев, нанося на карту их огневые точки и изучая маршруты предстоящего наступления. На обратном пути у села Каменка они устроили засаду. Вскоре на дороге появился грузовик с гитлеровцами. Уничтожив врага и взяв "языка", разведчики взорвали машину и вернулись в бригаду. Показания пленного помогли уточнить сведения о системе огня противника и слабых местах его обороны.
Наступление по новому плану началось утром 7 декабря после тринадцатимпнутной артиллерийской подготовки. Генерал Ревякин спланировал охват крюковского узла основными силами при одновременном фронтальном ударе частью подразделений. Несколько танков по приказу командира дивизии мы все же выделили в поддержку пехотинцам. Так, 1073-му стрелковому полку, действовавшему на решающем направлении, придали четыре тридцатьчетверки и пять Т-60; 17-й стрелковой бригаде полковника Г. А. Куталева — два танка Т-34 и шесть танков Т-60. Остальные машины сосредоточили в ударный отряд.
Готовясь к боям, важно было добиться, чтобы танки ударного отряда могли наступать в стремительном темпе. Этот отряд состоял из двух групп. Первой командовал Д. Лавриненко, второй — А. Бурда. Танки Лавриненко поддерживали 1077-й гвардейский стрелковый полк, Бурды — 45-й кавалерийский полк. Оставшиеся танковый батальон капитана Герасименко и мотострелковый батальон капитана Голубева действовали на левом фланге дивизии. Для этого я приказал начальнику инженерной службы бригады капитану Замулле заблаговременно разминировать дорогу, ведущую в обход фашистской обороны. Капитан с саперным взводом отправился на это задание. Минеры пробрались в тыл гитлеровцев, работали на минных полях всю ночь и к рассвету открыли "зеленую улицу" наступающим танкам.
Ночью в подразделениях бригады были проведены короткие партийные и комсомольские собрания. Восемь командиров и красноармейцев были приняты в партию, десять стали комсомольцами.
Призыв "Ни шагу назад!" сменился боевым кличем "Вперед! Гнать врага без передышки, не давая ему закрепиться в населенных пунктах!".
Итак, утром 7 декабря на Крюково и Каменку обрушился шквал артиллерийского огня. На сей раз орудия били по разведанным целям, и потому огонь их оказался более эффективным. Взлетали в воздух бревна блиндажей, щитки и колеса орудий, рушились дома, в подвалах которых были оборудованы дзоты. Первые же донесения свидетельствовали о том, что атака проходит успешно. Но, заняв первую линию траншей и опорных пунктов на восточной окраине Крюково, подразделения были остановлены ураганным огнем противника.
Тогда командир 8-й гвардейской стрелковой дивизии из-за правого фланга ввел в бой 1077-й гвардейский полк, который начал обходить Крюково с северо-востока. Поддерживала этот полк группа Лавриненко. Одновременно командир 44-й кавалерийской дивизии полковник П. Ф. Куклин бросил в атаку 45-й кавалерийский полк, который начал обходить Крюково с юго-востока. В боевых порядках кавалеристов шли танки группы Бурды. Часть кавалеристов спешилась и была превращена в танковый десант.
Подавив несколько противотанковых орудий противника, группа Бурды в сопровождении спешившихся конников ворвалась в Каменку. Немцы стойко обороняли каждый дом, каждую улицу. В небе над Каменкой появилось несколько звеньев фашистских пикировщиков, но оказать существенной помощи своим наземным войскам они не смогли — отогнали наши подоспевшие истребители.
Одним из первых в Каменку ворвался KB лейтенанта Каландадзе. Заметив, что из двухэтажного кирпичного дома в панике выбегают немецкие офицеры, лейтенант приказал водителю-механику таранить дом. Тяжелая машина врезалась в дом, и он завалился. Осколки кирпичей застучали по броне. Черный от гари и пыли, покрытый вмятинами KB носился по селу, уничтожая огнем и гусеницами огневые точки врага. Десантники, соскочив с танка, выкуривали гитлеровцев из дотов и дзотов. На броне остался только красноармеец-узбек с ручным пулеметом. Когда немецкая противотанковая пушка, стоявшая за забором, с близкого расстояния изготовилась поразить KB, пулеметчик короткой очередью уничтожил ее расчет и спас танк. Однако вскоре Каландадзе заметил, что пулемет замолчал. Он остановил машину, вылез через люк и увидел, что его спаситель мертв. Он был убит осколком снаряда. Поцеловав героя, Каландадзе накрыл его тело брезентом, и танк медленно выехал из села.
Геройски дрались на улицах Каменки танки лейтенанта Матяшина и Балсуновского. Прямым попаданием снаряда пробило башню танка Матяшина, и осколком командиру оторвало три пальца правой руки. Наспех замотав руку бинтом, лейтенант продолжал бой до тех пор, пока сопротивление врага не было сломлено.
Не менее успешно действовала в Крюково группа Лавриненко. Когда во второй половине дня 8 декабря гитлеровцы, подтянув резервы, начали яростные контратаки, в бой был брошен находившийся в резерве танковый батальон Герасименко в составе шести машин. Атаки врага были отбиты. Опасаясь окружения, гитлеровцы бежали поспешно из Крюково, оставив на улицах много боевой техники, оружия, боеприпасов. Надо сказать, что и пехотинцы, и кавалеристы, и танкисты — все дрались с огромным воодушевлением. Кстати, замечу: в этом бою участвовали воины многих национальностей. Я уже упоминал грузина Каландадзе, пулеметчика-узбека, имя которого восстановить, к сожалению, не удалось. В кавалерийских частях можно было услышать и таджикскую, и узбекскую, и татарскую, и украинскую речь.
Итак, 8 декабря Крюково было полностью очищено от противника. Враг отступил на запад. Острие клина, грозно нависавшего над столицей с севера, было обрублено.
Боевой счет бригады теперь имел две графы. В первую из них "уничтожено" мы занесли: 10 танков, 10 легковых машин, 10 легких пушек, 2 тяжелых орудия, 2 грузовые машины, 2 тягача и до 170 человек пехоты. Во вторую "захвачено" занесли; 12 легких и средних танков, 4 тягача, 6 грузовых машин, 5 легковых и многое Другое.
За эти же два дня боев бригада потеряла три тридцатьчетверки, один KB и пять Т-60. Только одна тридцатьчетверка была потеряна безвозвратно; она сгорела на поле боя. Остальные в скором времени удалось отремонтировать и ввести в строй.
Наступательные бои на крюковском плацдарме обогатили наш боевой опыт.
Мы заметили, что суровая зима загоняла плохо одетых гитлеровцев в дома, но на окраинах населенного пункта они всегда выставляли охранение, размещая его в блиндажах. Собственно, в большинстве случаев это были не блиндажи, а окопы, перекрытые сверху накатником толщиной 15–20 сантиметров да еще полуметровым слоем земли. Понятно, что в таких окопах в морозную погоду гитлеровцы долго оставаться не могли и через каждые три-четыре часа сменялись. Одни шли греться, другие заступали на их место.
Обратили внимание и на такие детали. Обычно в домах, особенно угловых, немцы углубляли подполье, проделывали отверстия в завалинках изб и вели из этих амбразур огонь. Танки и пушки гитлеровцы, как правило, укрывали в сараях, амбарах и стреляли тоже через проделанные в стенах амбразуры. Фашистские автоматчики большей частью располагались на чердаках строений или на водонапорных башнях, колокольнях. Повторяю, жестокие морозы заставляли гитлеровцев жаться к населенным пунктам. В открытом поле они тогда редко строили оборону.
Организуя уличные бои, мы учитывали, что в населенном пункте боевые действия ограничиваются узким пространством — улицей. Поэтому здесь нельзя вводить на одном направлении крупные силы. Убедились, что выбивать врага из деревни, поселка следует в самом тесном взаимодействии танков с пехотой и противотанковыми орудиями. Пренебрежение последними, как показал опыт, грозило тяжелыми потерями.
Обычно по одной улице вели наступление три-четыре танка с десантом пехоты на броне. Но как только боевые машины врывались в селение, стрелки немедленно спешивались и, двигаясь по обеим сторонам улицы, вели боевую разведку, прочесывали дворы, огороды, задворки. Пехотинцы имели при себе ручные гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Нередко они выручали танкистов. Подобравшись к огневым позициям противотанковых батарей, уничтожали расчеты огнем и гранатами, прежде чем вражеские артиллеристы успевали взять на прицел наши боевые машины. Гранатами они выбивали гитлеровцев из укрытий. Противотанковые пушки, в свою очередь, не только вели борьбу с фашистскими танками, но и в упор расстреливали вражеские дзоты и другие огневые точки.
Танки обычно наступали по разным сторонам улицы, на дистанции огневой и зрительной связи. Здания, приспособленные противником к обороне, разбивали осколочными снарядами. Причем танк, шедший по левой обочине улицы, бил по правой ее стороне, и, наоборот, идущий по правой — держал под огнем левую. Такое огневое перекрестие как нельзя лучше гарантировало боевые машины от всяких неприятных неожиданностей. Кроме того, каждому идущему сзади танковому экипажу вменялось в обязанность охранять боевую машину, наступающую впереди. То же самое возлагалось и на пехоту, сопровождавшую танки.
Связь с танковыми подразделениями и группами, действовавшими в других районах населенного пункта, мы осуществляли по поперечным улицам и проулкам, через проломы и задворки, от рубежа к рубежу. Для связи использовали все имеющиеся средства: посыльные машины, пеших связных, радиостанции и даже специально выделенные танки.
Особенно упорное сопротивление противник оказывал на перекрестках улиц, площадях, в каменных зданиях. Прежде чем атаковать эти узлы обороны, мы проводили тщательную пешую разведку, затем пушечным огнем танков обрабатывали все выявленные и вероятные, но не обнаружившие себя огневые точки противника. Тут нередко на помощь танкистам и пехотинцам приходили наши саперы-подрывники.
Во время атаки населенного пункта часть танков и пехоты выделяли в особую группу. На эту группу возлагалась задача — парировать возможные фланговые контрудары противника, лишить гитлеровцев возможности расстреливать из укрытий наши машины, ведущие борьбу внутри населенного пункта.
Резерв танков и пехоты обычно находился вне населенного пункта в полной готовности немедленно помочь атакующим частям или отразить контратаку врага с любого направления. Надо ли говорить, какая громадная ответственность возлагалась на командира, возглавлявшего резерв. Он должен был с молниеносной быстротой реагировать на малейшие изменения обстановки, не теряя секунды, идти на выручку товарищам. Связь с ударной группой резерв осуществлял опять же по радио, танками и пешими посыльными.
Обычно боевая работа у танковых и мотострелковых подразделений не прекращалась и после захвата населенного пункта. Им приходилось самым тщательным образом прочесывать как жилые помещения, так и чердаки, погреба, сараи. И не напрасно. Нередко они уничтожали автоматчиков, а то и целые группы гитлеровцев, не успевших уйти из селения и не прекративших сопротивления.
Впервые за многие месяцы войны мы шли по родной земле как освободители. Из лесов, из землянок возвращались в очищенные от врага села мирные жители. Собирались вокруг танкистов и рассказывали об ужасах оккупации. У одних гитлеровцы расстреляли родственников, у других — увели скотину, у третьих сожгли дом и двор…
Пытки, расстрелы, тюрьмы, грабежи, насилия — вот о чем нам пришлось услышать. Но гитлеровцы просчитались. Пытаясь запугать мирное население карательными операциями, они не учли одного: их варварское обращение с мирными жителями оккупированных сел наполняло сердца воинов ненавистью, и эта ненависть придавала им дополнительные силы в бою…
После взятия Крюково соединения 16-й армии по всему фронту перешли в наступление. Согласно данным разведки, противник поспешно отступал на северо-запад, стремясь оторваться от авангардных частей нашей армии. Замысел врага разгадать было не так уж и трудно: он намеревался переправиться через Истру и Истринское водохранилище и использовать этот естественный рубеж для создания устойчивой обороны.
Командарм решил не только не дать закрепиться гитлеровским дивизиям на выгодном рубеже, но и, обойдя истринскую группировку противника с севера и юга, полностью разгромить ее. С этой целью генерал Рокоссовский создал подвижные группы: одна под командованием генерала Ф. Г. Ремизова наступала на правом фланге армии, две другие, возглавляемые генералом А. П. Белобородовым и мною, — на левом.
В нашу группу кроме 1-й гвардейской танковой бригады вошли еще 40-я отдельная стрелковая бригада В, Ф. Самойленко и 89-й отдельный танковый батальон. Несколько позднее мне придали 17-ю танковую бригаду полковника Н. А. Черноярова. Заместителем по технической части у него был бывший преподаватель танковой техники в Академии механизации и моторизации Красной Армии полковник В. Д. Иевлев, хорошо знавший свое дело и много сделавший для подготовки слушателей академии.
Вскоре из штаба армии мы получили приказ на наступление: оперативной группе переправиться через реку Истра в районе Павловской слободы и наступать в направлении Петровское — Давыдковское — Буньково — Ябедино — Мыканино Зенькино, во взаимодействии с 9-й гвардейской стрелковой дивизией уничтожить противника в районе Глебово — Избищи — Зенькино — Мыканино — станция Ново-Иерусалимская. В дальнейшем наступать вдоль шоссе на Ядремино — Румянцеве с задачей к исходу 13 декабря овладеть районом Румянцеве — Бутырки — Рубцево. Выполнив эту задачу, мы, таким образом, создавали угрозу окружения немецко-фашистских войск, оборонявшихся в районе Истринского водохранилища с юго-запада.
Когда мы приступили к выполнению приказа, передовые части армии уже вели бои на подступах к истринскому рубежу. Здесь противник оказывал ожесточенное сопротивление. Отступая, гитлеровцы взрывали мосты, минировали дороги, дома, колодцы.
Они взорвали плотину водохранилища и заминировали правый берег Истры. Разлившаяся вода создала дополнительные трудности для наших войск. О том, чтобы форсировать широкий водный рубеж с ходу, не приходилось и думать. Поэтому все надежды на успех операции командование 16-й армии возлагало на наши подвижные группы.
Исходные позиции для прорыва в тылы противника мы заняли в районе Нахабино. Глубокие снега и тридцатиградусные морозы, на которые впоследствии столько раз жаловались гитлеровские генералы, создавали трудности не только для противника, но и для нас. Вместе с начальником штаба подполковником Кульвинским мы решили повести наступление силами стрелковых батальонов. Стрелки на лыжах, одетые в маскировочные халаты, должны были проникнуть в боевые порядки отступающих частей противника, дезорганизовать их и не дать закрепиться на выгодных рубежах. Танки с десантами автоматчиков двигались вдоль шоссе Истра — Волоколамск, чтобы именно здесь нанести врагу главный удар.
Сорок километров снежной целины отделяли нас от тылов противника. В каждой из 17 деревень, расположенных на маршруте наступления, стояли немецкие гарнизоны. Учитывая это, я приказал частям, не ввязываясь в бои с ними, обходить опорные пункты врага.
Первыми в тыл врага прошли разведчики под командованием командира взвода разведывательной роты лейтенанта Антимонова. Взводу удалось незаметно выйти к деревне Киселеве. Из рассказов местных жителей стало ясно. что в соседней деревне Телепнево — немцы и что они ведут оборонительные работы. Не теряя времени, Антимонов оврагами и низинами провел танки с десантом автоматчиков к окраине деревни и внезапной атакой выбил противника из деревни. Гитлеровцы бежали, оставив много машин, мотоциклов и три зенитных орудия.
Путь к Волоколамскому шоссе был открыт. Взвод Антимонова оседлал шоссе, поджидая подхода главных сил. Успешно продвигались и другие подразделения. Еще засветло 13 декабря передовой отряд бригады, которым командовал капитан Герасименко, подошел к селу Лукино. Но дальнейшему продвижению мешала заминированная дорога, причем в некоторых местах мины были установлены в два яруса. Надо сказать, что, пытаясь задержать наступление нашей группы, немцы широко применяли мины и всевозможные взрывные ловушки. Чтобы сбить саперов с толку, они устанавливали их то в строгом шахматном порядке, то бессистемно.
Дорога под Лукино была начинена минами очень густо. Разминирование ее заняло бы много времени и замедлило продвижение нашей группы.
Командир танкового полка майор И. Г. Черяпкин. в который входил батальон Герасименко, действовавший в передовом отряде, еще не обладал достаточным опытом наступательных боев, поэтому-то и задержался у Лукино. Связавшись с полком по радио, я приказал Черяпкину: "Не топчитесь на месте. Ищите обходные пути. В лоб не атакуйте, а смело маневрируйте".
Действительно, как только танки и пехота начали обходить Лукино, немецкий гарнизон, опасаясь окружения, сам покинул село. Постепенно прямо на плечах отступающего противника части подвижной группы одна за другой выходили на участок шоссе Истра — Волоколамск. Путь врагу на запад по шоссе был отрезан.
Выход подвижных групп в тыл врага с севера и юга вылудил немецкое командование отступить с истринских рубежей на Волоколамск. Еще 12 декабря из сводки Сов-информбюро мы узнали, что "войска генерала Рокоссовского, преследуя 5, 10 и 11-ю танковые дивизии, дивизию СС и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли город Истру…".
В дальнейшем войска, наступавшие в центре оперативного построения армии, переправились на западный берег Истринского водохранилища и погнали врага.
Теперь, вспоминая события тех лет, должен признать, что, хотя в наступательных боях в районе Волоколамского шоссе мы часто применяли тактику окружения врага, реализовать ее удавалось далеко не всегда. Не хватало нам и подвижных средств, и опыта боев на окружение. К тому же глубокие снега сковывали работу тылов. Но так или иначе задача, поставленная подвижной группе командованием, была выполнена: враг, огрызаясь, отходил на запад.
Мы часто называем минувшую войну народной. И она действительно была таковой, В период оборонительных и наступательных боев на Волоколамском шоссе мы часто опирались на помощь местных жителей. Они помогали нам разведывать силы гитлеровцев, указывали дороги, по которым мы незаметно выводили части в тыл врага.
Сейчас уже многое стерлось в памяти, но один из ярких примеров помощи советских людей своей армии удалось воскресить спустя двадцать три года. Объезжая памятные места боев на волоколамском направлении, комиссар танкового полка, ныне полковник запаса, Яков Яковлевич Комлов побывал в селе Ново-Петровское и вспомнил забытый нами эпизод.
17 декабря во второй половине дня передовой отряд танкового полка с боем ворвался в село Ново-Петровское и, продвигаясь вперед, подошел к виадуку железнодорожному мосту, перекинутому через Волоколамское шоссе. И тут перед нами возникло непреодолимое препятствие: гитлеровцы успели виадук взорвать.
Что делать? Попробовали растащить бетонные глыбы танками — ничего не получилось, слишком трудоемкая операция. Вдобавок выяснилось, что метрах в пятидесяти за виадуком протекает узенькая речка Маглуша, не более шести метров шириной. Но мост, соединяющий ее берега, гитлеровцы тоже успели взорвать.
Положение частей бригады осложнилось: они вынуждены были остановиться. Преследование врага невозможно, а он совсем рядом, на том берегу. Мы еще успели заметить хвост немецкой колонны, отходившей от Ново-Петровского. Необходимо было во что бы то ни стало догнать ее и разгромить.
Попробовали искать объезд. Слева от виадука — крутая железнодорожная насыпь. Танкам не преодолеть ее. Справа тоже насыпь, но более пологая. Упирается она в дорогу, мощенную булыжником. Эта дорога, ответвляясь перед виадуком от Волоколамского шоссе, ведет к железнодорожной станции. Здесь танки без особых затруднений могут перебраться через железнодорожное полотно, спуститься к речке и перейти вброд. Судя по разбитой колее, ведущей к берегу Маглуши, у немцев в этом месте тоже был объезд. Главное — быстрее перемахнуть через водную преграду и, не теряя ни минуты, мчаться вдогонку за уходящей немецкой колонной.
Три наших танка идут по правому берегу. Но как только танкисты, перевалив железнодорожную насыпь, стали спускаться к броду, им наперерез бросились пожилая женщина и мальчик. Они кричали: "Стойте, стойте, там мины!"
Конечно, за гулом двигателей и грохотом трансмиссий танкисты не слышали, что им кричат, но все же остановились. Женщина подбежала к переднему танку и рассказала командиру машины: укрываясь от немцев, она с сыном сегодня утром пряталась на правом берегу Маглуши в окопе. Из этого окопа они видели, как гитлеровцы, прежде чем взорвать виадук, разрушили временный мост, находившийся на месте брода, и минировали подходы к нему. Много противотанковых мин они заложили на обоих берегах речки и в выемке, ведущей в том же направлении к шоссейной дороге.
— Где же нам переправиться? Может быть, ниже? — спросил я женщину, показывая рукой вправо.
— Лучше у моего дома, — ответила женщина. — Там речка узкая-узкая. Переправитесь, потом пройдете через мой двор и выйдете на шоссейку.
Мы пошли вслед за женщиной, чтобы осмотреть место переправы. Верно, речка узкая, ширина не более четырех метров, но берега крутые, и танкам здесь вброд не пройти. Единственный выход из положения — построить мост. Но где взять бревна? Услышав разговор командиров, женщина потянула Комлова за руку:
— Что ж стоите? Вон у меня под домом лежат бревна, дрова. Берите. Не хватит — разбирайте двор, сени. Для такого дела ничего не пожалею.
— Ну хорошо, — сказал Комлов, — построим мы мост, пройдем через ваш двор. А со двора куда? Ведь там, за двором, немцы тоже заминировали дорогу. И опять нарвемся. Саперов-то пока с нами нет.
— Не все они заминировали, — успокаивает женщина. — Мой Петя поведет танки, покажет дорогу. Он знает, где немцы закладывали мины, а где нет.
В это время к речке подошла рота из нашей мотострелковой части. Комлов договорился с комиссаром батальона старшим политруком Олизаренко, и пехотинцы вместе с танкистами начали строить мост. Они отобрали толстые и длинные бревна, перетаскали их к речушке и уложили впритирку от одного берега к другому. Поперек соорудили настил из коротких бревен и больших поленьев, затем опять — длинные бревна, а поверх настил. За какие-нибудь 25–30 минут бойцы соорудили четырехрядную клетку, связали ее телефонными проводами, используя остатки разрушенной телефонно-телеграфной линии.
Мост, конечно, получился примитивный, но вполне годный для переправы танков. Первой на настил вошла тридцатьчетверка одного из лучших наших командиров-танкистов Дмитрия Федоровича Лавриненко. Перевалила она через речку удачно и двинулась через двор к шоссе… Впереди танка, показывая экипажу дорогу, побежал Петя.
Когда же тридцатьчетверка Лавриненко добралась наконец до шоссе, мальчишка вернулся обратно, чтобы перевести через двор вторую боевую машину. И тут вдруг ударила автоматная очередь. Петя упал в снег. Кто-то крик-пул; "Убили парнишку!" Но, как оказалось, мальчик показал лишь хорошую солдатскую сноровку. Прошло несколько секунд, и он поднялся с сугроба невредимый и побежал впереди второго танка.
Снова свинцовая очередь, за пей другая, а мальчик, не страшась выстрелов, бежал впереди тридцатьчетверки и рукой подавал знак экипажу: "Держитесь правее, правее, слева мины".
Второй танк тоже благополучно вышел на шоссе, за ним двинулась мотострелковая рота. На мосту оставалось лишь одно отделение на случай, если четырехъярусная клетка не выдержит тяжести танков и придется ее восстанавливать. Лавриненко между тем уже вступил в бой с противником — с прикрытием гитлеровцев, задержавшихся в селе.
Лейтенант увидел, как из-за дома, стоявшего на бугорке, справа от шоссе, выскочил фашистский тягач-вездеход с автоматчиками в кузове. Как видно, это и было немецкое прикрытие, охранявшее брод и объездную дорогу. Лавриненко моментально взял его на прицел и первым же выстрелом из пушки разбил.
Переправился на другой берег Маглуши и тяжелый танк KB техника-лейтенанта С. Г. Корсуна. Правда, он поломал пастил, но все же переправился. А вот двор пройти ему не удалось. Известно, что KB не такой маневренный танк, как тридцатьчетверка, И если первые машины прошли по узкому коридору двора почти впритирку к дому, то KB, выходя со двора, накренился немного влево и зацепил угол дома. Бревенчатая стена завалилась, следом за ней упали и верхние венцы другой стены, и крыша хаты повисла — вот-вот рухнет.
Хозяйка дома, выручившая нас в этот день, сначала перепугалась, даже закричала. Шутка ли в жестокие морозы остаться без крова?! Но потом пришла в себя и сказала:
— Чему быть, того не миновать. Берите, детки, сруб, тащите его на мост. Он попрочнее поленьев.
Мы стали было возражать. Война войной, но и в положение человека войти надо: сруб пригодится для ремонта пусть немудреного, но все-таки жилья. Однако женщина ничего и слушать не хотела.
— Берите, все берите. Помост сейчас нужнее, чем моя изба. — И сама за бревно берется, тащит его к речке.
До сердца тронул тогда танкистов патриотический поступок простой советской женщины.
— Не печальтесь, мамаша, — сказал Комлов Александре Григорьевне. — Мы дадим вам бумагу с печатью. Объясним в этой бумаге, как все было. Советская власть поможет вам восстановить дом.
— И на том спасибо, — ответила женщина и продолжала вместе с пехотинцами таскать бревна к реке.
Мост усилили, скрепили железными скобами. Нашли их в брошенной немецкой двуколке, которая стояла неподалеку от разрушенного виадука. И тут же стали пропускать через речку остальные танки. Выходили они на шоссе тем же путем через двор Александры Григорьевны Кузнецовой, и проводником их по-прежнему был Петя.
Но, видно, не зря говорят в народе, что беда за бедой ходит. Неожиданное несчастье свалилось на Петю, юного проводника. Когда мальчик бежал вдоль дороги, предостерегая танкистов от вражеских взрывных заграждений, одна машина все же наскочила на небольшую мину. Мина взорвалась, танк не повредило, но Петю взрывной волной отбросило в сторону и сильно контузило.
Танкисты подняли мальчика и внесли в полуразрушенный дом. Врачи санитарной службы полка оказали Пете помощь. Но юный проводник танкистов, сделавший для нас так много, не приходил в сознание. Над ним склонились, рыдая, мать и старшая сестренка Катя. Ей было тогда тринадцать лет, а Пете одиннадцать.
Горько было узнать заключение нашего полкового врача. Он сказал, что трудно рассчитывать на полное выздоровление мальчика. Как ни печально, но не исключено, что Петя может остаться инвалидом на всю жизнь.
А тем временем наши танки, переправившиеся через мост, сложенный из бревен и досок дома Александры Григорьевны, дошли по шоссе до деревни Антоновка и разгромили там часть отходившей немецкой колонны. Помню, в кабине каждой фашистской машины лежали снопы ржаной соломы. Гитлеровцы прихватили их с собой для того, чтобы в случае безвыходного положения сжечь автомашины. Но они не успели этого сделать. Увидев, что их настигают советские танки, водители бросили машины и, спасаясь от губительного огня, пустились наутек в лес. Разгромив эту колонну, передовой отряд бригады продолжал продвигаться по Волоколамскому шоссе на Деньково — Чисмену.
Наступила пора и нам с командиром полка майором И. Г. Черяпкиным покинуть Ново-Петровское. Нужно было догонять ушедшие вперед подразделения, руководить боем. Прощаясь с Александрой Григорьевной, мы оставили си документ, скрепленный нашими подписями и полковой печатью. В нем кратко излагалось все, что произошло 17 декабря 1941 года на берегу реки Маглуша. подробно говорилось о подвиге, совершенном А. Г. Кузнецовой и ее сыном. В том же документе мы просили органы Советской власти помочь этой женщине восстановить дом, вылечить мальчика и представить мать и сына к правительственной награде.
Вздохнув, Александра Григорьевна взяла у нас бумагу. Глаза ее наполнились слезами:
— Отомстите, милые, проклятому фашистскому зверю. Отомстите за все наше горе, за все наши страдания.
— Мы выполним ваш наказ, Александра Григорьевна, — взволнованно ответил майор Черяпкин и, поклонившись женщине, поспешил за танками.
Пока саперы не расчистили шоссе под виадуком, мимо полуразрушенного дома А. Г. Кузнецовой целые сутки шли части 16-й и 20-й армий, наступавших по Волоколамскому шоссе.
И вот двадцать три года спустя Яков Яковлевич Ком-лов снова встретился с А. Г. Кузнецовой в Ново-Петровском. Александра Григорьевна проживала в том же доме, что и до войны, на Колхозной улице. Комлов подошел к обрывистому берегу Маглуши и посмотрел вниз. Речка пересохла и превратилась в ручеек. Но раскопанные берега подсказали, что именно здесь гитлеровцы заминировали брод.
Комлов переправился по кладке через Маглушу и подошел к дому Кузнецовой. Стевы, разрушенные танком, были восстановлены, но бревна, видимо те самые, из которых мы строили мост, сложены неумело. Изба покосилась, вросла в землю и напоминала скорее деревенскую баню, которую топят по-черному.
Дверь Комлову открыла сгорбленная старушка. Трудно было узнать в ней ту энергичную женщину, которая так самозабвенно помогала нам в сорок первом навести переправу.
— Почему же, Александра Григорьевна, вы не добились, чтобы вам поставили новый дом? — спросил Комлов.
Она ответила с тяжелым вздохом:
— Пока шла война, неудобно было обращаться. Не я одна бедовала. Дом кое-как отремонтировали своими силами. Вот и живу с сыном Петей. Он инвалид, работать не может. А бумага, что вы мне дали, где-то затерялась.
Тяжело было Комлову слышать эти слова. Обидно было, что так неудачно, безрадостно сложилась судьба этой мужественной русской женщины и ее сына.
— Вы же подвиг совершили! — воскликнул он. — Большой подвиг!
Подумав немного, словно вспоминая прошлое, старушка ответила:
— Кто его знает, может, и был тогда подвиг. Но мы-то с Петей побежали навстречу вам не из-за подвига какого, а из жалости. Люди-то наши, и машины могли на минах подорваться. А зачем же им гибнуть? И так ведь сколько материнских слез пролито, сколько хорошего народа в войну погибло.
Рассказала Александра Григорьевна в тот вечер и о своей семье. Ее муж, Иван Дмитриевич Кузнецов, до революции был безземельным крестьянином. Батрачил на помещиков и кулаков. Воевал в первую империалистическую, вернулся с германского фронта с простреленной рукой и больным сердцем. Работал на шорной фабрике, есть такая неподалеку от Ново-Петровского, а в сороковом году умер.
Три дочери Александры Григорьевны участвовали в Великой Отечественной войне. Анна выносила раненых с поля боя, Мария была связисткой, Татьяна водила бензозаправщик в батальоне аэродромного обслуживания. Так что вся семья Кузнецовых в грозные для Родины дни встала на ее защиту.
Добавлю к этой истории, что вскоре появилась в газете "Известия" статья Я. Я. Комлова, в которой было описано все, что сказано выше. Потом мне позвонил по телефону начальник Главного управления кадров Министерства обороны СССР и передал распоряжение Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского о том, чтобы я написал наградные листы на Александру Григорьевну и ее сына Петра Ивановича Кузнецовых и представил их к награждению орденом Отечественной войны I степени.
Указ Верховного Совета СССР об их награждении последовал через несколько дней — 23 сентября 1965 года.
Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский выделил роту саперов и строительные материалы. Кузнецовым был построен новый дом. Мебель, телевизор, радио — все им дало Министерство обороны СССР. Ключи от нового дома поручено было вручить мне. Состоялся митинг, на который собрались жители не только Ново-Петровского, но и окрестных деревень. Было торжественно, празднично. Жаль только, что недолго пришлось Александре Григорьевне пожить в новом благоустроенном доме. Тяжелые годы подорвали ее здоровье, и не так давно она скончалась.
Моя "эмка" подъезжала к деревне Бели, где теперь разместился КП бригады. Низенькие бревенчатые избы с нахлобученными снежными крышами увязали в сугробах. Впрочем, избы можно было пересчитать по пальцам: из сугробов частоколом торчали печные трубы. Знакомая картина. Такие деревни встречались на всем пути наступления. Звериная злоба фашистов меня всегда удивляла. Какая военная необходимость вынуждала их превращать деревни в пепелище? Объяснить это невозможно. Ведь в этом селе жили старики, женщины, грудные дети. Куда же теперь им деваться в такой трескучий мороз?
Всякий раз при виде таких деревень в душе вскипала ярость. Неужели все это сойдет фашистам с рук? Нет, возмездие настигнет преступников!
У околицы гомонит небольшая толпа, в основном старушки в ватниках, в рваных полушалках. Лица закутаны, руки засунуты в рукава. Пританцовывает инвалид на деревянной ноге в сдвинутом набекрень треухе. Прошу водителя А. Ф. Кондратенко остановить машину. Следовавший за мной броневик со штабными командирами тоже останавливается, и мы направляемся к толпе.
Старушки расступаются, и теперь мне становится виден небольшой глиняный холмик с грубо сколоченным крестом. На нем серенькая поношенная детская кепка.
— Ироды проклятые, убили, — запричитали старушки.
— Прямо, значит, из автомата их, — поясняет инвалид, обращаясь ко мне.
— Да что случилось-то? Расскажите толком, — вмешивается в разговор Кондратенко.
— Ну, значит, как пришли они… — начинает инвалид. Но тут загомонили старушки: всем хотелось поведать нам о случае, который потряс жителей.
С трудом удалось восстановить картину происшедшего. Позавчера немцы отступали из деревни. Гитлеровский автоматчик вывел со двора корову колхозницы Акимовой. Дом хозяйки немцы подожгли, и семья ее оказалась на улице. Тринадцатилетний сын Акимовой Шура схватил камень и кинулся на солдата. Тот вскинул автомат и дал длинную очередь. На помощь другу бросился другой подросток — Витя Шильников, но и его автоматная очередь пригвоздила к земле.
Впрочем, возмездие не заставило себя долго ждать. В тот же день под вечер в село Бели доставили группу пленных гитлеровцев. Когда их вели по улице, в щупленьком остроносом ефрейторе жители опознали убийцу двух подростков. Собравшиеся женщины чуть не растерзали ефрейтора. Узнав об этом инциденте, я приказал доставить пленного в штаб. Хотелось собственными глазами увидеть этого выродка.
И вот он передо мной. Узкогрудый, в потрепанной шинели, с красным от мороза носом. Мелкие черты узкого лица не выражают ничего, кроме животного страха.
На все мои вопросы, заданные через штабного переводчика, он ничего вразумительного ответить не может. Только пожимает плечами да испуганно озирается по сторонам: знал, что его ждет, и, видимо, от страха потерял дар речи.
Война убедила меня, что самые жестокие люди обычно и самые трусливые. Ефрейтор принадлежал к такому типу фашистской нечисти.
Штаб разместился в одной из немногих уцелевших изб. Печь была жарко натоплена, и мы с Кульвинским сбросили полушубки, склонились над картой.
После освобождения Истры, Солнечногорска, Клипа путь отступления противника на этом участке Западного фронта лежал через Волоколамск. Только через этот город противник мог отвести свои войска на запад. Гитлеровцы прекрасно понимали оперативное значение старинного русского города и, как сообщала разведка, превратили его в крупный узел сопротивления. Тот, кто бывал в Волоколамске, помнит, что город расположен на холмах и господствует над окружающей местностью. Гитлеровское командование изо всех сил пыталось удержать Волоколамск и прилегающий к нему район, надеясь перезимовать здесь и собрать силы для летнего наступления.
Часов в девять вечера, когда мы с Кульвинским и начальником оперативного отделения Никитиным изучали донесения, поступившие из частей, дверь избы распахнулась, впустив облако морозного пара. Связные, толпившиеся у входа, расступились, и ко мне подошел командир из штаба армии. В пакете, который он вручил, был приказ, гласивший, что оперативной группе Катукова во взаимодействии с соединениями 20-й армии в самое ближайшее время необходимо овладеть Волоколамском.
На словах командир добавил, что есть распоряжение Верховного Главнокомандующего доложить ему, какие части первыми войдут в город.
— Да, — задумчиво проговорил Кульвинский, — немного времени отпущено нам на подготовку штурма.
— Надо еще учесть, — сказал я, — что противник может использовать опорные пункты, укрепления, возведенные нами, когда мы обороняли Москву.
— Думаю, что застрять им здесь не дадим, — усмехаясь, сказал Никитин.
Немедленно приступили к разработке боевого приказа. От Волоколамска нас отделяло теперь только 38 километров, Мы вышли в тот район, откуда еще месяц назад отступали с тяжелыми боями. Знакомые названия деревень: Скирманово, Чисмена, Язвище, Матренино, Горюны, где А. Бурда бился с превосходящими танковыми силами врага, Дубосеково, где стояли насмерть 28 панфиловцев. Но тогда мы отходили по 5–6 километров в сутки, а сейчас продвигаемся вперед в три раза быстрее.
На следующий день начались бои на подступах к Волоколамску. Отступая, фашисты изо всех сил пытались задержать наше продвижение, чтобы дать возможность отойти своим главным силам. Особенно ожесточенные бои разгорелись в районе деревень Сычево, Покровское, Гряды, Чисмена.
В тот же день танковая рота старшего лейтенанта Д. Ф. Лавриненко действовала в передовом отряде подвижной группы в районе Гряды — Чисмена. Роте было придано отделение саперов, которые расчищали от мин маршруты движения танков. В деревню Гряды наши танкисты нагрянули на рассвете, застигнув гитлеровцев врасплох. Они выбегали из изб кто в чем и попадали под огонь пулеметов и пушек наших боевых машин.
Успех, как известно, всегда будоражит кровь, и Дмитрий Лавриненко решает, не дожидаясь подхода главных сил оперативной группы, атаковать гитлеровцев, засевших в селе Покровское.
Но тут произошло непредвиденное. Фашисты подтянули к шоссе десять танков с пехотным десантом и противотанковыми орудиями. Продвигаясь к деревне Горюны, вражеская танковая группа стала заходить в тыл нашему передовому отряду. Однако Дмитрий Лавриненко вовремя разгадал, какую ловушку готовят ему гитлеровцы, и немедля повернул свои танки им навстречу.
Как раз в этот момент к Горюнам подошли и главные силы нашей подвижной группы. В итоге немцы сами попали в клещи.
Разгром им был учинен полный. Отличился в бою опять же Д. Ф. Лавриненко. Он уничтожил тяжелый вражеский танк, два противотанковых орудия и до полусотни фашистских солдат. Спасая свою шкуру, немецкие танкисты и пехотинцы, те, кто уцелел в короткой схватке, побросали машины, оружие и бежали.
Потерпев неудачу, гитлеровцы обрушили на Горюны шквальный огонь тяжелых минометов. Осколком вражеской мины был сражен Дмитрий Федорович Лавриненко.
А случилось это так. Командир 17-й танковой бригады полковник Н. А. Чернояров, входивший в состав вашей подвижной группы, вызвал к себе старшего лейтенанта Лавриненко для уточнения обстановки и увязки дальнейших действий. Дмитрий Федорович, находясь в это время на окраине деревни Горюны, изучал расположение огневых точек врага на следующем рубеже.