Глава 14 1905. Царь горы

Глава 14

1905. Царь горы

1905 год начался и кончился бойней. Это был год революции, в которой молодой Сталин впервые командовал вооруженными людьми, попробовал вкус власти и обратился к террору и бандитизму. 6 февраля, когда он был в Баку, несколько армян застрелили в центре города татарина. Азербайджанские турки, которых часто называли татарами, ответили огнем. Все это стало широко известно. Власти, давно ненавидевшие армян за их богатство и преуспеяние, не препятствовали тому, что в город хлынули толпы азербайджанцев-мусульман.

Пять долгих дней группы азербайджанцев убивали всех армян, каких могли найти, – убивали с ожесточенной ненавистью, причинами которой были религиозное напряжение, зависть к экономическим успехам и близкое соседство. По всей империи вспыхивали антисемитские погромы, а в Баку свирепствовал хаос этнической резни, поджогов, изнасилований; в людей всаживали пули и перерезали им глотки. Губернатор князь Накашидзе и его начальник полиции не вмешивались. Казаки выдавали православных армян азербайджанцам, которых вооружала полиция. Одного армянского нефтяного магната осадили в собственном дворце – он отстреливался от азербайджанцев из винтовки “винчестер”, пока не кончились патроны; тогда его растерзали в клочья. В конце концов армяне, которые были богаче и лучше вооружены, дали отпор и начали убивать азербайджанцев.

“Они даже не знают, за что убивают друг друга”, – говорил губернатор. “Тысячи погибших лежат на улице, заполонили христианские и мусульманские кладбища, – писал очевидец бакинской резни. – Мы задыхались от трупного смрада. Повсюду женщины с безумными глазами искали своих детей, а мужчины ворочали горы разлагающейся плоти”. Погибло по меньшей мере 2000 человек.

Сталин был там и видел эти адские, апокалипсические картины. Он организовал в Баку небольшую большевистскую боевую дружину. Он собрал своих бойцов, в основном мусульман, и приказал им по возможности растаскивать армян и азербайджанцев. В то же время дружине поручалось при любой возможности воровать типографское оборудование и добывать деньги для партии путем рэкета. Сталин, по словам его первого биографа Эссад-бея[75], выросшего в Баку, “представился главе [армянской] семьи и мрачно доложил, что вскоре его семья погибнет от кинжалов мусульман”, но “после взноса в пользу большевиков Сталин переправил армянских коммерсантов за город”¹.

После этого Сосо поспешил вернуться в Тифлис, где вот-вот могла начаться этническая резня между православными (грузинами и армянами) и мусульманами. Город был парализован забастовками; полиция арестовывала революционеров, а казаки нападали на демонстрантов на Головинском проспекте.

Сталин помог организовать демонстрацию примирения, чтобы предотвратить бойню, и написал прочувствованное воззвание, которое отпечатал и распространил Камо. В нем говорилось, что царское правительство устраивает “погромы евреев, армян”, чтобы “кровью и трупами… укрепить свой презренный трон” – “невинной кровью честных… граждан”, “стонами умирающих… армян и татар”.

Сталин стал во главе демонстрации 13 февраля – чтобы побороться с “дьяволом, сеющим рознь между нами”. Он с гордостью сообщает, что в толпе было распространено 3000 его прокламаций и что “знаменосец, поднятый на руки демонстрантами, произносит ярко-политическую речь” – это, без сомнения, он сам². Но неприязнь между большевиками и меньшевиками теперь стала смертельно опасной.

Аристократ Жордания, лидер меньшевиков, вернулся из ссылки. Его большой авторитет и тонкая прокрестьянская политика завоевали доверие грузин, которые поголовно приняли меньшевизм. Исидор Рамишвили, в Батуме нашептывавший о подозрительном побеге Сталина, здесь, в Тифлисском комитете, открыто объявил его агентом правительства, хотя, судя по всему, не имел никаких доказательств. С одобрения Жордании меньшевики, а затем большевики избрали собственные комитеты³.

В апреле Сталин отправился на запад, где вооруженные банды и избранные комитеты контролировали правительство и правосудие, несмотря на то что некоторые крестьяне думали, что Комитет – имя нового царя. В “отдельной республике, куда не могла войти полиция” поджоги и убийства стали обычным делом. Сталин лихорадочно писал статьи и на митингах в Батуме и Кутаисе выступал против меньшевиков. Однажды во время таких дебатов выступление Кобы было особенно запоминающимся – заседание началось в десять вечера и закончилось к рассвету. После чего его, одетого в черное и серое (усы и бороду он сбрил для маскировки), увели в лес, где он прятался до темноты.

Главным врагом Сталина среди меньшевиков был харизматический смутьян Ной Рамишвили, “25 лет, высокий, худой, с улыбкой во взоре и энергическим голосом”. Харитон Шавишвили, меньшевик[76], видел схватку противников, подобную поединку мифических атлетов. Сначала прибыл Рамишвили, за ним “знаменитый Сосо, товарищ Коба, ниже, чем Рамишвили, но такой же худой. Взгляд у него был спокойнее, глубже, а лицо грубее – возможно, из-за оспин. Его поведение, манеры были чисто грузинскими, но в нем было и нечто глубоко оригинальное, что сложно уловить, – одновременно львиное и кошачье. Не таилось ли нечто необыкновенное под его заурядной внешностью?” На Шавишвили произвело впечатление и красноречие – вернее, его отсутствие: “Он не был оратором”, скорее, “мастером притворства”. Он говорил “с легкой улыбкой, неподвижным взглядом… кратко, ясно и очень убедительно”. Даже когда “знаменитый Сосо” уступал меньшевикам в споре (а такое случалось часто), “рабочие целовали его со слезами на глазах”⁴.

Но евреям-меньшевикам, которые злились на этого выскочку и завидовали ему, удавалось пробить ледяное спокойствие Сосо. После одних дебатов он набросился на меньшевиков: “Ленин возмущен, что Бог послал ему таких товарищей, как меньшевики. В самом деле, что это за народ! Мартов, Дан, Аксельрод – жиды обрезанные. <…> Ни на борьбу с ними не пойдешь, ни на пиру не повеселишься”⁵.

Когда Сталин был в Кутаисе, к нему обратились горняки из Чиатур[77]. Этот город шахтеров был единственным настоящим оплотом большевизма в Грузии. Сталин стремился удержать его и стал часто бывать там. Чиатуры, стоящие под низкими облаками на горах со снежными вершинами и обрывистыми утесами, быстро развивались: крупнейшая марганцевая шахта в России поставляла около 60 % мирового марганца. 3700 шахтеров жили посреди груд руды – пейзаж напоминал лунный; задыхаясь от пыли, они горбатились в забое по восемнадцать часов в день за жалкие гроши. У них не было бань, не было даже домов – они спали в шахтах. “Животные жили лучше, чем чиатурские горняки”, – писал Котэ Цинцадзе, наемный убийца, впоследствии незаменимый в сталинских ограблениях банков⁶.

Жарким летним днем 2000 шахтеров, черные от пыли, как негры из менестрель-шоу[78], слушали сначала меньшевиков, потом Сталина. Шавишвили рассказывал, как Сосо, “прирожденный тактик”, позволил меньшевикам говорить первыми – слушатели быстро заскучали. Когда настала его очередь, он сказал, что не хочет утомлять собравшихся и выступать отказывается. “Тогда рабочие упросили его говорить”, и он выступал всего пятнадцать минут “с ошеломляющей простотой”. Сталин “сохранял поразительное хладнокровие… говорил, словно вел живую, спокойную беседу… казалось, ничего не видел, но все замечал”. Он победил в дебатах. Его простая речь потеснила цветистую риторику других ораторов, которым рабочие не доверяли. Сталин сам понимал, в чем его сила, – он сказал Шавишвили, что выступавший меньшевик был “прекрасным оратором, но большая пушка не нужна, когда нужно стрелять на малое расстояние”.

Сталин стал хозяином Чиатур – по словам Шавишвили, город превратился в “бастион большевизма”. Сосо “имел там большое влияние: вокруг него толпились люди вдвое старше, вдвое образованнее, но он окружил себя таким восхищением и любовью, что это позволило ему ввести в своем войске железную дисциплину”. Его называли “знаменитый Сосо” и “старшина Коба”. Он устроил в городе типографию с помощью хорошенькой студентки Пации Голдавы – той, что в 1907 году при ограблении Тифлисского банка будет вооружена револьвером⁷.

Знаменитый Сосо лучше всех в Грузии организовывал вооруженное сопротивление, основывал красные дружины, вооружал их и командовал ими – это были полупартизаны, полутеррористы. “Необходимо обратить… серьезное внимание на создание всевозможных боевых дружин”, – писал Сталин. Он был прекрасным организатором бойцов и террористов – но этот опыт не только привил ему вкус к военному командованию, но и создал у него ошибочное впечталение, будто у него к этому талант.

Вооружались даже меньшевики: они поручили сопернику Сталина Рамишвили организовать свою Военно-техническую комиссию и заводы по производству бомб. К середине 1905 года эти отряды хозяйничали на улицах городов и сел Грузии – между казачьими набегами. Иногда Сталин и большевики сотрудничали с меньшевиками, иногда нет.

В Чиатурах Сталин вооружил шахтеров и местных бандитов, а командиром поставил Вано Киасашвили. “Приезжал товарищ Сосо, давал нам указания – мы основали красную дружину”, – писал Киасашвили; он тренировал партизан, крал винтовки и прятал на холмах оружие. На чиатурском вокзале Шавишвили видел, как Сталин отдает приказы другому начальнику дружины – Цинцадзе. Этот лихой рыжеволосый головорез увел в разбойницы нескольких студенток, почти все они были в него влюблены. Бандиты Цинцадзе и Сталина разоружали русских солдат, устраивали засады ненавистным казакам, грабили банки и убивали шпиков и жандармов – “пока почти вся область не перешла в наши руки”. Цинцадзе с гордостью писал, что Чиатуры “превратились в нечто вроде тренировочного военного лагеря”⁸.

Сосо постоянно наезжал в Чиатуры, чтобы следить за своей партизанской войной. Как ни странно, когда он был в городе, его укрывали и защищали аристократы, марганцевые короли. Сначала он жил в поместье Бартоломе Кекелидзе, затем его приютил еще более знатный князь Иван Абашидзе, товарищ председателя[79] Совета съезда марганцепромышленников, родственник князей Шеваршидзе, Амилахвари и князя Давида – Черного Пятна, инспектора семинарии. (Кроме того, князь Абашидзе – прадед нынешнего президента Грузии Михаила Саакашвили.) Почему же так происходило?

Всех революционеров хотя бы отчасти финансировали крупные предприниматели и средний класс – многих царский режим отчуждал и уж во всяком случае не допускал к влиянию. В самой России плутократы, например текстильный магнат Савва Морозов, были крупнейшими спонсорами большевиков, а среди адвокатов, управляющих и счетоводов “считалось признаком хорошего тона… давать деньги на революционные партии”. Для Грузии это было особенно верно.

Но дело не только в гостеприимстве и филантропии. Сталин наверняка обучился у своих знакомых преступников, а также на опыте Баку и Батума доходному ремеслу рэкета, вымогательства под предлогом защиты. Теперь он предлагал безопасность в обмен на деньги. Если магнаты не платили, то их шахты могли взлететь на воздух, управляющим грозило убийство; если же платили, Сталин защищал их.

В неопубликованных воспоминаниях двое его бойцов пишут, что Сталин соблюдал условия договора – то есть он и впрямь был готов идти на сделку с дьяволом. Когда магнатов грабили, по сообщению Г. Вашадзе, “розыск “злоумышленников” был организован не местным населением, а И. В. Сталиным”. “На управляющего немецкой фирмой… напали какие-то грабители и отняли у него 11 тысяч рублей, – рассказывает Н. Рухадзе. – Товарищ Сталин поручил нам… найти и деньги, и грабителей. Так и случилось”.

Неудивительно, что магнаты предпочитали, чтобы Сталин был на их стороне: в Чиатурах то и дело совершались убийства. “Капиталисты так боялись, – писал Цинцадзе, – что не составляло труда уговорить их раскошелиться”. Что касается полицейских и шпиков, “чиатурская организация решила покончить с ними”. Их истребляли по одному. Бандиты Сталина ходили по холмам с ружьями, его газеты печатали его статьи, на митингах он произносил на удивление действенные речи – Сталин сделался царем горы. “Тов. Коба… и Саша [Цулукидзе] были нашей тяжелой артиллерией”, – писал молодой большевик-адвокат, богач Барон Бибинейшвили. Но на остальном Кавказе верх одерживали меньшевики⁹.

“Пришлось все время разъезжать по Кавказу, выступать в дискуссиях, ободрять товарищей… – писал Сосо Ленину за границу. – Поход был повсеместный со стороны меньшевиков, и надо было дать отпор. Людей у нас почти не было (и теперь очень мало, в 2–3 раза меньше, чем у меньшевиков)… Тифлис почти целиком в руках меньшевиков. Половина Баку и Батума тоже… Другая половина Баку, часть Тифлиса… весь Кутаисский район с Чиатурами (марганцепромышленный район, 9000–10 000 рабочих… у большинства. Гурия в руках примиренцев, которые решили перейти к меньшевикам”¹⁰.

Сталин, писал один из его врагов-меньшевиков, “вел очень энергичную работу, ездил по Гурии, Имеретии, Чиатурам, Баку, Тбилиси, перебрасывался с одного конца в другой. Но вся его работа была почти исключительно фракционной… Он всюду бешено нападал на меньшевиков, старался втоптать их в грязь”. Сталин с ожесточением боролся с меньшевиками. “Против них все средства хороши”, – говорил он[80]¹¹.

5 мая 1905 года новый – либеральный – наместник вышел из поезда на перрон тифлисского вокзала. Его встречали “маршевые оркестры, шляпы с плюмажем, золотые эполеты и высокопарные речи”. 68-летний граф Илларион Воронцов-Дашков был “коннозаводчиком, вкладывал средства в нефть, был потомком великих аристократических фамилий”; он был женат на графине Шуваловой, внучке князя Воронцова; среди ее предков – одна из знаменитых племянниц любовника Екатерины Великой, князя Потемкина. Друг императорской семьи, бывший министр императорского двора, он был человеком широких взглядов, честным; одним из его первых решений было доверить руководство Гурией либералу. Но граф Воронцов-Дашков опоздал и вел себя непоследовательно.

В кошмарном Мукденском сражении в Маньчжурии царская армия потеряла десятки тысяч солдат, но не смогла разбить японцев. 27 мая российский Балтийский флот после донкихотского кругосветного плавания (за это время удалось потопить только английское рыболовецкое судно в Северном море) был бесславно разгромлен Японией в Цусимском сражении. Сам вице-адмирал попал в плен. Эти катастрофы потрясли империю. Евреев убивали в погромах. 14 июня взбунтовалась команда броненосца “Князь Потемкин-Таврический”, образцового корабля Черноморского флота.

Спустя несколько дней после прибытия граф Воронцов-Дашков ощутил, что лишен всякой власти: в Тифлисе орудовали вооруженные банды, в железнодорожном депо произошел теракт, в Баку началась новая резня. Графу было нелегко согласовать свои либеральные побуждения с жестокой реальностью. Его генералы и казаки проводили кровавые облавы на тифлисских радикалов. Вскоре графу пришлось иметь дело с настоящими военными действиями, необузданным террором и непрерывными стачками. Как пишет один историк, “в 1905-м бастовали все, от гадалок до проституток”¹².

9 июня Саша Цулукидзе, любимый Сталиным Красный Князь, скончался от туберкулеза. На похороны в Кутаисе пришло 50 000 человек – они шли за открытым гробом до города Хони и пели “Марсельезу”. Сталин был в розыске, но все равно появился на похоронах и произнес страстную речь – один из слушателей помнил ее и через тридцать лет[81].

Знаменитый Сосо в то время жил в сумасшедшем темпе: то ездил на восток в Тифлис, то на запад в Батум, а оттуда в Кутаис, где командовал боевыми дружинами. “Террористическая деятельность… приняла гигантские размеры”, – писал Бибинейшвили, сам террорист-большевик. Казалось, что каждый молодой революционер возился со взрывчаткой, воровал оружие и грабил банки. “Почти ежедневно происходили нападения и убийства на политической почве представителей старого режима”. Землевладельцев, жандармов, чиновников, казаков, шпионов и предателей убивали при свете дня. В Тифлисе бывший генерал-губернатор Голицын выжил во время покушения армянских дашнаков только благодаря кольчуге. Как докладывал наместник императору, с февраля 1905-го по май 1906-го было убито 136 чиновников и ранено семьдесят два. По всей империи были убиты или ранены 3600 чиновников – официальная статистика, возможно, сильно занижена. Губернатора Баку князя Накашидзе убили дашнаки, его начальника полиции – большевистский наемник.

“Партии соревновались между собой, мерились террористическими выходками”, – объяснял горийский друг Сталина Давришеви. В Кутаисе Сосо приказал своей дружине раздобыть оружие в кутаисском арсенале. Бойцы арендовали дом рядом с арсеналом и сделали подкоп, но тоннель обвалился.

После Кровавого воскресенья и нескольких побоищ в Тифлисе казаков особенно ненавидели. Сталин велел Камо и его террористам нападать на них. С 22 по 25 июня в царских всадников пять раз бросали бомбы.

Пожилой наместник сидел в белом дворце в Тифлисе и видел, что его благородные мечты обращены в прах. Он был на грани нервного припадка. А внизу, в гуще революционного хаоса, Сталин переживал истинный расцвет – неустанная борьба придавала ему сил. Во времена беззакония всегда выпадает раздолье неграмотным разбойникам и головорезам вроде Камо. Но Сталин был не похож на них: он спорил, писал статьи и занимался организацией с таким же умением, с каким планировал убийства и грабежи. У него был дар к командованию, принуждению и устроению беспорядков. Наместник ввел военное положение и передал власть генералам¹³.

В те дни один молодой священник пошел на базар в деревне Цева – между Чиатурами и железнодорожной станцией в Джируале. Там с ним поздоровался незнакомец. “Я Коба из Гори, – произнес он. – Я пришел не за покупками. У меня к вам дело”. Отведя отца Касьяна Гачечиладзе в сторону, Сталин сказал, что ему известно: священник держит нескольких ослов. Он спросил, как перебраться через холмы в Чиатуры: “Никто не знает местность лучше вас”[82].

Священник понял, что зловещий незнакомец много знает о нем и его молодой семье. Он также заметил, что на выходе с базара стоит боевик из местной красной дружины; на его счету была смерть полицейских. “Полиции в Цеве не было – всем заправляла красная дружина”. “Коба из Гори”, конечно, был ее командиром. Он любезно спросил у священника разрешения взять на время ослов и предложил ему неплохие деньги – пятьдесят рублей – за то, что тот устроит переправу через холмы. Услышав о деньгах, священник немного успокоился.

Сталин настоял на том, чтобы угостить священника в духане.

“Вас заранее известят, когда я появлюсь, – пообещал он перед уходом. – Отче, не опаздывайте: я хочу успеть туда и обратно за день. Мы оба молодые люди”.

Вскоре священник получил сообщение. Сталин вернулся с двумя подручными, которые помогли ему нагрузить ослов мешками, в которых лежали деньги, типографские шрифты и, возможно, оружие. Сталин знал, что поезда, идущие в Чиатуры, могут обыскивать, и решил, что так будет надежнее добраться до “бастиона большевизма”.

По дороге священник и бывший семинарист, оказавшиеся ровесниками, завели разговор. Иногда они останавливались под деревом, и Сталин дремал, положив голову священнику на колени. Когда он стал диктатором, отец Гачечиладзе жалел, что не убил своего попутчика. Но в то время “он произвел на всех впечатление. Мне он даже понравился: вел себя сдержанно, серьезно, пристойно. Он даже читал мне стихи” – стихи были собственного сочинения. Сталин все еще с гордостью считал себя поэтом.

“Некоторые мои стихи даже напечатали в газетах”, – похвалился Сталин. О политике он говорил мало, уверял, что “полиция преследует меня, потому что один мой друг в Чиатурах подрался из-за девушки и я, защищая его, перестарался”. В доказательство он показал священнику травмированную руку (еще одна версия). Перед едой Сталин читал молитву. “Видите, еще не забыл!” – смеялся он. По дороге он пел: “Музыка так облегчает душу!”

Какой-то крестьянин пригласил священника и революционера отобедать. Захмелевший Сталин пел “таким мягким, бархатным голосом”, что крестьяне захотели “выдать за него свою дочь”.

Гачечиладзе сказал ему:

– Из вас вышел бы прекрасный священник.

– Я, сын сапожника, состязался с детьми благородных и был лучше их всех! – ответил Сталин.

Добравшись до Чиатур, Сталин скрылся с мешками на базаре; когда он вернулся, мешки были пустыми. “Теперь я могу подложить их под голову в поезде”, – произнес он.

Так проходила тайная жизнь Сталина революционным летом 1905 года. Вооруженный главарь дружины водил через солнечные холмы в Чиатуру вьючный скот, груженный мешками с контрабандным оружием и награбленными деньгами¹⁴.

В Тифлисе казаки и террористы сражались за улицы. Каждый день в Городском совете на Эриванской площади собирались тысячи человек. Они предлагали все более радикальные меры. 29 августа здесь собрались студенты – они хотели обсудить компромиссное предложение Николая II о созыве Государственной думы, которую называли “булыгинской” – по имени министра внутренних дел Булыгина. Это собрание разогнали казаки – они ворвались в зал и открыли стрельбу. Было убито шестьдесят студентов, 200 – ранено.

Сталин бросился в Тифлис. Он встретился со своим подельником Шаумяном и стал готовиться к ответу – как словом, так и динамитом. Он написал текст листовки, помчался в Чиатуры и вернулся оттуда вовремя, чтобы руководить грандиозным возмездием, намеченным на 25 сентября. “Когда Сталин вернулся, – вспоминает Давришеви, – был подан сигнал: на вершине Святой горы зажегся красный фонарь. Около восьми вечера бандиты открыли огонь у казарм… Казаки галопом выехали наружу, и тут в убийц детей полетели гранаты”. Девять террористов Сталина одновременно атаковали казаков.

Боевики и агитаторы большевиков и меньшевиков уже работали на улицах вместе. 13 октября Сталин и большевики встретились с меньшевиками и договорились об общих политических и террористических действиях, чтобы удвоить нажим на самодержавие – казалось, оно на краю гибели. По всей империи рабочие и солдаты избирали советы – самый известный появился в Петербурге. Крестьяне бушевали в деревнях, а 6 октября забастовка на железнодорожной ветке Москва – Казань вылилась в остановку железных дорог по всей стране. Казалось, царизму конец.

“[Буря] не сегодня завтра разразится над Россией и могучим очистительным потоком снесет все обветшалое, прогнившее”, – писал Сосо.

В Санкт-Петербурге даже Николай II, обладавший не б?льшим политическим чутьем, чем камень, вынужден был понять, что вот-вот потеряет свое царство. Он был готов заключить мир с японцами, но политические уступки противоречили его глубочайшему убеждению в священности самодержавия. Он завидовал своим самым способным министрам и ненавидел их, но его мать и дядья заставили его посоветоваться с умнейшим экс-министром финансов – Сергеем Витте. Тот отправлялся заключать мир с Японией в Портсмут, штат Нью-Гемпшир, под эгидой президента США Тедди Рузвельта. Перед этим Витте настоятельно советовал царю (которого презирал) даровать народу конституцию. Николай II поколебался, затем предложил своему дяде, высокому, статному военному, – великому князю Николаю Николаевичу – стать диктатором.

Пока романовское самодержавие трещало по швам, Сталин во главе банды сеял смерть в тифлисских подворотнях. У нас есть возможность увидеть, как это происходило¹⁵.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.