Глава XI

Глава XI

«ЛОЖНАЯ ИНДУСТРИЯ»

В декабрьские дни 1835 года внимание Фурье привлек собравшийся в Париже конгресс историков. Правая пресса была полна резких нападок по поводу выступления фурьеристов на заседаниях конгресса. Да и как могло быть иначе, если они обрушились на философские и исторические науки в выражениях, так напоминающих филиппики учителя. Участники конгресса с возмущением встретили эти выпады провозвестников новой «социальной науки». События этих дней бурно обсуждались в комнатке метра. Он был доволен — спор на конгрессе стал как бы продолжением его выступлений против всех существующих и существовавших философских систем.

В этом году особенно много пришлось ему уделить внимания полемике с сенсимонистами. Она нашла отражение в только что вышедшей новой книге Фурье «Ложная индустрия».

В «Ложной индустрии» автор снова обрушивается на тех, кто его «социетарную теорию», его «открытие» рассматривает как часть сенсимонизма. Фурье стремится убедить своих противников в том, что не он, а сенсимонисты выступают против собственности, он же «разработал 24 меры, гарантирующие ее сохранение».

Философы всех времен, с сожалением констатирует он, боролись против властей, против духовенства, против сторонников традиционного порядка вещей. Его «социетарная теория» не угрожает ни правительству, ни собственникам, ни духовенству. Он вовсе не желает «быть причисленным к представителям сенсимонистской доктрины, противоречащей всем мечтам о гарантии собственности… всем антитеоретическим принципам наших многочисленных конструкций…».

«Ложная индустрия» стала последней работой философа, опубликованной при его жизни. Первая часть книги увидела свет в 1835 году и приобрела славу самого хаотического по структуре произведения Фурье. Автор, казалось, сделал все возможное, чтобы затруднить читателю восприятие книги.

Болезненно боясь стать жертвой плагиата, он сознательно запутывал композицию книги, пропускал целые разделы, недоговаривал фразы. Читатель оставался в недоумении и от странной нумерации страниц: сначала шел счет от 0 до 77, затем от 13 до 348, а потом непонятный скачок на страницу 433.

Фурье делает в некоторых листах сознательные повторы, помещая один за другим одни и те же абзацы. Это, полагает он, необходимо для лучшего усвоения, ибо его новую для человечества теорию нельзя усвоить с первого раза. Бессистемное нагромождение проблем оставляет впечатление, что автор боится что-то забыть из громадного круга идей, выдвинутых им в разные годы.

Новых проблем его «социетарной теории» в «Ложной индустрии» мы фактически не находим. Все изложенное, причем в более читаемой форме, уже было в предыдущих произведениях. Здесь снова представлены и критика строя Цивилизации, и анализ «ложной индустрии», и план организации общества строя Гармонии…

В «Ложной индустрии» снова — и в который уже раз! — обращаясь к теме «кандидата», Фурье заявляет, что первым кандидатом Франции следует считать Луи-Филиппа. Только созданием ассоциации можно спасти короля от учащающихся покушений на его жизнь и прекратить в стране заговоры.

В течение 1835–1836 годов Фурье настойчиво домогается рассмотрения его проектов Луи-Филиппом: «В фельетоне-анонсе, — пишет он Мюирону 18 декабря 1835 года, — я еще больше буду настаивать на интересах короля…» И после очередного покушения на Луи-Филиппа в одной из статей утверждает ничтоже сумняшеся: «Если он хочет покончить с заговорами, то, как средство, ему нужно только мое посредничество. Я приму меры, чтобы ему это прокомментировали…»

«Завтра я напишу его старшему сыну с просьбой вручить мое письмо королю. Можно быть уверенным, что вручить письмо сыну будет проще, чем отцу…»

О трогательной, хотя и приобретавшей иногда оттенок маниакальности, вере Фурье в «кандидата» свидетельствовал знаменитый Беранже в своем отклике на первую мемуарную публикацию, посвященную покойному мыслителю.

«Я упрекну Вас за то, — писал он автору воспоминаний, — что вы не пополнили биографию чертой Фурье, которая, как мне кажется, превосходно его рисует. Это та точность, с которой в течение 10 лет он всегда приходит к себе в полдень, в час свиданий, назначенный в объявлениях богатому человеку, который смог бы доверить ему миллион для создания фаланстера. Нет ничего более трогательного, чем эта вера, такая живая и такая долговременная. О! Как бы я хотел иметь миллион, чтобы его ему вручить! Хотя его наука кажется мне неполной, а человек им самим рассматривается только с точки зрения материального порядка».

Пьер Жан Беранже, чьи блестящие сатирические стихи распевала в те времена вся Франция, несколько своих песен посвятил утопистам. Одну из них он назвал «Безумцы», парадоксально сблизив в ней Фурье с «распятым богом».

Оловянных солдатиков строем

По шнурочку равняемся мы.

Чуть из ряда выходят умы:

«Смерть безумцам!» — мы яростно воем.

Поднимаем бессмысленный рев,

Мы преследуем их, убиваем —

И потом мавзолей воздвигаем,

Человечества славу прозрев…

«Подними свою голову смело, —

Звал к народу Фурье: — разделись

На фаланги и дружно трудись

В общем круге, для общего дела.

Обновленная вся, брачный пир

Отпирует земля с небесами,

И та сила, что движет мирами,

Человечеству даст вечный мир…»

По безумным блуждая дорогам,

Наш безумец открыл Новый свет;

Нам безумцем дан братства завет,

И распятый безумец стал богом.

Если б завтра Земли нашей путь

Осветить наше Солнце забыло, —

Завтра ж целый бы мир осветила

Мысль безумца какого-нибудь.

Видимо, такое сближение отчасти было продиктовано поэту характером некоторых высказываний Фурье на религиозные темы, о которых следует сказать особо.